L'hiver est à venir
Я тут все еще выковыриваю из мозгов пластилин адаптирую свое мышление к реальности, отбитой у меня случайно прихваченными треми сотнями страниц "Игры престолов". Поэтому я в данный момент туплю в ковер и чашку, хотя должна строчить рабочие и нерабочие мейлы, а так же наконец погладить вон ту гору белья за моей спиной.
Беседуем на эту тему с Мартой.
Марта, как всегда, беседует в основном молча и не шевелясь. Поэтому пластилин на нее не перемажешь вещаю в режиме монолога:
- Это такой удивительный проект, наверно. Ведь я не первый год слышу про эту "Игру престолов" от каждого фонарного столба буквально. Мемы, клипы, еще какая-то индустрия. Ну вот всем оно пригождается. В конце концов, мой сосед недавно вместо "Привет" сказал мне вечером, что завтра выходит какой-то там по счету сезон этого сериала.
Марта задумчиво созерцает гору неглаженого белья. Я продолжаю:
- Если уж я случайно могу прочесть 300 страниц, значит, идея текста была хорошая. Я же не против фэнтезистов как класса. Но такое нельзя, это уже хлебозрелищно. Понятно, что это большой труд, что он должен быть оплачен. Но не должно произведение быть настолько коммерческим. Чтоб вот в кассу.
- Это не в кассу, - помедлив, возражает Марта, не переводя взгляда, - это как всем подойдет.
- Есть ли что-то, что подходит всем? - раздраженно спрашиваю я.
- Насилие, - отвечает она спокойно.
Качает головой, чтобы расплести косу. Волосы, как водопад, раскатываются по спине.
- Насилие подходит всем. Это же база. Насилие, секс, что еще там. Как это по-русски?
Говорит какое-то непонятное слово на французском. Поднимает наконец на меня глаза.
Я пожимаю плечами.
- Ну... - она изображает руками тряску и судороги.
- Движуха?
- Видимо! - кивает она насмешливо. - Честно, не слышала раньше такого слова.
- А еще много-много людей, и чтобы ничего про них не знать, но чтобы они что-то делали.
- Это уже называется словом социум, - фыркает Марта.
- Нет, это называется словом экшен!
Марта наматывает вокруг себя расплетенную косу, натягивает на голову кашемировый палантин относительно серого цвета и гробовым голосом возглашает:
- Winter is coming!
Я теперь, кстати, умненькая и тоже знаю, откуда эта фраза, потому что раньше я только видела ее на всех рекламах кофе навынос, а происхождение пароля мне было неизвестно.
Пока я думаю эту мысль, Марта снимает с головы палантин и говорит почти весело:
- Я смотрела "Игру престолов".
Я молча таращусь на нее, усевшись от неожиданности на гору неглаженого белья, а она спокойно продолжает:
- Нет, не все. Несколько сезонов. Хотя, может, и все, потому что за этот наркотик схватилась впервые, когда мы впервые поссорились до скандала и расхождения. Я ушла тогда из дома в чем была, только рюкзак схватила. Это, кстати, очень мне было тяжело: во Франции рюкзаки дамы не носят, а просить у него сумку я не хотела. Я ничего просить не хотела, потому что за два года мы только присмотрелись друг к другу, только учились говорить, есть и ходить вместе.
Я раньше ничего и не знала про сериалы. А тут - помню эту первую ночь в одиночестве, когда я бродила по комнате в хостеле, как челнок, и не знала, как поставить себя на паузу. Я очень остро почувствовала, что никогда и никак не смогу без него жить, и мне надо было себе что-то вместо жизни. Мимо меня. Мимо пустоты, так вот. И я включала эти 45 минут серии, и водила глазами по экрану, там что-то происходило, а время шло. Потом я отключалась, утром была работа, где некогда, днем была вторая работа, где некогда. А вечером я заходила одна в комнату и прямо в куртке падала на кровать и включала очередную серию.
Наркоз такой. Движуха, так это называется? Много-много людей, красивых людей, что-то происходит, это ничего не означает, но мне голову закрыли подушкой. Я в сериале.
Потом был Сочельник, и я в очередной раз упала в куртке на кровать, в этих престолах что-то там происходило, а я вдруг подумала, что дома бы я ничего не ела в этот день, разве что елку бы наряжали, молились и гуляли в Таврическом перед службой. И я взяла ноут с собой, потащилась в Тюильри, уселась там, ничего не видя, перед фонтаном и стала смотреть дальше, в наушниках. Тепло было очень, наверно, +12, помню, что сидела в расстегнутой куртке.
И в какой-то момент поднимаю глаза, - а Джонатан стоит напротив. Молча стоит. Как из-под земли вырос. А он когда стоял, не двигаясь, я не понимала, какой он и что с ним. Вот как будто его и нет здесь. Статика - это было для него опасно.
Я стащила наушники, смотрю на него.
Он шагнул ко мне, наклонился к экрану. У него хвост с плеча соскользнул и упал на клавиатуру и мои пальцы, вот помню, да.
- "Winter is coming"? Really? Are not you ashamed?
- Avez-vous pas honte? - поправляю я машинально.
Он меня всегда просил, чтобы я все его фразы с английского ходу переводила на французский. Ничего почти не запоминал, правда. Языки людей - это совсем не его было.
- Так не стыдно, Марта? - повторяет он насмешливо.
- Чего мне стыдно, чайка Джонатан Ливингстон?
- Не жить, - отвечает он и улыбается. Как ни в чем ни бывало. Как будто я от него с одним рюкзаком не ушла.
А у меня уже слезы на глаза наворачиваются.
- Иди летай, чайка Джонатан, - говорю я хрипло и тяну палец включить снова эту "Игру престолов".
Он как шарахнет этот нетбук с моих колен об скамейку.
Я почти не шевельнулась. Вот люди кругом так и дернулись, кто-то даже крикнул насчет полиции.
- А тебе сейчас не стыдно? - спрашиваю.
Он сел рядом со мной и уткнулся мне в плечо.
- Марта, - говорит, - а как по-местному это сказать? Про зиму?
- Не знаю. Я на английском смотрела.
- Ну ты бы как сказала?
- L'hiver est à venir.
Мы так и сидели, не глядя друг на друга, оставалось шесть часов до Рождества, и это была третья наша зима.
Беседуем на эту тему с Мартой.
Марта, как всегда, беседует в основном молча и не шевелясь. Поэтому пластилин на нее не перемажешь вещаю в режиме монолога:
- Это такой удивительный проект, наверно. Ведь я не первый год слышу про эту "Игру престолов" от каждого фонарного столба буквально. Мемы, клипы, еще какая-то индустрия. Ну вот всем оно пригождается. В конце концов, мой сосед недавно вместо "Привет" сказал мне вечером, что завтра выходит какой-то там по счету сезон этого сериала.
Марта задумчиво созерцает гору неглаженого белья. Я продолжаю:
- Если уж я случайно могу прочесть 300 страниц, значит, идея текста была хорошая. Я же не против фэнтезистов как класса. Но такое нельзя, это уже хлебозрелищно. Понятно, что это большой труд, что он должен быть оплачен. Но не должно произведение быть настолько коммерческим. Чтоб вот в кассу.
- Это не в кассу, - помедлив, возражает Марта, не переводя взгляда, - это как всем подойдет.
- Есть ли что-то, что подходит всем? - раздраженно спрашиваю я.
- Насилие, - отвечает она спокойно.
Качает головой, чтобы расплести косу. Волосы, как водопад, раскатываются по спине.
- Насилие подходит всем. Это же база. Насилие, секс, что еще там. Как это по-русски?
Говорит какое-то непонятное слово на французском. Поднимает наконец на меня глаза.
Я пожимаю плечами.
- Ну... - она изображает руками тряску и судороги.
- Движуха?
- Видимо! - кивает она насмешливо. - Честно, не слышала раньше такого слова.
- А еще много-много людей, и чтобы ничего про них не знать, но чтобы они что-то делали.
- Это уже называется словом социум, - фыркает Марта.
- Нет, это называется словом экшен!
Марта наматывает вокруг себя расплетенную косу, натягивает на голову кашемировый палантин относительно серого цвета и гробовым голосом возглашает:
- Winter is coming!
Я теперь, кстати, умненькая и тоже знаю, откуда эта фраза, потому что раньше я только видела ее на всех рекламах кофе навынос, а происхождение пароля мне было неизвестно.
Пока я думаю эту мысль, Марта снимает с головы палантин и говорит почти весело:
- Я смотрела "Игру престолов".
Я молча таращусь на нее, усевшись от неожиданности на гору неглаженого белья, а она спокойно продолжает:
- Нет, не все. Несколько сезонов. Хотя, может, и все, потому что за этот наркотик схватилась впервые, когда мы впервые поссорились до скандала и расхождения. Я ушла тогда из дома в чем была, только рюкзак схватила. Это, кстати, очень мне было тяжело: во Франции рюкзаки дамы не носят, а просить у него сумку я не хотела. Я ничего просить не хотела, потому что за два года мы только присмотрелись друг к другу, только учились говорить, есть и ходить вместе.
Я раньше ничего и не знала про сериалы. А тут - помню эту первую ночь в одиночестве, когда я бродила по комнате в хостеле, как челнок, и не знала, как поставить себя на паузу. Я очень остро почувствовала, что никогда и никак не смогу без него жить, и мне надо было себе что-то вместо жизни. Мимо меня. Мимо пустоты, так вот. И я включала эти 45 минут серии, и водила глазами по экрану, там что-то происходило, а время шло. Потом я отключалась, утром была работа, где некогда, днем была вторая работа, где некогда. А вечером я заходила одна в комнату и прямо в куртке падала на кровать и включала очередную серию.
Наркоз такой. Движуха, так это называется? Много-много людей, красивых людей, что-то происходит, это ничего не означает, но мне голову закрыли подушкой. Я в сериале.
Потом был Сочельник, и я в очередной раз упала в куртке на кровать, в этих престолах что-то там происходило, а я вдруг подумала, что дома бы я ничего не ела в этот день, разве что елку бы наряжали, молились и гуляли в Таврическом перед службой. И я взяла ноут с собой, потащилась в Тюильри, уселась там, ничего не видя, перед фонтаном и стала смотреть дальше, в наушниках. Тепло было очень, наверно, +12, помню, что сидела в расстегнутой куртке.
И в какой-то момент поднимаю глаза, - а Джонатан стоит напротив. Молча стоит. Как из-под земли вырос. А он когда стоял, не двигаясь, я не понимала, какой он и что с ним. Вот как будто его и нет здесь. Статика - это было для него опасно.
Я стащила наушники, смотрю на него.
Он шагнул ко мне, наклонился к экрану. У него хвост с плеча соскользнул и упал на клавиатуру и мои пальцы, вот помню, да.
- "Winter is coming"? Really? Are not you ashamed?
- Avez-vous pas honte? - поправляю я машинально.
Он меня всегда просил, чтобы я все его фразы с английского ходу переводила на французский. Ничего почти не запоминал, правда. Языки людей - это совсем не его было.
- Так не стыдно, Марта? - повторяет он насмешливо.
- Чего мне стыдно, чайка Джонатан Ливингстон?
- Не жить, - отвечает он и улыбается. Как ни в чем ни бывало. Как будто я от него с одним рюкзаком не ушла.
А у меня уже слезы на глаза наворачиваются.
- Иди летай, чайка Джонатан, - говорю я хрипло и тяну палец включить снова эту "Игру престолов".
Он как шарахнет этот нетбук с моих колен об скамейку.
Я почти не шевельнулась. Вот люди кругом так и дернулись, кто-то даже крикнул насчет полиции.
- А тебе сейчас не стыдно? - спрашиваю.
Он сел рядом со мной и уткнулся мне в плечо.
- Марта, - говорит, - а как по-местному это сказать? Про зиму?
- Не знаю. Я на английском смотрела.
- Ну ты бы как сказала?
- L'hiver est à venir.
Мы так и сидели, не глядя друг на друга, оставалось шесть часов до Рождества, и это была третья наша зима.