(no subject)
Хожу ночами по стихи, как по воду. Да, да, никогда не любила, даже когда писала - а что с того. Сейчас тянет; иду как кот к лечебной травке, не нахожу нужной, отплевываюсь, ищу снова.
Марла посоветовала Транстремера, и ооо да. Но все, что было переведенного, нашла и съела уже.
Чего бы еще.
Вот Силвию Плат выудила.
Люблю про рыбаков.
Те, кто чинит сети
На полдороге вверх, от стоянки рыбачьих баркасов,
На полдороге вниз, от зарослей миндаля,
Три женщины в черном чинят рыбацкие сети,
Три женщины в черном - каждая по ком-нибудь в трауре -
Вечно к дороге спиной ставят тяжелые стулья,
Сидят, повернувшись лицом к черным проемам дверей.
На домино похожим.
А солнце лиловым светом
Фиги тяжелые в листьях широких весь день наливает.
Отсветом розовым, словно слюда на дороге,
Светится пыль на следах узких куриных когтей
Или подмигивает отблеском мелких монеток.
Белые стены домов белее соли морской,
Которую серые козы слизывают со скал.
Пальцы трех женщин плетут и плетут ячеи
Серых сетей. То крупней ячеи, то мельче.
Перед глазами женщин в два цвета - белый с зеленым -
Вертится весь городок - бело-зеленый мячик.
Никто в городке не умрет, никто в городке не родится
Так, чтоб не знали они.
Говорят они неторопливо
О чьей-то фате подвенечной, да о парнях отважных,
Как петухи... Луна над свинцовым склоняется морем,
Словно каменная мадонна глядит с железных холмов,
С тех, что вдали за домами...
А деревянные пальцы
Вновь в паутины сетей тяжко вплетают слова
Древние:
Пусть урожаем серебряным рыба наполнит
Сети наших мужей и сынов, чтоб уверенно в бухту
Шли фонари их баркасов меж низкими звездами ночи...
А мой собственный кот, кот снаружи, привет, Берроуз, смотрит на меня возмущенно, муркает, гонит спать. Ночь на дворе, ночь, ночь. Cafe del mar, и понимание, и острота в пальцах. Ткется мой узор, и это еще один стежок. Все это.
Марла посоветовала Транстремера, и ооо да. Но все, что было переведенного, нашла и съела уже.
Чего бы еще.
Вот Силвию Плат выудила.
Люблю про рыбаков.
Те, кто чинит сети
На полдороге вверх, от стоянки рыбачьих баркасов,
На полдороге вниз, от зарослей миндаля,
Три женщины в черном чинят рыбацкие сети,
Три женщины в черном - каждая по ком-нибудь в трауре -
Вечно к дороге спиной ставят тяжелые стулья,
Сидят, повернувшись лицом к черным проемам дверей.
На домино похожим.
А солнце лиловым светом
Фиги тяжелые в листьях широких весь день наливает.
Отсветом розовым, словно слюда на дороге,
Светится пыль на следах узких куриных когтей
Или подмигивает отблеском мелких монеток.
Белые стены домов белее соли морской,
Которую серые козы слизывают со скал.
Пальцы трех женщин плетут и плетут ячеи
Серых сетей. То крупней ячеи, то мельче.
Перед глазами женщин в два цвета - белый с зеленым -
Вертится весь городок - бело-зеленый мячик.
Никто в городке не умрет, никто в городке не родится
Так, чтоб не знали они.
Говорят они неторопливо
О чьей-то фате подвенечной, да о парнях отважных,
Как петухи... Луна над свинцовым склоняется морем,
Словно каменная мадонна глядит с железных холмов,
С тех, что вдали за домами...
А деревянные пальцы
Вновь в паутины сетей тяжко вплетают слова
Древние:
Пусть урожаем серебряным рыба наполнит
Сети наших мужей и сынов, чтоб уверенно в бухту
Шли фонари их баркасов меж низкими звездами ночи...
А мой собственный кот, кот снаружи, привет, Берроуз, смотрит на меня возмущенно, муркает, гонит спать. Ночь на дворе, ночь, ночь. Cafe del mar, и понимание, и острота в пальцах. Ткется мой узор, и это еще один стежок. Все это.