неделя свежих книжек
С тех пор как Аня подарила мне киндл, я читаю запоем, хотя нравится мне на самом-то деле в книжках очень немногое. Завела себе книжную полку на goodreads, вот она. Мне совершенно наплевать на значимость, на увлекательность, на интригу, на литературную ценность, на язык даже - критерий один, складывающийся из какого-то сложного букета гарни: питает меня эта книжка или нет.
При этом одно из моих давних мечтаний - организовать книжный клуб. Но я вряд ли когда это сделаю, потому что у меня ни на что нет времени (это обидно). Зато теперь есть время читать, я читаю в метро, на ходу, за обедом, словом, всюду. Это мое такое "время для себя". Мне его не хватало!
Может, возьму за моду перекладывать сюда мои книжечные записки. Не рецензии никоим образом. Я не хочу писать рецензий. Я хочу чиркать на полях книжек, закладывать их страницы мысленно, выдергивать цитаты, перебирать их пальцами, подпихивать книжку кому-то близкому под бок. Например, так.
Чарлз де Линт. "Зверлинги. В тени другого мира"
Слушайте, такая она классная. Про взросление, про осознавание "своей внутренней пумы" и научение с ней справляться, про ответственность, про выборы лично свои, не чьи-то, не тех даже, кого ты уважаешь. Про нащупывание в мире только своей ноты.
Ну, про подростков, словом)
А еще в кои веки очень нежные там отношения с родителями у героя. То есть с мамой. Так радостно было читать.
Перихан Магден. "Компаньонка"
Дочитала и стерла с киндла в ту же секунду, но не дочитать не могла. Мир глазами невроза, слияние и перенос, дистанция от всего мира, жажда любви, амбивалентная любовь, у вас были проблемы с вашей матерью?
Хочется отряхнуться. Но на изгибы адаптации эта книжка очень похожа. Можно улететь - и вот в это. Если внутри есть крючок
Гудрун Мёбс. "Воскресный ребенок"
Гостевой глазами изнутри. Столько эмоций от этой книжки сразу, ох елки.
"Сначала фрау Фидлер повела меня на кухню. Но это не настоящая кухня. По крайней мере, не такая, как у нас в интернате. В интернате - огромная плита, и огромная раковина, и огромная посудомоечная машина, и большие белые шкафы, где аккуратно поставлена посуда, и всё блестит. Здесь тоже есть плита, но маленькая, и раковина крошечная, и посуда не убрана в шкаф, а кучей громоздится на полке, и ничего не блестит и не сверкает".
В ШПР нам как можно больше старались дать мира глазами ребенка, который никогда не бывал в семье. Дома. В гостях. Который вот этого нашего базового привычного - не видел, и считает космосом каким-то. Где все непривычно, не так, не изначально понятно. И где, например, сложно понять про то, что греть еду нужно, положив порцию в маленькую кастрюльку из большой, а не всю большую сразу - из потому что готовится все в больших кастрюлях на один раз на всех. Если в учреждении допускали к готовке, да.
А еще что невозможно побыть одному.
А еще что делишь комнату с чужими людьми и вынужден жить как в большой семье, но это не семья, любви нет, скрепляющего элемента нет, и есть только раздражение.
А еще как тяжело, и как рвет душу все это состояние напополам. И страх. И ожидания.
И бешеное вот это старание.
И чуть только появляется в себе уверенность и крепнет - что со мной так нельзя - это объявляют хамством, неудобством, и:
«Нужно ещё подумать, можно ли в сложившихся обстоятельствах отпускать тебя к фрау Фидлер», - сказала она. А что это за обстоятельства, не объяснила.
Я стояла молча и смотрела в пол. Вот, значит, как! Теперь меня больше не хотят отпускать к Улле. А я только-только начала этому радоваться… Разве так можно?!"
"Если б это услышала сестра Франциска, она больше никогда не отпустила бы меня к Улле! Что ж это за воскресная мама, которая чертыхается…"
"- Ну перестань! Ведёшь себя так, будто тут у нас тюрьма какая-то!
Никак я себя не веду! А интернат - он и есть тюрьма!"
"Я теперь и жить толком не могу. Потому что нужно ждать.
В интернате я уже не на месте.
А у Уллы ещё не на месте. Чудно! Вот бы сейчас заснуть и проснуться уже удочерённой. Уснуть крепко, лет на сто, как Спящая красавица".
При этом одно из моих давних мечтаний - организовать книжный клуб. Но я вряд ли когда это сделаю, потому что у меня ни на что нет времени (это обидно). Зато теперь есть время читать, я читаю в метро, на ходу, за обедом, словом, всюду. Это мое такое "время для себя". Мне его не хватало!
Может, возьму за моду перекладывать сюда мои книжечные записки. Не рецензии никоим образом. Я не хочу писать рецензий. Я хочу чиркать на полях книжек, закладывать их страницы мысленно, выдергивать цитаты, перебирать их пальцами, подпихивать книжку кому-то близкому под бок. Например, так.
Чарлз де Линт. "Зверлинги. В тени другого мира"
Слушайте, такая она классная. Про взросление, про осознавание "своей внутренней пумы" и научение с ней справляться, про ответственность, про выборы лично свои, не чьи-то, не тех даже, кого ты уважаешь. Про нащупывание в мире только своей ноты.
Ну, про подростков, словом)
А еще в кои веки очень нежные там отношения с родителями у героя. То есть с мамой. Так радостно было читать.
Перихан Магден. "Компаньонка"
Дочитала и стерла с киндла в ту же секунду, но не дочитать не могла. Мир глазами невроза, слияние и перенос, дистанция от всего мира, жажда любви, амбивалентная любовь, у вас были проблемы с вашей матерью?
Хочется отряхнуться. Но на изгибы адаптации эта книжка очень похожа. Можно улететь - и вот в это. Если внутри есть крючок
Гудрун Мёбс. "Воскресный ребенок"
Гостевой глазами изнутри. Столько эмоций от этой книжки сразу, ох елки.
"Сначала фрау Фидлер повела меня на кухню. Но это не настоящая кухня. По крайней мере, не такая, как у нас в интернате. В интернате - огромная плита, и огромная раковина, и огромная посудомоечная машина, и большие белые шкафы, где аккуратно поставлена посуда, и всё блестит. Здесь тоже есть плита, но маленькая, и раковина крошечная, и посуда не убрана в шкаф, а кучей громоздится на полке, и ничего не блестит и не сверкает".
В ШПР нам как можно больше старались дать мира глазами ребенка, который никогда не бывал в семье. Дома. В гостях. Который вот этого нашего базового привычного - не видел, и считает космосом каким-то. Где все непривычно, не так, не изначально понятно. И где, например, сложно понять про то, что греть еду нужно, положив порцию в маленькую кастрюльку из большой, а не всю большую сразу - из потому что готовится все в больших кастрюлях на один раз на всех. Если в учреждении допускали к готовке, да.
А еще что невозможно побыть одному.
А еще что делишь комнату с чужими людьми и вынужден жить как в большой семье, но это не семья, любви нет, скрепляющего элемента нет, и есть только раздражение.
А еще как тяжело, и как рвет душу все это состояние напополам. И страх. И ожидания.
И бешеное вот это старание.
И чуть только появляется в себе уверенность и крепнет - что со мной так нельзя - это объявляют хамством, неудобством, и:
«Нужно ещё подумать, можно ли в сложившихся обстоятельствах отпускать тебя к фрау Фидлер», - сказала она. А что это за обстоятельства, не объяснила.
Я стояла молча и смотрела в пол. Вот, значит, как! Теперь меня больше не хотят отпускать к Улле. А я только-только начала этому радоваться… Разве так можно?!"
"Если б это услышала сестра Франциска, она больше никогда не отпустила бы меня к Улле! Что ж это за воскресная мама, которая чертыхается…"
"- Ну перестань! Ведёшь себя так, будто тут у нас тюрьма какая-то!
Никак я себя не веду! А интернат - он и есть тюрьма!"
"Я теперь и жить толком не могу. Потому что нужно ждать.
В интернате я уже не на месте.
А у Уллы ещё не на месте. Чудно! Вот бы сейчас заснуть и проснуться уже удочерённой. Уснуть крепко, лет на сто, как Спящая красавица".