Святки
Сегодня легла отдельно в кухне и проснулась от звонка будильника как от полоснувшего меня лезвия. И больше спать не смогла.
Надо сохранить сон, а точнее, починить его.
Первые три учебных дня на сессии прошли, я сдала немецкий, дав себе слово налечь на него со всем азартом, который к четвертому курсу иняза отрос масштабно. Сквозь всю клиническую депрессию он отрос. Господи, помилуй, как бы я могла учиться, если бы меня не косило это горе.
Ободряющий пост Маши Рупасовой в фейсбучике о том, что на диете без сахара, муки и с малым количеством углеводов она слезла с антидепрессантов и вообще обрела кучу энергии, попутно скинув 10 кило, выглядел утешно. Неутешно выглядело вот это вечное: вместо овсяного печенья и десертов надо кушать зелень, овощи, рыбу, мясо и прочий белок. Какая я голодная, кому только рассказать. Работа и учеба за границей в тех краях, где работающий фуллтайм и снимающий квартиру человек может позволить себе покупать еду, найдитесь. Новый ноутбук, пожалуйста, тоже появись в моей жизни.
Вчера заплатила за аренду очередного месяца (в апреле будет год, как мы обитаем в этом Палацио) 33800 рублей и шла домой, думая, можно ли выключить батареи и поможет ли это уменьшить сумму платежа за жку.
Цены на недвижимость упали за последние полгода колоссально, и боль, страх и вина за себя и свои решения сейчас огромны. Спокойно себе говорю, что надо теперь идти до конца. Скручиваюсь судорогой, когда таргет подкидывает истории из Тинькофф-журнала о том, как люди продали хрущевку, полученную от бабушки, переехали не глядя и ничего не продумав, в США, и там не смогли начать жить и работать, отчалили в Грузию.
Пыталась ночью записаться на IELTS, но после оплаты аренды полный фьють. Вообще не могу въехать, когда его сдавать, то ли 25 февраля, то ли 11 марта, то ли вообще 6 мая в Лунде, как я и мечтаю. А ещё у нас, оказывается, две курсовых, а ещё я думаю, что надо проситься не к Юлии Владимировне Филипповой, а к новой преподше Хацкевич, потому что её статья, прочитанная мной среди положенных доценту публикаций, призывно помахивает мне своей тематикой. Я тоже хотеть писать статьи, публиковать их в журналах, на конференциях и пр. Я хотеть быть мной. Я так ранена.
Шведский будет с Кеннетом трижды в неделю, и я просто не могу отказаться, просто откуда-то знаю, что надо продолжать. Однажды я прочту Бакмана. Если не лениться, то очень вероятно, что я прочту его ещё в этом году, если по-хорошему.
Хочется от страха и ужаса выть и плакать, просить у Бога возможности пять месяцев, всего пять, не работать, учиться, вытащить английский до С1+, научиться читать по-английски с той же скоростью, что и по-русски. Заполнить заявку в магистратуру и получить офферы. И стипендии. Быть с дочерью, самой растить её, видеть, знать каждый день, что она и как она.
Говорила с Асей, она написала мне, что если бы могла молчать и вести себя кротко, то осталась бы в России и училась бы чему-нибудь изо всех сил.
Вот бы написать об этой любимости и нелюбимости, вот бы не потерять ни одного слова. Сегодня был книжный клуб в Р10, и я говорила о Рут Озеки «Моя рыба будет жить», Бакмане и неожиданно - Михаиле Шишкине, и боль плескалась внутри меня, как едкий уксус, а иногда - как колотье в боку после долгого бега, когда ты, наконец, там, куда бежал через все препоны. А потом, заливая эту боль (или выливая?), стояла и говорила с детьми о Кинге, о «Побеге из Шоушенка», «Кладбище домашних животных», «Зёленой миле» и том, что смерть в американской литературе совсем не плохой финал, никакой не срезанный хэппи-энд, а только то, что надо встретить, как старого друга.