Перепост - ВОСПОМИНАНИЯ ДОЧЕРЕЙ ОТЦА АРСЕНИЯ ЖАРАВОВА О РАСКУЛАЧИВАНИИ
К комментарию, помещенному на странице:
"Произнесенное слово, может много значить..."
добавила:
"И хорошо, когда слово - услышано...
А история семьи - просто "калька" с такой же судьбы семьи отца. Только раскулачивали - в Саратовской губернии, а "остаток" выживший и потомки "перебивались" до 1990-го года в Баку - туда по Волге "сплыли". Ну а в 1990-м - известно что: "пошли вон - обратно"... Такая вот "русская антропологическая катастрофа" ..."
Да, конечно - разница велика: оказался храм, в котором слово прозвучало и услышано было, рядом - или нет... В нашем случае - и с храмом проблемы, естественно, были...
Оригинал взят у alex_kopein в: "ВОСПОМИНАНИЯ ДОЧЕРЕЙ ОТЦА АРСЕНИЯ ЖАРАВОВА О РАСКУЛАЧИВАНИИ"
Тамара Арсеньевна:
"Нас было 8 человек детей: 3 брата, 5 сестер. Я пятая. Семья жила почти впроголодь. Были у нас до коллективизации корова, земля. Лишнего у нас ничего не было.
В 1929-м году нас выселили как лишенцев. Папа пошел в сельсовет и сказал: "Я детей зимой на улицу не выведу". Сжалились: поселили всю семью в кухню школы. Ввели карточную систему, голод был. Мы пошли все работать в колхоз. На завтрак чашка чая и кусок хлеба. Работали с 7 утра до 7 вечера. Обедать хочется… А в 6 утра опять вставать. Так зарабатывали на кусок хлеба. Взяли отца ночью… Ой, как издевались! Ночью разбудят, наган к голове: «Признавайся, какое восстание у вас в Заостровье готовили”. В камере каменной без стула…
У нас работал сотрудник на должности инженера. Он рассказывал, как политических грузили на суда, а потом в середине Белого моря топили.
… Детям в школе давали булочки на завтрак, а нам - нет, потому что мы - "лишенцы". Как-то все пошли на перемену, а меня учительница оставила в классе. Когда все ушли, она дала булочку. Сказала: “Спрячь булочку и отнеси маме!" Мама заплакала. Ей так было тяжело. Вот и доброта была всё-таки. Братья все пошли на работу, не окончив семилетку.
Я окончила семилетку, работала рассыльной, но как напишу в анкете, что родители "лишенцы", так работу теряю. Устроила добрая женщина на курсы счетовода. Папа вернулся в в 1939-м году. Родители устроились в сельпо
пилить дрова для пекарни. Пекарь всегда давал папе буханку хлеба. Так этим и жили… Брата на фронт взяли. Не вернулся. Маме дали пенсию за убитого сына. 4 сотки земли дали, а потом отобрали потому, что "лишенцы". Мама нас брала в церковь. Учителя стали писать и нас записали. На линейку выставили на другой день и публично нас ругали.
Маму вызвали, ругали. Мама ответила: «Мои дети, не ваши, водила и буду водить в церковь».
Вспоминает Галина Арсеньевна:
«Ночью арестовали и увели папу. Нас выселили на улицу. Мы сидели около озёрка. В руках у меня была кукла. Её у меня выхватили из рук и выбросили. Через два дня к нам приходят отбирать имущество. Искали оружие, срывали обои, но ничего не нашли. Швейную машинку мама спрятала на печку за нас детей. Больше нас не трогали - им стыдно стало.
Переселились к одной старушке - сжалилась над нами. У неё были кухня и две комнатки: 6 и 12 метров. Вот комнатки она нам и дала, сама переселилась на кухню. Хозяйка нас очень хорошо приняла: 10 человек! Я пошла в школу в 9 лет. Очень тяжело было. Когда папу забрали, я ходила по нянькам, и за это мне давали корку хлеба и кружку кваса. Корку я прятала, а квас выпивала. Не было ни земли, ничего не было. Старушка давала нам картошку.
Папа вернулся в 1939-м году, поступил работать: пилил дрова у сельпо вместе с мамой. Ночью мама ходила в Архангельск к шляпочнице Аринсон, стирала бельё. Папа вернулся болезненным, волос не было, маленькая черная бородка. Не узнали мы его. О лагере не рассказывал. Говорил только, что было тяжело. Мама заболела, купили козу. Но земля была колхозная, козу нельзя было выпускать. Козу зашибли. В 1947-м году папа съездил в город и Владыка направил его служить в Заостровье. Его ноги были простужены, кровоточили.
Зимой мы с мамой возили его в церковь на санках. И перед смертью он почти на коленях отслужил. Когда мы привезли его домой, внуки трясли кровать, чтобы дедушка не умирал. Утром он проснулся и сказал: ‘Иришенька, приготовь чистую рубашку, святую воду". Причесал волосы, сам себя обмыл и сказал, что в два часа его не будет: "Ты не плачь, береги дочек". Маме пришлось жить ещё долго. За два года до смерти она ослепла.
После войны из церкви решили сделать электростанцию. Народа собралось много со всех деревень. Забрались наверх, зазвонили. Москалев Виктор Григорьевич ворота закрыл. Церковь не отдали. Отказались от электричества.
После смерти мамы я пришла в храм. Отец Владимир Кириченко велел остаться после службы, предложил почитать или спеть. Потом пела на клиросе. Восемь лет служила с отцом Владимиром. Он был самым любимым народом священником. Каждый раз, выйдя из алтаря, он нас приветливо поздравлял.
Строгим был отец Леонид Мельник: если споешь во время службы, неправильно, ставил на колени. Марфу Нечаеву наказал однажды на 40 дней поклонов.
После отца Леонида не было постоянного священника, я ходила по храмам и приглядывалась к священникам. Увидев «Ванечку", попросила его приехать в Заостровье, затем написала ходатайство епископу, прося отпустить о. Иоанна Привалова в Заостровье. Прошение увенчалось успехом.
9 мая 1993 года отец Иоанн служил панихиду у памятника погибшим. Собралось много народа. Отец Иоанн рассказал о своём участии в поисковых отрядах, собиравших в Новгородской земле останки воинов погибших в Отечественной войне. Народ плакал".