Повар, вор, его жена и ее любовник
Дамы и Господа, добро пожаловать в театр, театр абсурда. Открывается занавес и перед нами предстает кишащий мир.
Вашему вниманию предлагается все удовольствия "варварской" жизни. Вы можете съесть смерть, подобрав для себя черной пищи. Можете добавить тщеславия с 30% надбавкой или.. афродизиака при схожих условиях.
На представленной сцене у вас есть возможность затеряться во времени: зайдя из мира настоящего (пройдите, пжл, через врата. Да, это врата. Нет-нет, не обращайте внимание, это не фургоны с мертвечиной. Это врата. Прошу Вас, пройти вперед), и скользнув через кухню далеких времен 17 века, Вы окажетесь в безвременном пространстве иллюзорного времени. Только это так кажется с первого взгляда. На самом деле - на этой сцене нет ни времени ни места. Вы проходити сквозь времена и пространства. Вам здесь все дозволено. Только... будьте осторожны...
Гринуэй нам представил театр абсурда, где показаны современные "стражники", "защитники" города. Такие стражники, а в этом случае их имя - воры, поставили себя на пьедестал, заявив, что их цель защищать... и они защищают город..."защищают от своих ребят", т.е. от самих же себя. Поскольку что только им - а в их случае, только их "голове" - Альберту, известно как правильно, что правильно, как есть, как пить, как следить за гигиеной, как должны развлекаться и как жить. Из Альберта льется и льется абсурдная пустая информация, как раньше бы говорили, мусор из радиоприемника. Его невозможность утолиться едой, женой, любовью, властью, людьми, все больше и больше требует "поглощения" и тотального контроля. Но в своем тотальном потреблении он теряет из виду, что постепенно его свита истончается. Изменения героя и его свиты через костюмы и свет так четко подчеркивают настроение и чувства героя - снова... театральность.
Жена и Любовник, Джоджина и Майкл, единицы, воссоединенные в единое. Здесь нет великой и чистой любви как в сказках, но здесь есть человеческие живые чувства, противопоставленные полному слепому забвению.
Джоржина - за столом среди свиты - как птичка в клетке, построенной ей самой. Ее отделение под стать уединению Майкла от столь "важной" публики среди книг. Они играют, заходя за границы "дозволенного", еще больше пропитываясь жизнью... жизнью в человеческой любви. Перевоплощение образов Джордины и постепенный ее переход из скорлупы, сдержанности, в ее "вторую" реальную кожу, а под занавес выпуск исходящей изнутри "черной" силы, художественным образом подчеркнуть Готье. И что интересно: вместе с Джоджиной открываются врата "ада" и вместе с ней они "закрываются"....
Майкл - единственный, кто за время спектакля так и не поменялся. Ни во временном, ни в пространственном измерении коридоров, ресторана, улицы...книгохранилища. Почему? Его укрытие в себе, в мире книг... или твердость характера, неспособная сломить его построенный мир... его спасение? или демонстрация его заблуждение? А может это подчеркнутость безвременности и неизменчивости? А каков был выбран образ - Рыжий мужчина, рыжий костюм...
Повар (Ричард) и его кухня. Это герой, который ходит меж столов и сзади ваших спин... Он все слышит и видит... Он помогает "пострадавшим", подавая в качестве утешения бокал белого вина, и омывая их от "грязи"... Он способствует соединению любви, хранит тайны, очищает мир... Он держится в сторонке, являясь одновременно сторонним наблюдателем и действующим лицом, указывает ориентиры для зрителей и героев (ой, не зря два блюда от шеф повара именно Джорджине и Майклу). В момент одной из репперных точек - соединение всех ключевых героев за одним столом - он не находится на кухне, а "восседает", точнее стоит над ними, являясь ярким пятном в этой картине: черный и свтло-рыжевато коричневый, и разделенная Джорджина на черный низ и светло-русый верх. И здесь он, Ричард...
Его кухня и обитатели ее - слуги и коллеги...его глаза, его нюх, его голос. Будто Ричард во время работы расчленен на множество частей. Невольно вспомнился диалог героя со смертью из фильма "Знакомьтесь, Джо Блэк".
"- Мне интересно - пока ты здесь развлекаешься, кто делает твою работу? - спрашивает Герой.
- Ты же не отдаешься целиком процедуре бритья? - в ответ задает вопрос Смерть.
- То есть?
- Ты о чем-то думаешь, строишь планы, принимаешь решения... Понимаешь мою мысль? Пока часть тебя занята одним, другая часть занята иным. Возможно, что она даже работает. Верно?
- Верно.
- Приятно, что ты понял. Поздравляю, Билл. А теперь возведи эту мысль в степень бесконечности и получишь представление, о чем я говорю."
Ричард не является главным действующим лицом, он не един - он везде и повсюду. И он никак не является "виновником" ни одного торжества. Ричард исполняет запросы, способствует... помогает... Поймав оружие он не линчует, он не берет инициативу, он передает через свой "голос" в руки Джордижне.
А мальчик - тот самый голос "кухни", исполняет немногозначную арию Miserere из Псалтыри "Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега", что больше похоже на зов о помощи"...
И кто же он, Ричард... и нет единого имени и названия... а может есть?
Гринуэй так ярко, насыщенно раскрывает героев, выбрав именно театральные павильоны, дабы зритель мог и ужаснуться абсурдом и узнать знакомое... приблизить максимально и увеличить гротескность каждого слова. Ведь он грозился убить - убил, грозился съесть - надкусил... Изменчивость ресторана... за больше чем неделю...: почти неизменчивая публика, но разнообразные столы... цветы...еда... лица..одежда...посетители... Гаргуйль в лице Митчела... Возможно, найдутся и Химеры - не зря в рядах Грейс...
Дамы и Господа, добро пожаловать на страшный суд, в суд построенный нашими руками - человека.
Занавес.
