Сидим с кузиной, чаевничаем. Она вся такая распаренная, осоловевшая, говорит медленно, смакуя каждое слово.
Оно и понятно: полгода в «неметчине», утомительная дорога и вот она, в родных местах. И умиление вызывает все в ее истинно русской душе: вид из окна на трепещущие ветви березы, холодный осенний ветер, врывающийся в приоткрытое окно, Пупсик, трущий свою шкурку о ее босые ноги, чай из любимой чашки со щербинкой. Эту чашку она вот уже лет восемь собирается забрать в Германию, но каждый раз оставляет и наказывает: береги, я скоро приеду, буду чай пить.
Аннушка уехала вслед за мужем по его служебным делам, но чем дольше живет в Германии, тем больше тоскует о родине. Вроде бы язык знает блестяще, работа есть, достаток тоже, даже круг общения хороший сформировался, но два раза в год хотя бы на неделю едет навестить родню. Как она говорит, надышаться родиной, дать отдохнуть языку и мозгам. И наговориться. Просто поныть.
А еще наварить 5-ти литровую кастрюлю борща и есть его на завтрак, обед и ужин. Говорю, ну что ты не можешь там борщ сварить? Нет, талдычит, он там совсем не такой получается. Самое смешное, что в день отъезда она опять-таки варит борщ, наливает в банку и прячет в машину. Утверждает, что ни один пограничник на эту контрабанду не покусился, зато муж съедает, не дав даже разогреть.
Сегодня мы, не наговорившись ночью, опять продолжали дискусс на тему: чем ОНИ отличаются от НАС. И тут в телевизоре Юлия Высоцкая нежным голосом сказала: а знаете, что топинамбур называют иерусалимским артишоком.
- Во-о-от! Вот чем мы отличаемся! Для них топинамбур артишок, а наши ростовские тетушки его свинской грушей называли. Думаешь, немцы не кормят топинамбуром свиней? Кормят! Но себе на тарелку кладут, как гурманский артишок!
Мы долго ржали над такой аргументацией. Но что-то в этом есть. Хотя и у нас сейчас многие хотят не «быть», а «казаться».