Турум-бурум, бурум-пум- пум
Всё, Тазинка завтра отбывает в 10.30 утра в город Лё Тэш, в орнитологический парк! Одна! Калапундр решил всё же дрыхнуть. Ээээх, иногда даже завидую людям, которые дома могут отдохнуть от сложной недели. Таранзон не может. У Таранзона постоянное ощущение, что надо жить по максимуму, что он может чего-то недоувидеть, недоузнать, недоуслышать, недодышать. Что надо бежать, смотреть в оба, радоваться и смеяться. И бродить-ходить. А иначе выходные- не выходные, и Таранзон следующую неделю начинает уставшим до умопомрачения.
Расскажу сегодня ту мистическую историю, о которой вчера упомянула. Она мистическая, но вовсе даже и не страшная :)
А начну, как учили в школьных сочинениях, с пролога. И будет потом много букв, но читать их необязательно, неа- я же пишу здесь даже больше для себя, чем для кого. А если случается так, что кому-то интересно читать, так Таранзон только рад.
- Я мыл палубу, и вдруг один матрос говорит мне:
"Вот и пришли!"
Я поднял глаза, увидал очертания острова и мигом понял - это то самое место,
которое я искал всю жизнь. Когда мы подошли ближе, мне показалось, что я
узнаю его. Мне и теперь случается видеть уголки, как будто давно знакомые.
Я готов голову дать на отсечение, что когда-то уже жил здесь.
Моэм «Луна и грош»
Наверное, многим людям снятся многосерийные сны. У Таранзона таких было 3. До совсем недавних пор Таранзон довольно-таки регулярно летал в одно место на природу. Летал он туда раз месяца в три, но знал место это точно и иногда решал прямо во сне: а не слетать ли мне туда, не отдохнуть ли там. Сказано- сделано, Таранзон улетал туда. И со временем место то менялось немного, но каждый раз это было оно.
Был ещё сон у Таранзона после папиной смерти. Таранзон был тогда ещё мелким 15летним подростком и папиной дочей. И так Таранзона выбила папина смерть, что, видимо, Таранзоновы мозги решили дать ему возможность с папой прощаться потихоньку и принять таким образом его уход. И был тогда сон, который появился и длился лет 10 ещё после папиной смерти. В нём Таз знал уже, что папа умирает, что ему врачи продлевают жизнь, вживив специальный аппарат. И каждый раз, когда Таз приходил в этот сон, он мог наслаждаться общением с папой, заведомо зная, что любить его осталось уже немного. То есть, этот сон тоже постоянно эволюционировал, Таз точно знал, на сколько ещё лет/месяцев этого аппарата хватит, видел, как папа начал уставать, но это было медленно, а главное- Таз знал, что произойдёт и мог подготовиться. Когда папа умер в Таранзонином сне, Таранзон бился ночью в истерике и рыдал так, что вся подушка была мокрая. А потом Таранзон ожил и успокоился, в реальной жизни.
И ещё был самый длинный сон. Начал он мне сниться, когда мне было лет 8. Сначала очень часто, а потом всё реже и реже, но всё же довольно регулярно, Таранзон гулял во сне по одной и той же улочке. И улочка менялась со временем, какие-то магазины на ней закрывались, другие открывались. И каждый раз, когда Таранзон приходил в тот сон, он точно знал, где какой магазин, где там что. Со временем улочка стала пешеходной. В общем, улочка жила во сне жизнью, которой живут улочки городов и городишек. Это была непонятная улочка, непонятно, в какой стране, непонятно, в каком городе, но точно, что не в Минске. С возрастом Таранзон стал бывать на ней всего раза 3 в год. Но каждый раз он её знал, с интересом рассматривал, что же изменилось на ней за время отсутствия, знал, что есть на улочке вкусная булочная, знал все закуточки этой улочки. Взрослея, Таранзон всё чаще удивлялся сну. Странно мне было- ну что за улочка? Ну как так может быть, чтобы сон был таким стабильным.
Это была прелюдия, ага.
А «людия»- вот она.
В 2004 году Таранзон стал стипендиатом французского правительства и надо было ему решать, в какой французский город ехать для своих научных изысканий, на 2.5 месяца. Выбрал Таранзон Бордо- город, в котором раньше он никогда не был. Выбрал потому что Париж Таранзон не любит, да и Бордо дешевле, можно будет прожить на выделенную стипендию. А ещё , и это было всё же самым главном моментом в выборе- в Бордо живёт Таранзонин друг, дядя 60 лет, которого Таранзон в то время очень сильно любил и который заменял Таранзону папу.
Приехал Таз в Бордо... Исканиями научными заниматься ему не хотелось, а хотелось проникнуться любимой страной до мозга костей. И пошёл Таранзон сразу изведывать город. С Жан-Жаком обычно мы встречались в полдень, на обеде, а всё оставшееся время Таранзон был предоставлен сам себе и наслаждался Францией. В первый же день Таранзон исходил добрую половину города, начав с его пешеходной улицы (кстати, самой длинной в Европе)- улицы Святой Катерины. Так прошло ещё несколько дней, в бродяжничестве.
И вот однажды, дней через 10 после приезда, Таранзону снова приснился тот сон, с улочкой, где всё было знакомо. И такой интенсивности был этот сон, что Таранзон проснулся в 5 утра и не мог заснуть- что-то его волновало. Снова Таранзон задумался о сне и улочке, валялся в темноте и вспоминал её. И вдруг... у Таранзона аж ладошки вспотели... «Вот же ж блин!»- подумал и даже вскрикнул в темноте Таранзон, подорвался с кровати и начал нервно бегать по комнате- «Это же улица Катерины!!!» Трясти меня тогда стало так, что ого-го. И вроде я была уверена в том, что это ОНА, та самая улица, которая снится мне с 8 лет. Но было это так непонятно и даже страшно, что я очень сомневалась. Да и на Катерине я на тот момент была всего один раз. Едва себя удержала от того, чтобы не побежать на улицу, смотреть. Но ночь, 5 утра... куда бежать... Дождалась 9 утра, бросилась звонить Жан-Жаку. И, ничего не объяснив: «Жан-Жак!!! На улице Св. Катерины есть огромные часы???» «Ага»,- отвечал мне работающий ЖЖ. Таранзон начал плакать от эмоций и страха: «И иудеи там в талитах иногда собираются!!!» - уже не вопрошал, но утверждал Таранзон. ЖЖ, ничего не понимающий и начинающий нервничать: «Танюша, я не знаю, кто там собирается, но вполне может быть: там есть синагога». Всхлипывая и заикаясь: «И попугай в клетке где-то вверху справа недавно появился...»
- ну, про попугая уж я точно не знаю...
Бросился Таз на улицу ту. И шёл он, и знал: вот сейчас, через метров 20, слева будет коричневая витрина, а в ней- шляпы. Делал Таранзон 20 метров, смотрел влево и видел коричневую витрину, а в ней- шляпы. Увидел Таранзон и свою булочную. И часы большие. И синагогу. Шёл так Таранзон, шёл, тошнило его от страха, удивления и всей непонятности. И вдруг Таранзон почуял, что надо поднять глаза. И увидел он, что на крючке у окошка на втором этаже, на стене дома висит клетка. С попугаем.
Такая вот история. А Жан-Жак мне не поверил. Пока я не начала ему рассказывать, какая раньше была там дорога, в какую сторону ездили машины, в какое примерно время улица стала пешеходной, как её заново асфальтировали и укладывали красивую плитку, примерно в какие годы это было. Тогда он поверил, ага. Потому что он всё это сам видел. Поверил, только не понял и попросил больше об этом не говорить потому что ему стало не по себе.
Вот и думай теперь, что же это такое, как такое могло быть.
Ах, да. С тех пор, как я улочку опознала и нашла, она мне больше уже не снится. Никогда.
Ну что, время эпилога. Красивым я нашла этот текст Моэма, но не надо в нём искать задние мысли и скрытый смысл: ничего я им сказать не хочу, просто красив он, нет?
Мне думается, что есть люди, которые
родились не там, где им следовало родиться. Случайность забросила их
в тот или иной край, но они всю жизнь мучаются тоской по неведомой
отчизне. Они чужие в родных местах, и тенистые аллеи, знакомые
им с детства, равно как и людные улицы, на которых они играли,
остаются для них лишь станцией на пути. Чужаками живут
они среди родичей; чужаками остаются в родных краях. Может быть, эта
отчужденность и толкает их вдаль, на поиски чего-то постоянного, чего-то,
что сможет привязать их к себе. Может быть, какой-то глубоко скрытый
атавизм гонит этих вечных странников в края, оставленные их предками
давно-давно, в доисторические времена. Случается, что человек вдруг
ступает на ту землю, к которой он привязан таинственными узами. Вот
наконец дом, который он искал, его тянет осесть среди природы, ранее им не
виданной, среди людей, ранее не знаемых, с такой силой, точно это и есть
его отчизна. Здесь, и только здесь, он находит покой.
Моэм «Луна и грош»
Расскажу сегодня ту мистическую историю, о которой вчера упомянула. Она мистическая, но вовсе даже и не страшная :)
А начну, как учили в школьных сочинениях, с пролога. И будет потом много букв, но читать их необязательно, неа- я же пишу здесь даже больше для себя, чем для кого. А если случается так, что кому-то интересно читать, так Таранзон только рад.
- Я мыл палубу, и вдруг один матрос говорит мне:
"Вот и пришли!"
Я поднял глаза, увидал очертания острова и мигом понял - это то самое место,
которое я искал всю жизнь. Когда мы подошли ближе, мне показалось, что я
узнаю его. Мне и теперь случается видеть уголки, как будто давно знакомые.
Я готов голову дать на отсечение, что когда-то уже жил здесь.
Моэм «Луна и грош»
Наверное, многим людям снятся многосерийные сны. У Таранзона таких было 3. До совсем недавних пор Таранзон довольно-таки регулярно летал в одно место на природу. Летал он туда раз месяца в три, но знал место это точно и иногда решал прямо во сне: а не слетать ли мне туда, не отдохнуть ли там. Сказано- сделано, Таранзон улетал туда. И со временем место то менялось немного, но каждый раз это было оно.
Был ещё сон у Таранзона после папиной смерти. Таранзон был тогда ещё мелким 15летним подростком и папиной дочей. И так Таранзона выбила папина смерть, что, видимо, Таранзоновы мозги решили дать ему возможность с папой прощаться потихоньку и принять таким образом его уход. И был тогда сон, который появился и длился лет 10 ещё после папиной смерти. В нём Таз знал уже, что папа умирает, что ему врачи продлевают жизнь, вживив специальный аппарат. И каждый раз, когда Таз приходил в этот сон, он мог наслаждаться общением с папой, заведомо зная, что любить его осталось уже немного. То есть, этот сон тоже постоянно эволюционировал, Таз точно знал, на сколько ещё лет/месяцев этого аппарата хватит, видел, как папа начал уставать, но это было медленно, а главное- Таз знал, что произойдёт и мог подготовиться. Когда папа умер в Таранзонином сне, Таранзон бился ночью в истерике и рыдал так, что вся подушка была мокрая. А потом Таранзон ожил и успокоился, в реальной жизни.
И ещё был самый длинный сон. Начал он мне сниться, когда мне было лет 8. Сначала очень часто, а потом всё реже и реже, но всё же довольно регулярно, Таранзон гулял во сне по одной и той же улочке. И улочка менялась со временем, какие-то магазины на ней закрывались, другие открывались. И каждый раз, когда Таранзон приходил в тот сон, он точно знал, где какой магазин, где там что. Со временем улочка стала пешеходной. В общем, улочка жила во сне жизнью, которой живут улочки городов и городишек. Это была непонятная улочка, непонятно, в какой стране, непонятно, в каком городе, но точно, что не в Минске. С возрастом Таранзон стал бывать на ней всего раза 3 в год. Но каждый раз он её знал, с интересом рассматривал, что же изменилось на ней за время отсутствия, знал, что есть на улочке вкусная булочная, знал все закуточки этой улочки. Взрослея, Таранзон всё чаще удивлялся сну. Странно мне было- ну что за улочка? Ну как так может быть, чтобы сон был таким стабильным.
Это была прелюдия, ага.
А «людия»- вот она.
В 2004 году Таранзон стал стипендиатом французского правительства и надо было ему решать, в какой французский город ехать для своих научных изысканий, на 2.5 месяца. Выбрал Таранзон Бордо- город, в котором раньше он никогда не был. Выбрал потому что Париж Таранзон не любит, да и Бордо дешевле, можно будет прожить на выделенную стипендию. А ещё , и это было всё же самым главном моментом в выборе- в Бордо живёт Таранзонин друг, дядя 60 лет, которого Таранзон в то время очень сильно любил и который заменял Таранзону папу.
Приехал Таз в Бордо... Исканиями научными заниматься ему не хотелось, а хотелось проникнуться любимой страной до мозга костей. И пошёл Таранзон сразу изведывать город. С Жан-Жаком обычно мы встречались в полдень, на обеде, а всё оставшееся время Таранзон был предоставлен сам себе и наслаждался Францией. В первый же день Таранзон исходил добрую половину города, начав с его пешеходной улицы (кстати, самой длинной в Европе)- улицы Святой Катерины. Так прошло ещё несколько дней, в бродяжничестве.
И вот однажды, дней через 10 после приезда, Таранзону снова приснился тот сон, с улочкой, где всё было знакомо. И такой интенсивности был этот сон, что Таранзон проснулся в 5 утра и не мог заснуть- что-то его волновало. Снова Таранзон задумался о сне и улочке, валялся в темноте и вспоминал её. И вдруг... у Таранзона аж ладошки вспотели... «Вот же ж блин!»- подумал и даже вскрикнул в темноте Таранзон, подорвался с кровати и начал нервно бегать по комнате- «Это же улица Катерины!!!» Трясти меня тогда стало так, что ого-го. И вроде я была уверена в том, что это ОНА, та самая улица, которая снится мне с 8 лет. Но было это так непонятно и даже страшно, что я очень сомневалась. Да и на Катерине я на тот момент была всего один раз. Едва себя удержала от того, чтобы не побежать на улицу, смотреть. Но ночь, 5 утра... куда бежать... Дождалась 9 утра, бросилась звонить Жан-Жаку. И, ничего не объяснив: «Жан-Жак!!! На улице Св. Катерины есть огромные часы???» «Ага»,- отвечал мне работающий ЖЖ. Таранзон начал плакать от эмоций и страха: «И иудеи там в талитах иногда собираются!!!» - уже не вопрошал, но утверждал Таранзон. ЖЖ, ничего не понимающий и начинающий нервничать: «Танюша, я не знаю, кто там собирается, но вполне может быть: там есть синагога». Всхлипывая и заикаясь: «И попугай в клетке где-то вверху справа недавно появился...»
- ну, про попугая уж я точно не знаю...
Бросился Таз на улицу ту. И шёл он, и знал: вот сейчас, через метров 20, слева будет коричневая витрина, а в ней- шляпы. Делал Таранзон 20 метров, смотрел влево и видел коричневую витрину, а в ней- шляпы. Увидел Таранзон и свою булочную. И часы большие. И синагогу. Шёл так Таранзон, шёл, тошнило его от страха, удивления и всей непонятности. И вдруг Таранзон почуял, что надо поднять глаза. И увидел он, что на крючке у окошка на втором этаже, на стене дома висит клетка. С попугаем.
Такая вот история. А Жан-Жак мне не поверил. Пока я не начала ему рассказывать, какая раньше была там дорога, в какую сторону ездили машины, в какое примерно время улица стала пешеходной, как её заново асфальтировали и укладывали красивую плитку, примерно в какие годы это было. Тогда он поверил, ага. Потому что он всё это сам видел. Поверил, только не понял и попросил больше об этом не говорить потому что ему стало не по себе.
Вот и думай теперь, что же это такое, как такое могло быть.
Ах, да. С тех пор, как я улочку опознала и нашла, она мне больше уже не снится. Никогда.
Ну что, время эпилога. Красивым я нашла этот текст Моэма, но не надо в нём искать задние мысли и скрытый смысл: ничего я им сказать не хочу, просто красив он, нет?
Мне думается, что есть люди, которые
родились не там, где им следовало родиться. Случайность забросила их
в тот или иной край, но они всю жизнь мучаются тоской по неведомой
отчизне. Они чужие в родных местах, и тенистые аллеи, знакомые
им с детства, равно как и людные улицы, на которых они играли,
остаются для них лишь станцией на пути. Чужаками живут
они среди родичей; чужаками остаются в родных краях. Может быть, эта
отчужденность и толкает их вдаль, на поиски чего-то постоянного, чего-то,
что сможет привязать их к себе. Может быть, какой-то глубоко скрытый
атавизм гонит этих вечных странников в края, оставленные их предками
давно-давно, в доисторические времена. Случается, что человек вдруг
ступает на ту землю, к которой он привязан таинственными узами. Вот
наконец дом, который он искал, его тянет осесть среди природы, ранее им не
виданной, среди людей, ранее не знаемых, с такой силой, точно это и есть
его отчизна. Здесь, и только здесь, он находит покой.
Моэм «Луна и грош»