Занесли меня пути-дорожки в район Семёновской. Шла по скверу и вспомнила свою позапрошлую жизнь.
Рядом НИИ, в котором я проработала много лет. Собственно, вся юность связана с этими местами, кажется, целая эпоха для меня прошла тут.
Помню, однажды сидела я на лавочке в этом скверике и горько рыдала от несчастной любви. Прошло время и я забыла об этом человеке. Совсем забыла. Так, что за всю последующую жизнь вспомнила о факте его существования всего-то несколько раз, и то в контексте. Бог мой! знала бы юность, сколько ненужных, лишних эмоций тратится не туда и возникает не о том.
А там, через дорогу, в переулках, управление, в котором работала моя мама. Я иногда бывала у нее на работе, знала многих ее сотрудников, впрочем, некоторые из них бывали и у нас в доме. Теперь я езжу на дачу, где почти вся улица из маминых бывших сослуживцев.
Недалеко и Преображенское кладбище, где похоронен мой папа. Впереди Немецкое кладбище (я так и не научилась называть его Введенским), где упокоилась моя мама.
Вот и мой институт. Вход, дальше проходная, охрана с турникетами, справа бюро пропусков, слева отдел кадров. Так было когда-то. Там, наверху, окна нашей лаборатории. А здесь внизу на первом этаже столовая, она была очень большая, светлая, с большими, как теперь говорят, панорамными окнами и тюлевыми занавесками.
Ещё на первом этаже был актовый зал, вычислительный центр, медпункт с врачом-терапевтом, кабинетами гинеколога и стоматолога, и была даже комната гигиены с редким по тем временам предметом - бидэ. В актовом зале проводили не только собрания, приуроченные к революционным праздникам и прочим годовщинам, но иногда приглашали артистов и устраивали праздничные концерты.
Как много жизни, событий, людей вокруг меня было тогда!
А вот в этом доме жила девчонка из нашей лаборатории. Ох, и оторва же была. Долго она у нас не задержалась, что с ней стало, не знаю, но пролетела через лабораторию как комета, оставив яркий след.
А в этом доме жила Маша - веселая, приветливая женщина - монтажница с участка печатных плат, командир нашей санитарной дружины.
А там были дома где жил наш начальник и еще несколько знакомых мне человек. Но домов больше нет, их снесли и построили новый жилой квартал.
У нас была большая веселая компания. Кто-то жил недалеко от института, кто-то ездил с разных концов города и окрестностей. Работали у нас выпускники и студенты-вечерники физфака МГУ, Иститута Связи, МИРЭА.
Из той жизни у меня осталась одна подруга, с которой мы общаемся по сей день. Хотя проработали вместе всего лет пять, она училась в Экономико-статистическом и по окончании учебы сначала перешла к экономистам, а потом и вовсе ушла в министерство.
Витя жил в громадной и густонаселенной коммуналке на Тверском бульваре рядом с ТАССом. После того, как жизнь раскидала, мы какое-то время еще продолжали общаться. Помнится, приходили уже с мужем переписывать с касеты на касету музыку, кажется, это был Led zeppelin. В начале 90-ых на его дом положил глаз кто-то из нуворишей, квартиры стали активно расслелять по окраинам. Он с семьей долго держался, все жильцы разъехались, они уже остались одни в доме, ехать на окраину отказались. В подъезде пытались устроить пожар. Но в общем, обходились с ними по тем беспредельным временам деликатно - ни электричество, ни воду не отключали, к батарее не приковывали и утюги на живот не ставили. А потом моя собственная жизнь так закрутилась, что связь оборвалась, что стало с ними дальше, не знаю.
Юрка ездил из Железнодорожного, я тогда только слово “Железка” слышала, где это и что это, не очень ясно себе представляла, этот почти пригород казался мне краем географии. И кто бы мог подумать тогда, что судьба забросит меня именно на этот географический край. Живет ли он еще в Железке, нет ли - неизвестно. Да и жив ли?
Олег, которого все звали Аликом и никак иначе, верста коломенская, редкостный гуляка и балбес. Понемногу фарцевал, через него можно было добыть японский зонтик стоимостью в пол моей зарплаты, фирменные джинсы и прочие западные ништяки.
Боря с подпольной кличкой Борюсик. Маленький, плюгавенький, вечно в стоптанных нечищенных ботинках, был пожизненным мальчиком для битья нашего шефа. Женился, когда ему было уже хорошо за 30. Когда родился ребенок, рассказывал, что жена моет с мылом плечики для одежды. Мы дружно хохотали: "А шнурки она не гладит?" По его рассказам получалось что-то около того.
Ленка выскочила замуж раньше всех, родила дочку и в конце концов вылетела из института с третьего курса. Ее муж переспал, кажется, со всеми ее подругами, и вообще имел все, что движется и даётся.
Сашка с круглым лицом и кучерявой рыжей бородой был всехний друг и большой знаток анекдотов. В 90-ые, говорят, уехал с женой и ребенком в Израиль.
Другой Сашка жил в пределах пешей досягаемости до родного НИИ. Мы с ним иногда ходили вместе после работы - он домой к семье, я на учебу в институт (время окончания работы и время начала занятий позволяло погулять). Как же он много болтал! Называл меня прифранцуженной женщиной. А его жена пекла удивительно вкусные хачапури. Мы были просто хорошими добрыми друзьями. Часто шли через Немецкое кладбище, и кто бы мог тогда подумать, что спустя много лет я буду приезжать сюда на могилку родного человека. Воистину - пути Господни неисповедимы.
Андрей ездил то ли из Бескудниково, то ли из Лианозово. Как я была зла на него! Была уже замужем, уже был ребенок, а этот урод не придумал ничего лучшего, как рассказывать моему мужу (мы же все знали жен, мужей друг друга, все дружили и общались), о том, как он влюблен в меня (кстати, я об этом не знала). Мы тогда с мужем чуть не поругались из-за этого коз… человека.
Тоня работала чертежницей в КБ. Она не была длинноногой красавицей, но у нее были совершенно удивительные зелёные глаза, темные, красивые, всегда аккуратно уложенные, волосы, смешливая, фигурка необыкновенно ладненькая, конфетка, а не девочка. Сейчас такую назвали бы секси. Она полностью одевала себя - шила и вязала так, что фарца с заграничными шмотками нервно курила в сторонке. На праздники приносила торты собственного приготовления. Но с личной жизнью у нее что-то не ладилось. Не знаю почему. Правда, одна причина точно была - у нее были старенькие родители, которые нуждались в помощи, и совершенно слепой старший брат.
А в этом доме жила женщина от конструкторов. У нее была дочка-даун, она вечно рвалась между работой и домом. Как же ее звали…. уже не помню имени. Однажды, по какому-то поводу мы с девчонками заходили к ней домой. Было ей в ту пору лет, наверное, 40, она была совершенно седая и выглядела очень старой. Мы все очень сочувствовали ей. А она никогда не унывала.
Как-то однажды много лет спустя, уже в “новые времена”, будучи в тех краях, встретила я Ленку из соседней лаборатории. Она узнала меня, я ее с трудом. Какая была девчонка! Ах! Пол институтского мужского населения молча страдало по ней. И вдруг… потертая одежонка, сама вся какая-то дешевая, потертая, потухшая, поникшая……. никакая.
Множество знакомых людей, множество судеб, событий, некоторые имена стерлись из памяти, остались только образы ...
Потом на самом излете СССР я получила квартиру от института. И оказалась в одном доме с сотрудниками. Через два года я уволилась, но люди из той жизни еще много лет были рядом. Дружили мы домами семьями с двумя парами моих бывших коллег. Ирка с Игорем работали у заказчиков, Гена - в другой лаборатории. Дружили, ходили вместе на родительские собрания, бегали друг к другу в гости, вместе отмечали праздники, вырастили детей.
И на этом закончилась еще одна моя жизнь. И все те люди остались там, в прошлом.
Шла я по скверу, вспоминала, и казалось, что все это было не со мной. Или вовсе ничего этого не было … так, игра воображения, жизнь, нарисованная в голове.
А что же тогда было?
Странная штука память.