(no subject)
В семь утра слева от меня звонит будильник. Я выключаю его, конечно, конечно я сплю до десяти минут восьмого. В десять минут восьмого мне необходимо вставать. Я встаю.
Дом еще спит, в коридоре темно и тихо. В ванной протекает кран и я благодарю всех известных богов, что не слышу этого ночами, потому что иначе точно сошла бы с ума, потому что и так засыпаю из рук вон плохо, несколько часов. Я в майке и синих клетчатых штанах, иду на кухню, насыпаю ложку дорогой арабики в старую побитую годами и столовыми перипетиями турку, заливаю водой и ставлю на медленный-медленный огонь. Думаю о том, какая мне разница, дорогая она или нет, я всю жизнь ненавидела кофе, я не умею в нем разбираться, какая мне разница, какая? Впрочем, все это скользит на краю сознания безэмоциональной заметкой, как и практически все, что случается со мной последнее время. Готовлю немудреный завтрак, не зажигаю свет, повернув голову, смотрю в окно. Стекло разрезают косые трогательные линии дождя, в мокром асфальте отражается свет фар машины соседа, куда он едет в такую рань? Хотя куда еще можно ехать в этом городе утром, глупый вопрос. Требовательно и сердито бьют капли одинокий желтый кленовый листок, упавший точно на бордюр, хотя мне нравится называть его поребрик, как-то вкуснее, что-ли. Оставляю медленный огонь, засекаю время, заранее зная, что и так все отработано до автоматизма. В ванной нет окон и приходиться включать свет, немного щурюсь. Скраб-гель-тоник-крем, шампунь-бальзам, паста-ополаскиватель, дезодорант. Привет, мир, у меня на голове кипельно-белый тюрбан из детских восточных сказок про дервишей и пашей, забирающий влагу из потяжелевших и потемневших от воды волос, я светла, я свежа, я чиста, я почти как невеста.
Захожу в комнату, снимаю с головы тюрбан, заканчивается сказка про молодого красивого визиря, какие сказки, какой визирь. Снимаю с вешалки с вечера приготовленное платье, аккуратно, медленно, боясь зацепок, надеваю колготки, семьдесят ден, чтобы тепло, чтобы не простудиться, хотя какой простудиться, я же тут же закручиваю волосы в узел и они высыхают только к концу дня, а то и вовсе нет. Вредно, кстати. Начали выпадать.
Приношу с кухни кофе, приношу завтрак. Открываю компьютер, смотрю почту, смотрю сайт с забавным львенком, он учит меня английскому, дает мне фрикадельки. Слушаю музыку, без слов. На моей стене, кстати, очень красивый трек, можете посмотреть и покидать что-нибудь подобное, и там еще последние три-четыре в аудиозаписях, вот такого, я буду благодарна. Пью кофе, автоматом отмечая, что, видимо, и правда дорогой, если я не корчусь от отвращения и вполне сносным нахожу его вкус. Завтракаю. Крашу глаза, крашу брови, передаю привет отражению в зеркале, удовлетворенно отмечаю, что нравлюсь себе и, чем больше бед в моей жизни, тем, видимо, приличнее я становлюсь. Накидываю куртку, встаю в Осю и Севу, Сева - правый, Ося - левый. Corso Como, дизайнер дома Маккуина созданием этой пары обуви забронировал себе место в раю, спасибо, я люблю его. Выхожу на улицу.
Пять минут до троллейбусной остановки, дождь и холодно, я все никак не куплю зонт. Подходит троллейбус, пятнадцать минут блаженного понимания того, что мне совсем-совсем не надо в метро и озлобленные невыспывшиеся соотечественники не снесут меня сегодня к краю платформы и не скинут вниз на пути. Еще пять минут до работы, желтое административное здание, четвертый этаж, пропускная система, нейтральное "доброе утро" охране, кофе-рум, холодильник, контейнер с обедом, кабинет, стол, компьютер. Без пятнадцати девять.
Я снова в банке, да, и на этот раз у меня нет потребности ненавидеть и больше зарплата. Мое взаимодействие с клиентами сведено к минимуму, но и оно по телефону, целыми днями я в екселе и программах, анализирую разные коды, столбцы, цифры, последовательности и периодичности. Треть моих начальников и сотрудников - турки, треть - голландцы, мне приходится учить английский хотя бы для того, чтобы разговаривать с ними и отвечать на факсы зарубежных компаний. Маленький отдел, милые коллеги, спокойные размеренные дни, либеральный корпоративный кодекс поведения, бесплатный кофе, час на обед. Та-дам, офисный рай, вот ты и нашел меня, вот ты и нашел.
В шесть я ухожу домой, в шесть тридцать я дома. Наливаю ванну, долго в ней лежу, очень долго, пока не полопаются все пузырьки, а большие пальцы ног не станут белыми и морщинистыми, смотрю на потолок, думаю, что пролежала бы так до утра. К сожалению, вряд ли получится. "Люди откручивали краны в ванной, наполняли, чтоб лежать в них днями, мне легко понять их". Выхожу из ванны, сажусь за компьютер, открываю сайт с львенком, через час запускаю две-три серии "Друзей". Закрываю "Друзей. Часа три пытаюсь заснуть. Когда совсем не получается, открываю ноутбук и пишу в пустые поля социальных сетей.
Мне вполне себе комфортно на работе, я полюбила ранние утра еще больше, я совсем разбитая к вечеру, я боюсь в 21 год морщин, у меня совсем-совсем нет сил и я придумала себе новое священное животное - пандочку.
"Играть в пандочку", значит сворачиваться на постели калачиком, прятать голову в руки и молчать. С пандочкой нельзя разговаривать, пандочку нельзя трогать, по близости с пандочкой ни в коем случае нельзя повышать голос. Пандочку необходимо оставить в покое и самоликвидироваться. Некоторые совсем немногие могут пандочку обнимать.
Я - пандочка. Всем пандочкам пандочка. Такие дела.