We will survive
- Он же был жуткий аэрофоб, по возвращении всегда говорил, что лететь в Питер очень страшно, просто невозможно успокоиться ни на секунду. А обратно в Париж уже не страшно, потому что все время думал о том, как ты.
- А по дороге в Питер он не думал, как я?
- Ты как всегда! Нет бы спросить: "А почему он не думал на обратном пути, как там Марта?"
- Ну, ты ведь его удача. А я - неудача.
- В смысле, педагогическая? - она удивленно поднимает бровь. - Ты серьезно считаешь себя неудачей Джонатана?
- Я считаю себя собой, - слегка ерошусь я, - но думаю, что он не был доволен моей жизнью.
- Не может быть, чтобы он сказал тебе такое, - говорит твердо Марта.
Я поворачиваюсь к ней спиной и долго включаю чайник. Бессмысленное действие (как известно, старообрядцы никогда не едят при чужаках, и за все эти годы я действительно ни разу не видела, чтобы она что-то ела или пила при мне). Но помогает успокоиться.
- Чайка Флетчер Линд, - говорит эта молчаливая стюардесса AirFrance мне в спину, - ты забываешь, мне кажется, что Джонатан видел рамку каждого относительно его самого.
- Всегда считала, что он не признает даже этого понятия.
- Признает, - усмехается Марта, - как бы он иначе работал. Но твоей основной высотой он считал то, что ты жива.
Сажусь на стул и смотрю на нее молча. Никогда не предполагала,
что кто-то, помимо меня самой, может считать это достижением.
- Когда Джонатан возвращался, - с видимым усилием начинает рассказывать она, - я заставляла себя спрашивать, как ты там и что ты там.
- Заставляла?
Она дергает плечами.
- Я и сейчас, как видишь, ревнивая. А тогда...
- И нет никаких оснований ни сейчас, ни тогда.
- Да-а-а-а, в этом вы похожи, - презрительно кривится ревнивая и сейчас Марта, - жить неделю в одной комнате и игнорировать другого в упор - это ваш чаячий приемчик.
- Это такой образ жизни.
- Я до сих пор не уверена, что поняла его смысл.
- Смысл в том, чтобы оставить себя себе.
Она поднимает на меня глаза с той самой глухой обидой, которая жила в ней всегда.
Она не понимает этой фразы, а слушать меня она не любит, тем более, что я не мастер объяснять такие теории.
Мне не хочется говорить ей, что профессиональные танцоры, спортсмены и прочая странная братия не то, чтобы презирает секс и пр., а просто считает это все самым примитивным и затратным уровнем коммуникации. Потому что владеет много более выразительным, совершенным и собственным языком тела. Которым можно говорить с целой Вселенной. В крайнем случае, с целым залом зрителей и судей. Наверняка Джонатан и сам объяснял ей это, потому что выросшие в Вагановке мальчики замешаны на этом цементе прочно и насовсем. Балетные чураются парности и очень не любят растрачиваться на кого-то одного, а еще они обычно уверены, что вся эта возня отнимет у них энергию и эмоции.
- Так вот, - говорит Марта, справившись с собой, - Джонатан всегда говорил, что каждый день оставаться живым - это задача. И не каждый выполняет ее.
- Aimer - c'est rester vivant...
- Примерно так.
- А ты оставалась живой, когда осталась без него?
- Да, - говорит она с секундной заминкой, - просто та жизнь, которую я прожила с ним, закончилась. И началась другая жизнь А я снова, как ребенок, училась ходить, говорить, работать. Есть и спать. И я тогда вспоминала про тебя.
- Почему про меня?
- Потому что он много раз рассказывал мне, как тебе пришлось делать то же самое.
- Пришлось, - киваю я медленно, - но ведь он тогда помог мне.
- Только к этому я и ревную, пожалуй, - тихо улыбается Марта, - тогда он помог тебе. Вот сейчас я тебе помогаю. А мне как-то некому было помочь.
- Ты не просила, наверно? - язвительно говорю я, потому что мне стыдно в этот момент.
- Я думала, ты скажешь: "Чем это ты мне помогаешь, Марта Ливингстон?" - щурится она насмешливо, очень похоже передразнивая мои интонации.
- Нет, я скажу: зачем это ты мне помогаешь, Марта Ливингстон?
- Потому что надо оставаться живым, - говорит она просто, - потому что нам надо так немного от других, чтобы остаться живыми.
Эту последнюю фразу она говорит по-французски. Раньше она всегда либо молчала, либо говорила по-французски, но я довольно легко понимаю устный французский, если настроена слушать внимательно. Сейчас она тоже чаще молчит, но русский уже не забракован. Видимо, этот общий язык ее и Джонатана теперь снова стал допустим в разговоре с чужаками. А может быть, я все-таки теперь ей не совсем чужак.
Aimer c'est rester vivant
Оригинал: https://soundtrack.lyrsense.com/romeo_et_juliette/aimer_rej
Copyright: https://lyrsense.com ©
Aimer c'est rester vivant
Оригинал: https://soundtrack.lyrsense.com/romeo_et_juliette/aimer_rej
Copyright: https://lyrsense.com ©
Aimer c'est rester vivant
Оригинал: https://soundtrack.lyrsense.com/romeo_et_juliette/aimer_rej
Copyright: https://lyrsense.com ©
- А по дороге в Питер он не думал, как я?
- Ты как всегда! Нет бы спросить: "А почему он не думал на обратном пути, как там Марта?"
- Ну, ты ведь его удача. А я - неудача.
- В смысле, педагогическая? - она удивленно поднимает бровь. - Ты серьезно считаешь себя неудачей Джонатана?
- Я считаю себя собой, - слегка ерошусь я, - но думаю, что он не был доволен моей жизнью.
- Не может быть, чтобы он сказал тебе такое, - говорит твердо Марта.
Я поворачиваюсь к ней спиной и долго включаю чайник. Бессмысленное действие (как известно, старообрядцы никогда не едят при чужаках, и за все эти годы я действительно ни разу не видела, чтобы она что-то ела или пила при мне). Но помогает успокоиться.
- Чайка Флетчер Линд, - говорит эта молчаливая стюардесса AirFrance мне в спину, - ты забываешь, мне кажется, что Джонатан видел рамку каждого относительно его самого.
- Всегда считала, что он не признает даже этого понятия.
- Признает, - усмехается Марта, - как бы он иначе работал. Но твоей основной высотой он считал то, что ты жива.
Сажусь на стул и смотрю на нее молча. Никогда не предполагала,
что кто-то, помимо меня самой, может считать это достижением.
- Когда Джонатан возвращался, - с видимым усилием начинает рассказывать она, - я заставляла себя спрашивать, как ты там и что ты там.
- Заставляла?
Она дергает плечами.
- Я и сейчас, как видишь, ревнивая. А тогда...
- И нет никаких оснований ни сейчас, ни тогда.
- Да-а-а-а, в этом вы похожи, - презрительно кривится ревнивая и сейчас Марта, - жить неделю в одной комнате и игнорировать другого в упор - это ваш чаячий приемчик.
- Это такой образ жизни.
- Я до сих пор не уверена, что поняла его смысл.
- Смысл в том, чтобы оставить себя себе.
Она поднимает на меня глаза с той самой глухой обидой, которая жила в ней всегда.
Она не понимает этой фразы, а слушать меня она не любит, тем более, что я не мастер объяснять такие теории.
Мне не хочется говорить ей, что профессиональные танцоры, спортсмены и прочая странная братия не то, чтобы презирает секс и пр., а просто считает это все самым примитивным и затратным уровнем коммуникации. Потому что владеет много более выразительным, совершенным и собственным языком тела. Которым можно говорить с целой Вселенной. В крайнем случае, с целым залом зрителей и судей. Наверняка Джонатан и сам объяснял ей это, потому что выросшие в Вагановке мальчики замешаны на этом цементе прочно и насовсем. Балетные чураются парности и очень не любят растрачиваться на кого-то одного, а еще они обычно уверены, что вся эта возня отнимет у них энергию и эмоции.
- Так вот, - говорит Марта, справившись с собой, - Джонатан всегда говорил, что каждый день оставаться живым - это задача. И не каждый выполняет ее.
- Aimer - c'est rester vivant...
- Примерно так.
- А ты оставалась живой, когда осталась без него?
- Да, - говорит она с секундной заминкой, - просто та жизнь, которую я прожила с ним, закончилась. И началась другая жизнь А я снова, как ребенок, училась ходить, говорить, работать. Есть и спать. И я тогда вспоминала про тебя.
- Почему про меня?
- Потому что он много раз рассказывал мне, как тебе пришлось делать то же самое.
- Пришлось, - киваю я медленно, - но ведь он тогда помог мне.
- Только к этому я и ревную, пожалуй, - тихо улыбается Марта, - тогда он помог тебе. Вот сейчас я тебе помогаю. А мне как-то некому было помочь.
- Ты не просила, наверно? - язвительно говорю я, потому что мне стыдно в этот момент.
- Я думала, ты скажешь: "Чем это ты мне помогаешь, Марта Ливингстон?" - щурится она насмешливо, очень похоже передразнивая мои интонации.
- Нет, я скажу: зачем это ты мне помогаешь, Марта Ливингстон?
- Потому что надо оставаться живым, - говорит она просто, - потому что нам надо так немного от других, чтобы остаться живыми.
Эту последнюю фразу она говорит по-французски. Раньше она всегда либо молчала, либо говорила по-французски, но я довольно легко понимаю устный французский, если настроена слушать внимательно. Сейчас она тоже чаще молчит, но русский уже не забракован. Видимо, этот общий язык ее и Джонатана теперь снова стал допустим в разговоре с чужаками. А может быть, я все-таки теперь ей не совсем чужак.
Aimer c'est rester vivant
Оригинал: https://soundtrack.lyrsense.com/romeo_et_juliette/aimer_rej
Copyright: https://lyrsense.com ©
Aimer c'est rester vivant
Оригинал: https://soundtrack.lyrsense.com/romeo_et_juliette/aimer_rej
Copyright: https://lyrsense.com ©
Aimer c'est rester vivant
Оригинал: https://soundtrack.lyrsense.com/romeo_et_juliette/aimer_rej
Copyright: https://lyrsense.com ©