Осенние сны
"Осенние сны", 1987, СССР
Холодные берега
Визитная карточка белорусского кино - «Белые Росы» - имеет и утяжеленную версию. Через четыре года после похождений героев Николая Караченцова, Михаила Кокшенова, Станислава Садальского теми же авторами была представлена более философская версия без перебора тальянки в гнезде аиста или лечения ревматизма раскалёнными кирпичами. Автор сценария Алексей Дударев и режиссёр Игорь Добролюбов снова обратились к теме вымирающей деревни и колоритным старикам (опять Борис Новиков играл того, что пожиже, Сергей Плотников - того, что поосновательнее, а скрепляла хронических пикировщиков эталонная сельская баба Галина Макарова).
Фильм получился страшным. По-настоящему страшным, без зомби-апокалипсисов и любовных страстей упырей. Вероятно, поэтому, картина, что на порядок сильнее советского ширпотреба, регулярно пускаемого на тематических киноканалах, в принципе, широкому зрителя практически неизвестна. То, что в “Белых Росах” показано намеком - финальный монолог деда Ходаса, здесь бьёт наотмашь. Как бы ты по жизни не петлял, к тебе всегда придет проводница в другой мир, заставив перед этим осознать свою половинчатость и острое желание всё переиграть заново. Если бы молодость знала, если бы старость могла.
Не надо новомодных скримеров - Добролюбов показал славянский потусторонний мир - с мертвыми живыми девушками в белых одеждах и чёрными котами, удерживающими границу света и тьмы. И заюлит человек, никуда не денется, и покается, и прощения попросит, и завоет дико - а всё, время истекло, и по ту сторону вовсе не тепло и спокойно, если здесь подличал и малодушничал.
Конечно, Добролюбов манипулировал зрителем. От первых кадров, где потихоньку исчезали с фотографии жители белорусской деревеньки до больничных мытарств, когда, словно Тантал, умирающий старик не может напиться. Причем, вода - это одна из философских нитей, пронизающая весь фильм, когда один сельчанин старается очистить колодец за всех ушедших, а второй туда плюёт. И минорная музыка Андрея Петрова фиксирует безнадежность жизненной суеты на пороге подведения итогов. Хотя, кажется, тебе и “Жигули” в лотерею выпали, и дети рублишко к пенсии подкидывают, но ведь богу взятку не дашь.
И человек вдруг понимает, что у него за всё спросят. За донос на ухажера твоей девушки, за трусость, за мелочность. Причем, все трое стариков боятся переступить черту - они понимают, что жили неправильно, и их проблемы с детьми (у Ганны единственный сын - вор, сидит крепко, у Василя - перекати-поле, клянчащий пенсию, у Микиты - сбежавшие от старика в город) - это колокольчик. Хоть все персонажи всю жизнь тяжко работали, воевали, и, по большому счету, жили по заветам социалистического общества. Но в итоге предъявить нечего.
Каждый эпизод многогранен и художественно красив. Фильм тянет поставить на паузу и задуматься. Задуматься над вечными вопросами, которые решают все поколения не одну тысячу веков. И не хочется возобновлять просмотр, потому что понимаешь, что все идет к must die. И страшно не за придуманных героев, а за себя. Ведь именно тебя сейчас хладнокровно ткнули носом в твою неизбежную развязку. Одиночество, осознание неправильно выбранной дороги и расплаты за это. Ты обречен ловить знаки в странных снах осени жизни и печалится каждому своему дню рождения, как счетчику приближения к той черте, к которой мы все направляемся с разных сторон.
Поэтому будем и дальше уклоняться от неприятных вопросов, выбирая в телепрограмме ставшие родными приключения фольклориста Шурика или анекдот про то, как два пенсионера Шарика тещиной настойкой напоили.
(с) Андрей Батурчик