Про скромную учительницу из-под Орши Марию Машукову
Просто не смог пройти мимо. спасибо rommedahl13 за наководку. Оригинал отсюда
В позапрошлом году решением Верховной рады Украины были открыты все архивы КГБ СССР. Белорусский писатель Владислав Ахроменко, который уже полтора года системно изучает дела репрессированных в архивах СБУ, рассказал TUT.BY, как получить разрешение на работу с документами, что помогло отдельным жертвам репрессий спастись и почему спецслужбы уже после войны заинтересовались Владимиром Короткевичем. С разрешения собеседника интервью переведено с белорусского на русский язык.
Владислав Ахроменко. Фото: личный архив
Владислав Ахроменко родился в 1965 году в Гомеле. Окончил белорусскую государственную консерваторию по классу фортепиано (1989). Работал преподавателем в музыкальной школе, концертмейстером, музыкальным редактором, литературным консультантом, литературным редактором, киносценаристом и журналистом. С начала 1990-х работает по договорам как писатель и сценарист. Среди его книг - «Здані і пачвары Беларусі», «Янкі, альбо Астатні наезд на Літве», «Праўдзівая гісторыя Кацапа, Хахла і Бульбаша» (все три написаны в соавторстве с Максимом Климковичем), «Тэорыя змовы» (шорт-лист премии Ежи Гедройца), «Музы і свінні» - (лонг-лист премии Ежи Гедройца). Проза Владислава Ахроменко переведена и издается на польском, чешском, украинском и русском языках. Живет в Чернигове и Минске.
«Никаких запретов на документы, вплоть до личных дел сотрудников КГБ СССР»
Эпохой сталинских репрессий Владислав Ахроменко по-настоящему заинтересовался два года назад. Режиссер Николай Пинигин собирался ставить в Купаловском театре спектакль «Две души» по одноименному прозаическому произведению Максима Горецкого. Написать инсценировку он предложил Ахроменко и его постоянному соавтору Максиму Климковичу. Поскольку сам Горецкий был расстрелян, тема репрессий была представлена и в спектакле «Две души».
Ахроменко заинтересовался, не осталось ли сведений о Горецком в украинских архивах, и обратился в архивно-учетную службу управления Службы безопасности Украины по Чернигову и Черниговской области.
- А в это время в Украине как раз вышел закон, который рассекретил почти все документы советских спецслужб (речь о законе «О доступе к архивам репрессивных органов коммунистического тоталитарного режима 1917−1991 гг.». - Прим. TUT.BY). Меня очень доброжелательно выслушали и предложили поработать с документами. Работа в архивах спецслужб захватила невероятно. Вот уже больше года на «Радыё Рацыя» выходит моя авторская передача «На ўліку ў КДБ»), в которой я знакомлю слушателей с судьбами репрессированных белорусов.
Получить доступ к архивам бывших советских спецслужб достаточно просто.
Из «расстрельной папки по УНКВД Черниговской области», первая половина 1941 г., архивно-учетная служба УСБУ по Черниговской области, дело «ОФ-330». Фото: личный архив Владислава Ахроменко
- Первый вариант: на территории Украины был репрессирован ваш прадед или бабушка. Надо знать точные фамилию, имя, отчество, год рождения, год и место ареста. Обращаетесь в архивно-учетную службу СБУ соответствующей области. По «Закону об обращении граждан» ваше заявление рассматривается до месяца. Ответ в 100% положительный. Притом неважно, гражданин какой вы страны - Украины, Беларуси или Свазиленда. Идете в архивы и изучаете следственное дело.
Второй вариант: вы системно работаете в архивах для какого-нибудь средства массовой информации или с научными целями. Оформляете с места работы просьбу на имя начальника архивно-учетной службы УСБУ, получаете в течение месяца положительный ответ и работаете в архиве хоть год, хоть десять.
Какие документы из архива доступны посетителям? «Практически все!» - утверждает Ахроменко.
- После «архивной революции» в Украине вы можете получить доступ абсолютно ко всем документам, которые там есть, с 1917 по 1991 год. Никаких запретов на те или иные документы нет, вплоть до личных дел сотрудников бывшего КГБ СССР. Правда, часть документации КГБ по приказам руководителей советских спецслужб планомерно уничтожалась в 1944, 1953 и 1954 годах. Очень много агентурных, оперативно-розыскных и «литерных» дел, а также «дел-формуляров» («дядя Федор» - на жаргоне сотрудников бывшего КГБ СССР) было уничтожено по знаменитому приказу председателя КГБ СССР № 00150 Владимира Крючкова в 1990 году. Уже тогда высшее руководство Комитета понимало, что распад советской империи неминуем, и они зачищали следы собственных преступлений.
«Чекисты снимали с трупов ценные вещи, которые их жены потом продавали на толкучке или меняли на самогон»
Из «расстрельной папки по УНКВД Черниговской области», первая половина 1941 г., архивно-учетная служба УСБУ по Черниговской области, дело «ОФ-330». Фото: личный архив Владислава Ахроменко
Белорусов, которые выступают за открытие архивов, любят пугать: мол, если озвучить фамилии палачей, начнется едва ли не кровная месть. Но Владислав Ахроменко с этим категорически не согласен.
- Арифметику в школе все учили? Давайте считать. «Большой террор» 1937−1939 годов. Среднестатистическому оперативнику какого-нибудь Полоцкого, Бобруйского или Речицого райотделов НКВД тех времен, судя по их личным делам, которых изучил более чем достаточно, тогда было 24 года. Стало быть, этот человек максимум 1915 года рождения. Теперь смотрим статистику - сколько у нас в Беларуси людей, которым минимум 102 года? Много ли среди тех стодвухлетних граждан Беларуси осталось ветеранов НКВД? Они уже на том свете.
Ахроменко предлагает проиллюстрировать ситуацию делом конкретного палача.
- Попалась мне как-то на глаза «расстрельная папка» 1941 года Черниговского УНКВД с зафиксированными актами расстрелов, притом большая часть - первой половины 1941 года, то есть именно довоенные. Документы, скажу честно, просто жуткие. Полтора килограмма бумаг «как расстреливали», «где расстреливали» и «в чьем присутствии расстреливали», все очень аккуратно и по-советски бюрократически зафиксировано. Есть фамилия «исполнителя» по Чернигову - младший лейтенант НКВД Ананий Горфиенко, и фамилии людей, которых он расстрелял. Скажем, только за первые семь месяцев 1941 года товарищ Горфиенко собственноручно расстрелял более тысячи человек. То есть 143 человека в месяц, или 4,7 человека в день - это если без выходных, коммунистических праздников и перерывов на традиционные чекистские пьянки и такой же традиционный чекистский опохмел. Кстати, этнических белорусов среди расстрелянных около семидесяти человек, в основном - Западная Беларусь…
Из «расстрельной папки по УНКВД Черниговской области», первая половина 1941 г., архивно-учетная служба УСБУ по Черниговской области, дело «ОФ-330». Фото: личный архив Владислава Ахроменко
По словам собеседника TUT.BY, таких горфиенок были многие тысячи: в каждом белорусском райцентре их было по две-три штуки минимум, а в Минске - намного больше.
Во время работы в архивах писателя шокировало одно из дел - уже в отношении сотрудников НКВД.
- 1937−1940 годы, Уманское НКВД. Чекисты ничем не отличались от нацистов: стволами наганов выбивали золотые зубы у подследственных, снимали с расстрелянных ценные вещи, которые их жены потом продавали на толкучке или просто меняли на самогон, пытали так, что никаким гестаповцам и не снилось! Уверен, что нечто подобное было и в НКВД БССР. Просто мы этого пока не знаем. В Беларуси архивы спецслужб, к сожалению, закрыты тотально.
Спрашиваю у Ахроменко, а встречались ли ему истории, когда кто-то из сотрудников НКВД или работников прокуратуры протестовал против репрессий? Или, наоборот, не демонстрировал должного рвения?
План работы Черниговского НКВД. Фото: архивно-учетная служба УСБУ по Черниговской области, личный архив Владислава Ахроменко
- СССР было плановым государством, где планировалось абсолютно все: количество выплавленного чугуна, количество прочитанных лекций по марксизму-ленинизму и, естественно, количество завербованных, арестованных и осужденных к высшей мере наказания. Планы по тем же расстрелам спускались из Москвы. Например, в Минске ответственные товарищи брали повышенные социалистические обязательства по тем же расстрелам - чтобы не заподозрили в «сочувствии к врагам народа». Далее планы спускались в областные отделы НКВД, где тоже брали повышенные обязательства, и так далее. Между территориальными структурами НКВД шло социалистическое соревнование: кто больше арестует и расстреляет, кто действительно стахановец, а кто только прикидывается сторонником советской власти. Те чекисты, которые имели худшие показатели, сами могли пойти под суд.
Ахроменко цитирует документы из дела лейтенанта НКВД Юрия Есилевича, бывшего начальника РО НКВД Сосницы, что на Черниговщине.
Фото: архивно-учетная служба УСБУ по Черниговской области, личный архив Владислава Ахроменко
- «В работе неинициативен. За период с 1.01.1938. в Сосницком районе под руководством Есилевича выявлено только 57 врагов Советской власти. Самовольно прекратил перспективные агентурные разработки „Гниль“ и „Гнус“».
Судя по материалам дела, «в мае сего года Есилевич, будучи пьяным, залез в заразный барак Сосницкой больницы и стал приставать к находившимся в бараке больным женщинам», в том же месяце он, «будучи пьяным, ночью влез в окно к жене сотрудника УГБ НКВД, находящегося на курсах, и устроил дебош». Есилевич «понуждал к сожительству» сотрудницу, «и она от него забеременела».
- Возможно, если бы у Есилевича были хорошие показатели по раскрываемости, ему бы и простили морально-бытовое разложение - тогдашние наркомы НКВД БССР (те же Леплевский, Берман и Наседкин) вели себя немногим лучше. Кстати, за все эти безобразия Есилевич получил всего год. И то его выпустили в зале суда, так как год следствия он провел в тюрьме. Человек, который шел в НКВД, продавал душу дьяволу, ни о каких протестах не могло быть и речи.
Ляховского просто посадили в камеру, и он сам назвал более 50 имен, не забыв родную мать
Из «расстрельной папки по УНКВД Черниговской области», первая половина 1941 г., архивно-учетная служба УСБУ по Черниговской области, дело «ОФ-330». Фото: личный архив Владислава Ахроменко
По словам писателя, следственных дел на белорусов в Украине невероятно много.
- В том же Чернигове есть огромный массив следственных дел и на этнических белорусов с Сиверщины, и на железнодорожников (железная дорога в той же Черниговской области относилась к БЖД), и на военных… Всего на этнических белорусов только в Черниговском архиве УСБУ я изучил более 120 следственных дел, и это далеко не все, что там есть.
Прошу Ахроменко рассказать о судьбе простых людей, ставших жертвами репрессий. Писатель вспоминает о скромной учительнице из-под Орши Марии Машуковой.
- Ее обвиняли в антисоветской агитации: мужа расстреляли, Машукова была не согласна с приговором, о чем по секрету рассказала лучшей подруге. Та на следующий день написала донос в НКВД - «злобная клевета на советский суд». На допросах в НКВД Машукова кляла советскую власть, ни в чем не призналась, ни на кого не показала. На суде устроила настоящий хеппенинг: прокляла прилюдно чекистов, советский суд и советскую прокуратуру. Сколько дали? Всего пять лет. Можете верить, можете не верить, но проклятие подействовало - после ареста наркома НКВД СССР Ежова и следователя, и прокурора расстреляли как «прихвостней троцкистско-фашистского шпиона Ежова». А Машукова пережила их всех.
Любопытно, а сам факт (признался обвиняемый или не признал свою вину) влиял на приговор?
- Вообще, по моим наблюдениям, люди, которые до последнего отрицали свою вину, получали относительно небольшие сроки. А люди, которые сразу решали «сотрудничать со следствием» и на допросах сдавали всех своих знакомых, друзей и даже родителей, жен и даже детей в качестве каких-нибудь «эстонско-иранских шпионов», получали или огромные сроки, или расстрел.
Приведу пример: 1938 год, директор Нежинского сельскохозяйственного техникума, этнический белорус из Гродненской области еще до первого допроса, сразу после того как попал в камеру, написал письмо начальнику УНКВД с благодарностью за то, что его арестовали и не дали встать на путь вооруженной борьбы против советской власти. После чего сам назвал более пятидесяти фамилий «участников правотроцкистской антисоветской организации» (включая сослуживцев, родственников, жену и ее родственников, и даже свою родную мать, которая жила в тогдашней Польше, под Гродно). Подчеркиваю: его не пытали, не били, его ни о чем еще не просили. Просто посадили в камеру. Не помогло: его расстреляли через два месяца после ареста. Так же, как и большинство тех, кого он оклеветал.
Для контраста Владислав Ахроменко приводит другой пример: историю крестьянина Константина Лоханича из-под Чернигова, уроженца деревни Басловцы Слонимского района.
Фото: архивно-учетная служба УСБУ по Черниговской области, личный архив Владислава Ахроменко
- Лоханич был хорошим хозяином, имел две коровы и две лошади. Местный комсомольский активист позавидовал его хозяйству и написал донос. А в НКВД как раз был план по арестам «украинско-националистических повстанцев», в которые записали и белоруса Лоханича. На допросах упорствовал до последнего, все отрицал - в итоге получил всего пять лет.
Если бы Кравцов признался хоть на неделю раньше - расстреляли бы еще до ареста «фашистских заговорщиков»
Во время работы в архиве писателю встречались и истории чудесного спасения.
- Вот дело обычного колхозника Ивана Кравцова с Гомельщины. Три протокола допроса, на самом драматическом месте в протоколе допроса стоит: «допрос прерван». Что это означает? Что Кравцова пытали так, что он не в силах был давать показаний. Кравцова полностью оправдали. Хотя ему просто невероятно повезло. После ареста наркома НКВД Ежова начались тотальные чистки территориальных НКВД. Начальник районного отделения НКВД, который санкционировал арест Кравцова, все оперативники, все следователи, которые его допрашивали и избивали, были арестованы как «троцкистско-фашистские заговорщики в НКВД». Давать Кравцову расстрел по делу, сфальсифицированному «фашистскими заговорщиками», было для суда и прокуратуры политически нецелесообразно («на чью мельницу воду льете?.. сколько денег от троцкистских фашистов получили?..») А если бы Кравцов признался хоть на неделю раньше - расстреляли бы еще до ареста «фашистских заговорщиков в НКВД». По моим подсчетам, из десяти арестованных в среднем один-два держались до последнего.
Из следственного дела гомельчанина Ивана Ефимовича Кравцова, 1938 г., архивно-учетная служба УСБУ по Черниговской области, дело «П-144». Фото: личный архив Владислава Ахроменко
Ахроменко приводит и другой пример. В 1937 году НКВД арестовал гомельскую контрабандистку Дину Зайончковскую. Сперва ее обвиняли в нелегальных переходах границы, позднее - уже в работе на польскую разведку. Саму Зайончковскую расстреляли. Но никого из людей, чьи фамилии, выбитые у женщины под пытками, фигурировали в следственном деле, не тронули. По мнению писателя, НКВД к тому времени просто перевыполнило план по польским шпионам.
По словам Ахроменко, повезло и классику белорусской литературы Владимиру Короткевичу.
- Во времена СССР агентура НКВД-МГБ-КГБ СССР в обязательном порядке присутствовала во всех вузах - и среди преподавателей, и среди студентов, и среди технического персонала. Есть любопытное «дело-формуляр» Киевского университета начала 1950-х, притом в этом деле есть и донесения, касающиеся Короткевича. «Националистически и антисоветски настроен», «читает книжки не по-русски», «приехал из Белоруссии, которая была под немецкой оккупацией»…
Почему доносу не дали ход?
- Тут не надо путать «дела-формуляры», «агентурные дела» и следственные дела. В спецслужбах регулярно составляли (и составляются) всякого рода обзорные справки - о слухах, настроениях, динамике настроений… Тогда не было фейсбука, чтобы отслеживать подобные тренды… Агентура как раз и давала такую информацию. Другое дело, что информации на Владимира Семеновича там больше, чем на других студентов. Почему не возбудили дело? Видимо, не было достаточного количество установочного материала.
Из следственного дела белорусского диссидента Николая Алексеевича Малиновского, 1980 г., архивно-учетная служба УСБУ по Черниговской области, дело «П-14693». Фото: личный архив Владислава Ахроменко
Кстати, доносчик-энтузиаст жив до сих пор. Ахроменко вычислил его по косвенным признакам, но называть его фамилию категорически отказывается.
- Если человек, который писал доносы на своего однокашника, был законченным подонком, это не означает, что такие же подонки его дети и внуки. Они достойные люди, хотя и не знают, чем их отец и дед занимался. А потому я не хочу называть эту фамилию.
Владислав Ахроменко уверен: архивы действительно не горят, и рано или поздно со всех документов будет снят гриф секретности, как теперь в Украине.
- Если товарищи стукачи думают, что их донесения оперативному куратору, пусть даже и устные, «за столиком в кафе», останутся якобы «по дружбе только между вами», они очень сильно заблуждаются. Все это аккуратно фиксируется и подшивается в «дела-формуляры», «агентурные дела», а также попадает в иные документы. КГБ всегда отличался чудовищной бюрократией. Рано или поздно с этих дел будет снят гриф секретности, Не исключаю, что эти донесения, пусть даже сделанные под оперативным псевдонимом, будут опубликованы, а реального обладателя псевдонима установить не сложно, уж поверьте мне на слово.
Читать полностью: https://news.tut.by/culture/552203.html