remontée mécanique
Неспеша читаю правила написания rapport de stage и попиваю горячнущий (как я люблю) чай. Недовольно рассматриваю свой Инстаграм, пытаюсь понять, заводить ли новый или оставлять всё как есть. Две ипостаси для меня пока не укладываются вместе в голове. По ночам, в жарких одеялах (сплю под одеялом даже в жару), тогда, когда я настаиваю на выключенном кондиционере, мне снятся странные сны: паркующиеся машины, белые ауди, мужчина, который нас куда-то ведёт, симпатичный мальчик, который обязательно станет лишь тенью наших приключений (девочкам так нравится за что-то цепляться), переглядывания с Щ., но всё равно, сны не так абсурдны и не так филигранны, как лучшие фильмы Дэвида Линча, а хуже всего то, что я и вспомнить-то их толком не могу.
Я просыпаюсь в 4 утра от запаха мясного бульона и варюсь непродолжительное время в этих ароматах, раздумывая не встать ли в кои-то веки вместе с первыми лучами солнца, пролистываю бегло сны и решаю ехать на сбор винограда во что бы-то ни стало. Из коридора является тень и разрушает мои мысли о бульоне. «Бриошь», - говорит он. «Булочник печёт бриошь». «Брио-о-о-ошь», - сладко тяну я и засыпаю с мыслями о сдобном завтраке на его могучем плече.
Здешние ароматы возвращают меня вновь и вновь в наше деревенское лето. А может это и не только ароматы виноваты, а годовая цикличность. Снова июль, скоро его середина, а после этого неумолимо склоняющееся к закату лето, сбор урожая, цветение воды, ранние сумерки и конец всех прекрасных надежд. И как ни крутись, с годами это виснет всё сильнее на палке с котомкой, в которой ты несёшь былое и думы. Мы идём по палимой солнцем дороге вдоль картофельных полей в ожидании прохлады лесной опушки, и я не могу помешать себе думать о всех бессчисленных прогулках с Филом, совершенных от дома до Ухтохмы, через лес, через поля, через карьеры к омуту, к песочному острову, к рыбацким сетям. Мой друг, мой дружок, и вот твою-то лапу я на прощание и не подержала в своей руке. Позволь мне хоть скупыми словами вспомнить о твоих глазах цвета заморского ореха, цвета мебели в доме у Нины, цвета французской подливки rouille... Сколько лет, тёплых, холодных, дождливых, грибных будут ассоциироваться у меня с тобой. Лето, деревянный дом, прогулки с собакой. Твой несносный характер, твой игривый бег. Клещи, от которых мы забывали тебя защитить. Твои ассиметричные уши, которые чистила только я. Восторг, который ты вызывал у детей. Страх, который ты вызывал у глупых взрослых.
Мы идём по лесу вдоль пересыхающего ручья, и русское лето сменяется летом в Сен-Жели-дю-Феск, трещащими электрическими проводами, запахами гарриг, миражом синего Пик Сен-Лу и километрами, преодоленными на велосипеде, и первым одиночным знакомством с красотами Лангедока, тогда ещё непрофессиональным, недоверчивым, ошеломительным.
Каникулы - время возвращения, переваривания, обмозговывания и таяния в горячем полдне.
Я просыпаюсь в 4 утра от запаха мясного бульона и варюсь непродолжительное время в этих ароматах, раздумывая не встать ли в кои-то веки вместе с первыми лучами солнца, пролистываю бегло сны и решаю ехать на сбор винограда во что бы-то ни стало. Из коридора является тень и разрушает мои мысли о бульоне. «Бриошь», - говорит он. «Булочник печёт бриошь». «Брио-о-о-ошь», - сладко тяну я и засыпаю с мыслями о сдобном завтраке на его могучем плече.
Здешние ароматы возвращают меня вновь и вновь в наше деревенское лето. А может это и не только ароматы виноваты, а годовая цикличность. Снова июль, скоро его середина, а после этого неумолимо склоняющееся к закату лето, сбор урожая, цветение воды, ранние сумерки и конец всех прекрасных надежд. И как ни крутись, с годами это виснет всё сильнее на палке с котомкой, в которой ты несёшь былое и думы. Мы идём по палимой солнцем дороге вдоль картофельных полей в ожидании прохлады лесной опушки, и я не могу помешать себе думать о всех бессчисленных прогулках с Филом, совершенных от дома до Ухтохмы, через лес, через поля, через карьеры к омуту, к песочному острову, к рыбацким сетям. Мой друг, мой дружок, и вот твою-то лапу я на прощание и не подержала в своей руке. Позволь мне хоть скупыми словами вспомнить о твоих глазах цвета заморского ореха, цвета мебели в доме у Нины, цвета французской подливки rouille... Сколько лет, тёплых, холодных, дождливых, грибных будут ассоциироваться у меня с тобой. Лето, деревянный дом, прогулки с собакой. Твой несносный характер, твой игривый бег. Клещи, от которых мы забывали тебя защитить. Твои ассиметричные уши, которые чистила только я. Восторг, который ты вызывал у детей. Страх, который ты вызывал у глупых взрослых.
Мы идём по лесу вдоль пересыхающего ручья, и русское лето сменяется летом в Сен-Жели-дю-Феск, трещащими электрическими проводами, запахами гарриг, миражом синего Пик Сен-Лу и километрами, преодоленными на велосипеде, и первым одиночным знакомством с красотами Лангедока, тогда ещё непрофессиональным, недоверчивым, ошеломительным.
Каникулы - время возвращения, переваривания, обмозговывания и таяния в горячем полдне.