Великобритания: "Спасите мою дочь от насильственного удочерения!"
Оригинал взят у turtaniat в Великобритания: "Спасите мою дочь от насильственного удочерения!"
Лайла Брице, чья фамилия по-английски читается как Брайс - латвийская журналистка. Работала в Лондоне редактором русской газеты. 8 марта 2010 года социальные службы лондонского округа Мертон воспользовались тем, что на тот момент Лайла плохо говорила по-английски, не знала законов страны, не ориентировалась в ситуации, обманом и подлогом заставили подписать ее заявление о передаче ее двухлетней на тот момент дочери Кати под опеку государственных служб. С тех пор прошло два с половиной года. Все это время Лайла, у которой есть и старшая, уже совершеннолетняя дочь Майя, сражалась за возвращение Кати в семью. Социальные службы тщательно скрывали от нее факт, что с самого начала готовили обманом отобранного ребенка к насильственной, то есть без согласия матери, передаче Кати в другую семью. По-английски это называется forced adoption - насильственное удочерение. Обман вскрылся лишь после того, как Лайла, проиграв слушание в семейном суде, получила доступ к рапортам из Скотланд Ярда и нашла свидетельства того, что ее ребенок был в прямом смысле слова похищен социальными службами. Эти свидетельства будут обнародованы в аппеляционном суде, который состоится 1 октября этого года. А пока - краткая предыстория и запечатленный в фотографиях день Лайлы, еще не подозревающей о том, что ребенок ее был с умыслом похищен.
На этом фотоснимке, сделанным мною, Лайла и пятимесячная Катя в 2008 году. Я гостила в этой семье неделю, видела отличного ухоженного ребенка, нежно любимого матерью. Лайла относилась к малышке с огромной заботой, ни на минуту ее не покидая. Ее старшая дочь Майя сменяла мать, когда той нужно было покинуть дом для работы. И Лайла, и Майя были в восторге от того, что попали в Лондон, делали покупки, обсуждали перспективы. Майя училась в колледже, получая отличные оценки и ее хвалили учителя. Семья была абсолютно счастлива. Мне и в голову не приходило, что пару лет спустя я увижу совершенно других людей - потерянных и несчастных. Отец Кати, который все время находился в Риге, покинул семью ради другой женщины. Самой Кати тоже уже не было в доме. Она находилась под опекой социальных служб лондонского округа Мертон. Социальные работники поместили Катю в семью опекунши - уроженки острова Маврикий. Кроме Кати, здесь жили еще две девочки, старше Кати на шесть лет. Обе - из семьи алкоголиков. Одна из них постоянно била маленькую Катю, но социальные службы предпочитали этого "не замечать".
Три года спустя после того, как я сделала этот снимок, мне рассказали, как Катя попала под опеку социальных служб. Дело в том, что Лайла, Майя и Катя переехали на другую квартиру. Майя после колледжа поступила в университет, а Лайла нашла работу редактора в русской газете. Работала она обычно из дома. Владелец газеты, как это водится за большинством бизнесменов русского происхождения, платил мало и нерегулярно, задерживая деньги и выплачивая их по частям. В свою очередь Лайла задерживала квартплату лендлорду, у которого снимала квартиру. Тому это не нравилось и он постоянно угрожал выселить семью. 5 марта 2010 года владелец газеты потребовал, чтобы Лайла срочно приехала в редакцию. Был утерян некий файл и требовалось его немедленно найти. Оправдания Лайлы, что погода очень плохая, а у нее слегка заболел ребенок, приняты во внимание не были. Либо срочно ехать на работу, либо быть уволенной. В панике Лайла обзванивала знакомых - нужно было найти человека, который согласится посидеть с ребенком. Такой человек нашелся. Подруга Виолетта согласилась закрыть свой магазин и приехать выручать Лайлу. Для того, чтобы справиться со своими делами и доехать до дома Лайлы, ей нужно было время. Между тем владелец газеты продолжал звонить и требовать немедленно появиться в редакции. Ехать нужно было на другой конец Лондона - тремя автобусами и метро. Времени ждать подругу не было. Поэтому Лайла убрала все предметы, которыми маленькая Катя могла пораниться или проглотить, тепло ее одела, поставила на стол бутылочки с чаем и кефиром, выключила старый бойлер, который мог стать причиной аварии, поцеловала ребенка, попросив у него прощения, что оставляет его одного, плотно закрыла двери комнаты и уехала на работу. Это был последний день, когда Лайла видела свою младшую дочь дома. Как выяснилось впоследствии, подруга застряла в автомобильной пробке и появилась в квартире уже после того, как туда, открыв двери своим ключом, вошел лендлорд. Увидев, что ребенок оставлен дома один, он вызвал полицию. Полицейские, приехав аж на трех машинах, увезли маленькую Катю и арестовали всех присутствовавших на тот момент в доме: опоздавшую к ребенку подругу, вернувшуюся из университета Майю и позднее - саму Лайлу. Через три дня социальная работница Клара Масенда обманом заставила Лайлу подписать документ о передаче ребенка под опеку социальных служб, представив его как документ, разрешающий социальным службам оказывать медицинскую помощь ребенку. Кларе Масенде нужно было торопиться - она знала, что полиция собиралась передать ребенка назад матери на следующий день. Лайле об этом предусмотрительно не сказали. Наоборот, на следующий день у нее всеми правдами и неправдами выбили согласие на опеку, представив дело так, что иначе получить Катю назад невозможно. Так была начата кампания по передаче маленькой Кати на насильственное удочерение. О том, что социальные службы не собирались возвращать ребенка, матери не говорили. Наоборот, ее посылали на многочисленные "асссесменты", то есть оценочные тесты, которые проходят обычно родители, чьих детей забирают социальные службы. К досаде социальных работников, Лайла благополучно проходила все. И постоянно спрашивала: "Когда мне вернут Катю?"Вернуть же Катю матери уже было никак нельзя: на симпатичную белую (это особо подчеркивалось) девочку выстроилась очередь из людей, желающих ее удочерить. И тут нужно рассказать о привходящих обстоятельствах.
В последние годы газеты Великобритании пестрят вот такими объявлениями: "Требуются опекуны". Или такими: "Создай семью: удочери!" Это часть государственной политики - с тех пор, как советником премьер-министра Тони Блэра стал бывший глава Барнардос Мартин Нейри (Martin Narey), а пост министра по делам детей занял Тим Лоутон (Tim Loughton). Последний сам был в трехмесячном возрасте усыновлен семьей опекунов, через руки которых прошло приблизительно 80 детей. Правительство Великобритании считает усыновление или удочерение отличным решением для сокращения расходов на содержание ребенка под опекой. Еще бы - каждый опекун получает за каждого ребенка 400 фунтов еженедельно, ну и здесь имеется масса добавочных трат на социальных работников, оценивающих пригодность опекунов, медиков, присматривающих за детьми, различных служб, обеспечивающих прохождение родителями различных тестов и так далее, и так далее. Короче, правительство взяло курс на ускорение передачи детей на усыновление-удочерение. При этом советники правительства почему-то предпочитают не вдаваться в сопутствующие вялотекущему процессу усыновления-удочерения обстоятельства. А реальность такова, что на "рынке" детей, предназначенных для усыновления и удочерения, не пользуются спросом дети-инвалиды, дети из плохих семей - например, из семей алкоголиков и наркоманов, дети
черных и азиатских родителей, дети старше четырех лет. "Нарасхват" "улетают" в основном белые дети, не достигшие четырех лет и с хорошей генетикой. Катя была ребенком, которого легко "продать" на этом рынке. Именно продать, потому что на детях, подобных Кате, система делает деньги. Например, по данным сайта
http://www.forced-adoption.com/introduction.asp#cashingin помещение ребенка в специализированный детский дом стоит 7 000 фунтов в неделю на ребенка, стоимость адвокатов и судебные издержки при помещении ребенка на усыновление-удочерение стоят 500. 000 фунтов за каждый случай, а эсперты получают до 28.000 фунтов за простой доклад. Адоптационные агентства, помещающие детей на усыновление-удочерение, делают на этом бизнесе миллионы, получая 18.000 фунтов за каждого адоптированного ребенка, ну и местные власти тоже делают миллионы, достигая установленных правительством "квот" адоптации детей. Дети - это серьезный бизнес.
Лайла и ее дочь Катя стали заложниками системы.
Первое, что бросается в глаза в квартире Лайлы - разложенные по полу папки и документы. У Лайлы нет средств на оплату частного адвоката и к защите в аппеляционном суде она готовится самостоятельно. Бесплатный адвокат из Legal Aid ей тоже не положен - судья окружного семейного суда официально отказал Лайле в аппеляции. Плюс практика показала, что бесплатные юристы из британской службы Legal Aid почему-то предпочитают работать против тех, кого они призваны защищать. Во всяком случае представительница Legal Aid, которая работала с Лайлой, даже не проинформировала последнюю, что она легко могла бы получить своего ребенка назад. Просто написав заявление об отказе от услуг социальных служб. Когда же Лайле это под большим секретом все-таки сообщили и она последовала совету, социальные службы округа Мертон мнгновенно нанесли ответный удар - подали заявление в семейный суд, чтобы отобрать у Лайлы ребенка. Шансов выиграть такой суд у родителей практически нет: выигранные ими дела исчисляются десятыми долями процента. Где-то в середине процесса Лайла получила официальное сообщение, что у нее нет надобности присутствовать на судебных слушаниях. Дело Лайлы было решено в пользу социальных служб еще до того, как прозвучал приговор суда. Даже о своем праве на аппеляцию Лайла узнала явочным порядком, попросту явившись в аппеляционный суд. Адвокат, на тот момент уже платный (деньги на него нашел английский священник, которого тронула история Лайлы) заодно со всеми утверждал, что подать на аппеляцию Лайла не может: это потребует огромных средств.
Буквально все дни Лайла проводит за изучением документов судебного дела, как на этом снимке. И подготовкой возражений, так как социальные работники искажают информацию буквально на каждом шагу. Напротив нее обычно стоят фотографии ее младшей дочери Кати, а также старшей, которая сфотографирована вместе со своей подругой. В этот день Лайле предстояла очередная встреча с ее младшей дочерью Катей. Я собиралась сделать фотографии всех членов семьи - Лайлы, Майи и Кати, хотя мы все осознавали, что здесь нас могут ожидать большие препятствия со стороны социальных работников. Все криминальные дела делаются тайно - и гласность тут здорово мешает. Мы собирались встретиться в округе Мертон, у небольшого здания социальных служб, которое они специально имеют для встреч детей с семьями, у которых они отбирают детей. Ближе к полудню мы с Лайлой поехали в Мертон. Майя выехала туда из другой части Лондона.
Мертон находится на другом конце Лондона от того места, где сегодня живет Лайла. В метро мы делали пересадки и я фотографировала Лайлу в поездке.
Мы зашли в магазин, чтобы купить подарки для Кати. Позже, на остановке, Лайла еще купила дочери забавные шарики.
Место, где родители встречаются с забранными у них социальными службами детьми, называется скромно: семейный центр. Оно оборудовано камерами видеонаблюдения и имеет пропускной пункт при входе. Когда дети в прямом смысле похищены социальными службами, подобно Кате, семьям очень редко разрешается встречаться где-либо, кроме этих семейных центров. В них есть маленькая комнатка с игрушками наподобие тех, что имеются в детских садах, а также выход в огороженный решетками садик. В комнате обязательно присутствует социальный работник-надзиратель, который записывает все, что происходит между матерью и ребенком. Если ребенок похищен социальными службами и заранее предназначен для передачи агентствам по усыновлению-удочерению, как Катя, социальных работников отбирают очень тщательно. Лайла рассказывает, что все социальные работники, которые относились к ним хорошо и правдиво записывали то, что происходило между матерью и дочерью, были заменены. Остались лишь те, кто намеренно искажал информацию. Судебная аппеляция Лайлы пестрит замечаниями по искажениям информации, допущенной социальными работниками.
Обычно детей привозит на автомобиле социальный работник. Это не всегда безопасно для детей: какое-то время назад дочь Лайлы попала в автоаварию - в машину социальной работницы врезался грузовик. Автоаварию официально скрыли и ребенка даже не показали врачу. Лайле, которая потребовала от социальных работников расследования аварии, просто сказали: «Лайла, такое со всяким случается. Ты ведь тоже могла попасть в автоаварию». В этот день Катю привезла в семейный центр не социальная работница, а ее опекунша, в доме которой Катя живет. По-английски ее называют foster carer. Катина опекунша родом с Маврикия. Она добрая, но малограмотная женщина, которая путает времена глаголов в английском языке и учит этому словоупотреблению Катю. Кроме того, она любит погулять и ребенок часто участвует в разного рода застольях. Четырехлетней Кате даже наливают в бокал специальное «детское шампанское». Мать Кати была в ужасе...
Как и ожидалось, мне запретили фотографировать семью - несмотря на все возражения Лайлы, которая упирала на то, что она не лишена родительских прав, является матерью ребенка и хочет иметь семейные портреты, снятые хорошей камерой. Ожидая чего-то в этом роде, мы заранее разработали стратегию быстрого натиска - то есть надо было снимать, не ожидая разрешения, до того, как ошарашенная социальная работница официально меня выставит. У нас оказалось всего несколько минут, времени выбирать кадр не было и я просто быстро нажимала на кнопку, снимая все подряд. Факт, что фото не получились, но кое-что снять таки удалось. На снимке - Лайла разворачивает купленную в подарок куклу, а Майя держит свою сестру на коленях.
Я собиралась сделать фотографии семьи при выходе из семейного центра и ожидала у входа. Но социальная работница появилась первой и загородила выход для Лайлы, Майи и Кати, требуя, чтобы я опустила фотоаппарат. Чтобы не создавать проблем, пришлось не снимать. Но саму социальную работницу я сфотографировать успела. Как можно видеть, за ее спиной - удерживаемая в здании семья.
На обратном пути мы с Лайлой заехали в район, где находится школа Кати. Она тщательно огорожена высоким забором. Из британских газет известно, что родителей задерживали и отправляли в тюрьму просто за попытку увидеть своих отобранных детей в школьном дворе.
Недалеко от школы находится другой семейный центр, где также назначаются встречи с Катей. Лайла рассказывает, что он - наихудший и больше всего напоминает тюрьму.. Там есть секьюрити и видеокамеры, а комнатка для встреч настолько мала, что мать с ребенком практически упираются в колени надзирательницы от социальных служб.
Ожидание пригородной электрички. Потом мы наконец приехали домой. Еще пара фото Лайлы и ее старшей дочери Майи, сделанных в другие дни..
Старшая дочь Лайлы - Майя. Ей уже исполнился 21 год. Она студентка университета, изучающая психологию. Увы, суд в связи с Катей выбил всю семью из колеи: Майя присутствовала на суде, который решал судьбу сестры и не могла присутствовать на занятиях в университете. По счастью, ей разрешили сдать пропущенные экзамены позднее. Майя подавала заявление с тем, чтобы суд разрешил ей быть опекуном сестры. Но у социальных работников были другие виды на Катю. Майе было отказано в опекунстве сестры. Мотивировали это тем, что Майя находится под влиянием матери. Сейчас Майя тоже подала иск в аппеляционный суд, чтобы если не повезет матери, сестру отдали ей. Ждем 1 октября.
Выше - свидетельство о гражданстве Кати, которую социальные работники лондонского округа Мертон собираются отдать в британскую семью и выдать новое свидетельство о рождении, подменив национальность. Четырехлетняя Катя, точно так же как Лайлы и Майя - гражданка Латвии. Но латвийское посольство после долгих просьб вмешаться пока ограничилось бумагой - мол, по латвийским законам ребенку нельзя изменить паспорт, дать новое имя и фамилию иначе как по желанию матери или отца - или, если родители лишены родительских прав - опекуна. Лайла не лишена родительских прав - ни в Латвии, ни в Великобритании. Но социальным работникам лондонского округа Мертон, ровно так же как и британскому семейному суду, абсолютно безразлична национальность ребенка, которого они похищают. Дети иностранцев для них особо легко достижимая жертва. Пока только правительство Словакии возмутилось и пригрозило обратиться в Европейский суд, обнаружив, что за три года около сотни словацких детей попало в сети адоптационных агентств Великобритании. И не секрет, что дети, попадаемые через адоптационные агентства приемным родителям, время от времени становятся жертвами сексуального насилия и других беззкаконий. Информация об этом публикуется в британских газетах. У Лайлы есть все основания опасаться, что насильственная передача ее дочери в чужую семью приведет к плохому исходу.
И отрывок из последнего письма Лайлы:
«Я смотрю на людей на улице, и постоянно задаю себе вопрос - вот мамаша, совершенно не похожая на девочку, котрую она держит за руку - она ведь может быть адоптером..
Вот черный, кабан раскормленный, с жутким черепом, с пустыми глазами жвачного животного, почему-то везет в метро девочку шотландской внешности, с рыжми волосами и голубыми глазами в школьной форме, лет девяти-десяти.. Она преданно смотрит на него, потом он берет ее таким странным движением, подталкивает к выходу, и я задаю вопрос: кто он для нее: социальный работник? Или - адоптер, который терзает ее по ночам, затыкая ей рот и запугивая, чтобы та не смела говорить о том, что он с ней делает?
По какому праву он странно, жестом хозяина, делает такое двжение рукой, напоминающее объятие хозяина...
Таня, я ведь действительно уже вижу эту страну, разделенную только на две категориии - на тех, кто рожает для них детей, и на тех, кто их забирает, отнимает, похищает..
Надо быть в моей шкуре, чтобы понимать, что происходит с матерью, над которой издеваются, у которой отняли ребенка, которого держат заложником, ради которого она еще пытается из последних сил держать себя в руках..»
Лайла Брице, чья фамилия по-английски читается как Брайс - латвийская журналистка. Работала в Лондоне редактором русской газеты. 8 марта 2010 года социальные службы лондонского округа Мертон воспользовались тем, что на тот момент Лайла плохо говорила по-английски, не знала законов страны, не ориентировалась в ситуации, обманом и подлогом заставили подписать ее заявление о передаче ее двухлетней на тот момент дочери Кати под опеку государственных служб. С тех пор прошло два с половиной года. Все это время Лайла, у которой есть и старшая, уже совершеннолетняя дочь Майя, сражалась за возвращение Кати в семью. Социальные службы тщательно скрывали от нее факт, что с самого начала готовили обманом отобранного ребенка к насильственной, то есть без согласия матери, передаче Кати в другую семью. По-английски это называется forced adoption - насильственное удочерение. Обман вскрылся лишь после того, как Лайла, проиграв слушание в семейном суде, получила доступ к рапортам из Скотланд Ярда и нашла свидетельства того, что ее ребенок был в прямом смысле слова похищен социальными службами. Эти свидетельства будут обнародованы в аппеляционном суде, который состоится 1 октября этого года. А пока - краткая предыстория и запечатленный в фотографиях день Лайлы, еще не подозревающей о том, что ребенок ее был с умыслом похищен.
На этом фотоснимке, сделанным мною, Лайла и пятимесячная Катя в 2008 году. Я гостила в этой семье неделю, видела отличного ухоженного ребенка, нежно любимого матерью. Лайла относилась к малышке с огромной заботой, ни на минуту ее не покидая. Ее старшая дочь Майя сменяла мать, когда той нужно было покинуть дом для работы. И Лайла, и Майя были в восторге от того, что попали в Лондон, делали покупки, обсуждали перспективы. Майя училась в колледже, получая отличные оценки и ее хвалили учителя. Семья была абсолютно счастлива. Мне и в голову не приходило, что пару лет спустя я увижу совершенно других людей - потерянных и несчастных. Отец Кати, который все время находился в Риге, покинул семью ради другой женщины. Самой Кати тоже уже не было в доме. Она находилась под опекой социальных служб лондонского округа Мертон. Социальные работники поместили Катю в семью опекунши - уроженки острова Маврикий. Кроме Кати, здесь жили еще две девочки, старше Кати на шесть лет. Обе - из семьи алкоголиков. Одна из них постоянно била маленькую Катю, но социальные службы предпочитали этого "не замечать".
Три года спустя после того, как я сделала этот снимок, мне рассказали, как Катя попала под опеку социальных служб. Дело в том, что Лайла, Майя и Катя переехали на другую квартиру. Майя после колледжа поступила в университет, а Лайла нашла работу редактора в русской газете. Работала она обычно из дома. Владелец газеты, как это водится за большинством бизнесменов русского происхождения, платил мало и нерегулярно, задерживая деньги и выплачивая их по частям. В свою очередь Лайла задерживала квартплату лендлорду, у которого снимала квартиру. Тому это не нравилось и он постоянно угрожал выселить семью. 5 марта 2010 года владелец газеты потребовал, чтобы Лайла срочно приехала в редакцию. Был утерян некий файл и требовалось его немедленно найти. Оправдания Лайлы, что погода очень плохая, а у нее слегка заболел ребенок, приняты во внимание не были. Либо срочно ехать на работу, либо быть уволенной. В панике Лайла обзванивала знакомых - нужно было найти человека, который согласится посидеть с ребенком. Такой человек нашелся. Подруга Виолетта согласилась закрыть свой магазин и приехать выручать Лайлу. Для того, чтобы справиться со своими делами и доехать до дома Лайлы, ей нужно было время. Между тем владелец газеты продолжал звонить и требовать немедленно появиться в редакции. Ехать нужно было на другой конец Лондона - тремя автобусами и метро. Времени ждать подругу не было. Поэтому Лайла убрала все предметы, которыми маленькая Катя могла пораниться или проглотить, тепло ее одела, поставила на стол бутылочки с чаем и кефиром, выключила старый бойлер, который мог стать причиной аварии, поцеловала ребенка, попросив у него прощения, что оставляет его одного, плотно закрыла двери комнаты и уехала на работу. Это был последний день, когда Лайла видела свою младшую дочь дома. Как выяснилось впоследствии, подруга застряла в автомобильной пробке и появилась в квартире уже после того, как туда, открыв двери своим ключом, вошел лендлорд. Увидев, что ребенок оставлен дома один, он вызвал полицию. Полицейские, приехав аж на трех машинах, увезли маленькую Катю и арестовали всех присутствовавших на тот момент в доме: опоздавшую к ребенку подругу, вернувшуюся из университета Майю и позднее - саму Лайлу. Через три дня социальная работница Клара Масенда обманом заставила Лайлу подписать документ о передаче ребенка под опеку социальных служб, представив его как документ, разрешающий социальным службам оказывать медицинскую помощь ребенку. Кларе Масенде нужно было торопиться - она знала, что полиция собиралась передать ребенка назад матери на следующий день. Лайле об этом предусмотрительно не сказали. Наоборот, на следующий день у нее всеми правдами и неправдами выбили согласие на опеку, представив дело так, что иначе получить Катю назад невозможно. Так была начата кампания по передаче маленькой Кати на насильственное удочерение. О том, что социальные службы не собирались возвращать ребенка, матери не говорили. Наоборот, ее посылали на многочисленные "асссесменты", то есть оценочные тесты, которые проходят обычно родители, чьих детей забирают социальные службы. К досаде социальных работников, Лайла благополучно проходила все. И постоянно спрашивала: "Когда мне вернут Катю?"Вернуть же Катю матери уже было никак нельзя: на симпатичную белую (это особо подчеркивалось) девочку выстроилась очередь из людей, желающих ее удочерить. И тут нужно рассказать о привходящих обстоятельствах.
В последние годы газеты Великобритании пестрят вот такими объявлениями: "Требуются опекуны". Или такими: "Создай семью: удочери!" Это часть государственной политики - с тех пор, как советником премьер-министра Тони Блэра стал бывший глава Барнардос Мартин Нейри (Martin Narey), а пост министра по делам детей занял Тим Лоутон (Tim Loughton). Последний сам был в трехмесячном возрасте усыновлен семьей опекунов, через руки которых прошло приблизительно 80 детей. Правительство Великобритании считает усыновление или удочерение отличным решением для сокращения расходов на содержание ребенка под опекой. Еще бы - каждый опекун получает за каждого ребенка 400 фунтов еженедельно, ну и здесь имеется масса добавочных трат на социальных работников, оценивающих пригодность опекунов, медиков, присматривающих за детьми, различных служб, обеспечивающих прохождение родителями различных тестов и так далее, и так далее. Короче, правительство взяло курс на ускорение передачи детей на усыновление-удочерение. При этом советники правительства почему-то предпочитают не вдаваться в сопутствующие вялотекущему процессу усыновления-удочерения обстоятельства. А реальность такова, что на "рынке" детей, предназначенных для усыновления и удочерения, не пользуются спросом дети-инвалиды, дети из плохих семей - например, из семей алкоголиков и наркоманов, дети
черных и азиатских родителей, дети старше четырех лет. "Нарасхват" "улетают" в основном белые дети, не достигшие четырех лет и с хорошей генетикой. Катя была ребенком, которого легко "продать" на этом рынке. Именно продать, потому что на детях, подобных Кате, система делает деньги. Например, по данным сайта
http://www.forced-adoption.com/introduction.asp#cashingin помещение ребенка в специализированный детский дом стоит 7 000 фунтов в неделю на ребенка, стоимость адвокатов и судебные издержки при помещении ребенка на усыновление-удочерение стоят 500. 000 фунтов за каждый случай, а эсперты получают до 28.000 фунтов за простой доклад. Адоптационные агентства, помещающие детей на усыновление-удочерение, делают на этом бизнесе миллионы, получая 18.000 фунтов за каждого адоптированного ребенка, ну и местные власти тоже делают миллионы, достигая установленных правительством "квот" адоптации детей. Дети - это серьезный бизнес.
Лайла и ее дочь Катя стали заложниками системы.
Первое, что бросается в глаза в квартире Лайлы - разложенные по полу папки и документы. У Лайлы нет средств на оплату частного адвоката и к защите в аппеляционном суде она готовится самостоятельно. Бесплатный адвокат из Legal Aid ей тоже не положен - судья окружного семейного суда официально отказал Лайле в аппеляции. Плюс практика показала, что бесплатные юристы из британской службы Legal Aid почему-то предпочитают работать против тех, кого они призваны защищать. Во всяком случае представительница Legal Aid, которая работала с Лайлой, даже не проинформировала последнюю, что она легко могла бы получить своего ребенка назад. Просто написав заявление об отказе от услуг социальных служб. Когда же Лайле это под большим секретом все-таки сообщили и она последовала совету, социальные службы округа Мертон мнгновенно нанесли ответный удар - подали заявление в семейный суд, чтобы отобрать у Лайлы ребенка. Шансов выиграть такой суд у родителей практически нет: выигранные ими дела исчисляются десятыми долями процента. Где-то в середине процесса Лайла получила официальное сообщение, что у нее нет надобности присутствовать на судебных слушаниях. Дело Лайлы было решено в пользу социальных служб еще до того, как прозвучал приговор суда. Даже о своем праве на аппеляцию Лайла узнала явочным порядком, попросту явившись в аппеляционный суд. Адвокат, на тот момент уже платный (деньги на него нашел английский священник, которого тронула история Лайлы) заодно со всеми утверждал, что подать на аппеляцию Лайла не может: это потребует огромных средств.
Буквально все дни Лайла проводит за изучением документов судебного дела, как на этом снимке. И подготовкой возражений, так как социальные работники искажают информацию буквально на каждом шагу. Напротив нее обычно стоят фотографии ее младшей дочери Кати, а также старшей, которая сфотографирована вместе со своей подругой. В этот день Лайле предстояла очередная встреча с ее младшей дочерью Катей. Я собиралась сделать фотографии всех членов семьи - Лайлы, Майи и Кати, хотя мы все осознавали, что здесь нас могут ожидать большие препятствия со стороны социальных работников. Все криминальные дела делаются тайно - и гласность тут здорово мешает. Мы собирались встретиться в округе Мертон, у небольшого здания социальных служб, которое они специально имеют для встреч детей с семьями, у которых они отбирают детей. Ближе к полудню мы с Лайлой поехали в Мертон. Майя выехала туда из другой части Лондона.
Мертон находится на другом конце Лондона от того места, где сегодня живет Лайла. В метро мы делали пересадки и я фотографировала Лайлу в поездке.
Мы зашли в магазин, чтобы купить подарки для Кати. Позже, на остановке, Лайла еще купила дочери забавные шарики.
Место, где родители встречаются с забранными у них социальными службами детьми, называется скромно: семейный центр. Оно оборудовано камерами видеонаблюдения и имеет пропускной пункт при входе. Когда дети в прямом смысле похищены социальными службами, подобно Кате, семьям очень редко разрешается встречаться где-либо, кроме этих семейных центров. В них есть маленькая комнатка с игрушками наподобие тех, что имеются в детских садах, а также выход в огороженный решетками садик. В комнате обязательно присутствует социальный работник-надзиратель, который записывает все, что происходит между матерью и ребенком. Если ребенок похищен социальными службами и заранее предназначен для передачи агентствам по усыновлению-удочерению, как Катя, социальных работников отбирают очень тщательно. Лайла рассказывает, что все социальные работники, которые относились к ним хорошо и правдиво записывали то, что происходило между матерью и дочерью, были заменены. Остались лишь те, кто намеренно искажал информацию. Судебная аппеляция Лайлы пестрит замечаниями по искажениям информации, допущенной социальными работниками.
Обычно детей привозит на автомобиле социальный работник. Это не всегда безопасно для детей: какое-то время назад дочь Лайлы попала в автоаварию - в машину социальной работницы врезался грузовик. Автоаварию официально скрыли и ребенка даже не показали врачу. Лайле, которая потребовала от социальных работников расследования аварии, просто сказали: «Лайла, такое со всяким случается. Ты ведь тоже могла попасть в автоаварию». В этот день Катю привезла в семейный центр не социальная работница, а ее опекунша, в доме которой Катя живет. По-английски ее называют foster carer. Катина опекунша родом с Маврикия. Она добрая, но малограмотная женщина, которая путает времена глаголов в английском языке и учит этому словоупотреблению Катю. Кроме того, она любит погулять и ребенок часто участвует в разного рода застольях. Четырехлетней Кате даже наливают в бокал специальное «детское шампанское». Мать Кати была в ужасе...
Как и ожидалось, мне запретили фотографировать семью - несмотря на все возражения Лайлы, которая упирала на то, что она не лишена родительских прав, является матерью ребенка и хочет иметь семейные портреты, снятые хорошей камерой. Ожидая чего-то в этом роде, мы заранее разработали стратегию быстрого натиска - то есть надо было снимать, не ожидая разрешения, до того, как ошарашенная социальная работница официально меня выставит. У нас оказалось всего несколько минут, времени выбирать кадр не было и я просто быстро нажимала на кнопку, снимая все подряд. Факт, что фото не получились, но кое-что снять таки удалось. На снимке - Лайла разворачивает купленную в подарок куклу, а Майя держит свою сестру на коленях.
Я собиралась сделать фотографии семьи при выходе из семейного центра и ожидала у входа. Но социальная работница появилась первой и загородила выход для Лайлы, Майи и Кати, требуя, чтобы я опустила фотоаппарат. Чтобы не создавать проблем, пришлось не снимать. Но саму социальную работницу я сфотографировать успела. Как можно видеть, за ее спиной - удерживаемая в здании семья.
На обратном пути мы с Лайлой заехали в район, где находится школа Кати. Она тщательно огорожена высоким забором. Из британских газет известно, что родителей задерживали и отправляли в тюрьму просто за попытку увидеть своих отобранных детей в школьном дворе.
Недалеко от школы находится другой семейный центр, где также назначаются встречи с Катей. Лайла рассказывает, что он - наихудший и больше всего напоминает тюрьму.. Там есть секьюрити и видеокамеры, а комнатка для встреч настолько мала, что мать с ребенком практически упираются в колени надзирательницы от социальных служб.
Ожидание пригородной электрички. Потом мы наконец приехали домой. Еще пара фото Лайлы и ее старшей дочери Майи, сделанных в другие дни..
Старшая дочь Лайлы - Майя. Ей уже исполнился 21 год. Она студентка университета, изучающая психологию. Увы, суд в связи с Катей выбил всю семью из колеи: Майя присутствовала на суде, который решал судьбу сестры и не могла присутствовать на занятиях в университете. По счастью, ей разрешили сдать пропущенные экзамены позднее. Майя подавала заявление с тем, чтобы суд разрешил ей быть опекуном сестры. Но у социальных работников были другие виды на Катю. Майе было отказано в опекунстве сестры. Мотивировали это тем, что Майя находится под влиянием матери. Сейчас Майя тоже подала иск в аппеляционный суд, чтобы если не повезет матери, сестру отдали ей. Ждем 1 октября.
Выше - свидетельство о гражданстве Кати, которую социальные работники лондонского округа Мертон собираются отдать в британскую семью и выдать новое свидетельство о рождении, подменив национальность. Четырехлетняя Катя, точно так же как Лайлы и Майя - гражданка Латвии. Но латвийское посольство после долгих просьб вмешаться пока ограничилось бумагой - мол, по латвийским законам ребенку нельзя изменить паспорт, дать новое имя и фамилию иначе как по желанию матери или отца - или, если родители лишены родительских прав - опекуна. Лайла не лишена родительских прав - ни в Латвии, ни в Великобритании. Но социальным работникам лондонского округа Мертон, ровно так же как и британскому семейному суду, абсолютно безразлична национальность ребенка, которого они похищают. Дети иностранцев для них особо легко достижимая жертва. Пока только правительство Словакии возмутилось и пригрозило обратиться в Европейский суд, обнаружив, что за три года около сотни словацких детей попало в сети адоптационных агентств Великобритании. И не секрет, что дети, попадаемые через адоптационные агентства приемным родителям, время от времени становятся жертвами сексуального насилия и других беззкаконий. Информация об этом публикуется в британских газетах. У Лайлы есть все основания опасаться, что насильственная передача ее дочери в чужую семью приведет к плохому исходу.
И отрывок из последнего письма Лайлы:
«Я смотрю на людей на улице, и постоянно задаю себе вопрос - вот мамаша, совершенно не похожая на девочку, котрую она держит за руку - она ведь может быть адоптером..
Вот черный, кабан раскормленный, с жутким черепом, с пустыми глазами жвачного животного, почему-то везет в метро девочку шотландской внешности, с рыжми волосами и голубыми глазами в школьной форме, лет девяти-десяти.. Она преданно смотрит на него, потом он берет ее таким странным движением, подталкивает к выходу, и я задаю вопрос: кто он для нее: социальный работник? Или - адоптер, который терзает ее по ночам, затыкая ей рот и запугивая, чтобы та не смела говорить о том, что он с ней делает?
По какому праву он странно, жестом хозяина, делает такое двжение рукой, напоминающее объятие хозяина...
Таня, я ведь действительно уже вижу эту страну, разделенную только на две категориии - на тех, кто рожает для них детей, и на тех, кто их забирает, отнимает, похищает..
Надо быть в моей шкуре, чтобы понимать, что происходит с матерью, над которой издеваются, у которой отняли ребенка, которого держат заложником, ради которого она еще пытается из последних сил держать себя в руках..»