Лена Пристальная.
Тоже стихи вот.
На песчаную косу небо выльет бирюзу,
Ветер с моря обещает долгожданную грозу.
Тяжелеет старый сад, клонит гроздья виноград,
Это август, это август коронует всех подряд.
На столе резной узор, будет долгим разговор,
Это кто там вездесущий на меня глядит в упор?
Что бы ты ни сочинял, человек ничтожно мал,
Ты ломать его пытался, но пока не доломал.
Ветер - нежная пила - слижет камень добела,
Чайка мечется над морем, словно швейная игла.
Кто забрасывает сеть, будет ждать улова впредь,
Будет божьими глазами на кораблики смотреть.
За волной идёт волна, время пьёт тебя до дна,
И с другого побережья боль твоя едва видна.
Но всему приходит срок, август целится в висок.
Старый ботик третьи сутки носом тычется в песок.
Ветер двинется на юг, тронет лодочку твою,
Не успеешь оглянуться - пришвартуешься в раю.
(1 августа 2016)
Никогда не знала смысла лета, никогда не понимала, зачем его ждут и что в нем находят. Никогда не было летнего отдыха.
В детстве у всех были дачи и лагеря тоже, а мы жили в городе с выключенной из реальности мамой, молчавшей неделями и месяцами. Лето - это когда ты шляешься в одиночку по дворам и ждешь сентябрь, чтобы была школа, было хоть какое-то общение, чтобы ты был занят делом.
Но лето - это еще и библиотека. Это четыре книжки Крапивина. Больше четырех не давали, и надо было целую неделю ждать, чтобы пойти и взять следующие четыре книжки.
Ах, Командор, как многим Вы для нас стали. Какие миры открыли мне эти страницы. И писать я начала тогда, да, когда появились Безлюдные пространства и Кристалл.
Да, лето школьное - это был Крапивин.
Первое лето у меня было в 2008. Когда сначала долгая сессия, к которой готов и не зубришь уже, а ходишь качаться на качелях, разговариваешь с подругой, учишься не носить черный, а носить юбку, потом потрясающая смена в лагере, - эти тринадцать дней задали мне следующие два года.
То был июль.
А в августе я вдруг написала Львенку: возьми меня с собой в Феодосию!
И вырвалась впервые, впервые же в жизни вырвалась из этой паутины. Просто надела юбку - тогда еще не носили длинное, и я одна на весь город ходила, подметая подолом ступеньки из ракушечника, - взяла рюкзак и вышла из того душного дома навстречу к очень любимому человеку.
И чего я так стенаю, что мне не понять Марту и нету материала? Со мной было это: возьми меня с собой. Родня за спиной, три копейки денег, другие взгляды и никаких обещаний. И да, меня взяли. На четыре дня, конечно, и просто так. У меня было четыре дня лета, впервые в жизни. Я ходила, молчала, смеялась, ела и спала рядом с человеком. Между нами ничего не было, но у нас был этот ночной Севастополь и была солнечная тихая Феодосия.
Когда мне невмоготу, я перебираю эти четыре дня августа 2008 в ладонях, как стеклышки, промытые волной.
А потом у меня было еще лето. В 2012. Сегодня мне, как перышко, уронили в руки это лето. Я шла по 20 линии, рано утром, вспоминая, как вернулась в Питер после того ада в Севастополе совершенно обескровленной и без денег. И я не могла работать. И у меня искали онкологию, а мне ведь только-только 22 года должно было исполниться.
Май я проспала. Буквально - днем спала, а ночью сидела за ноутом, учила английский, смотрела впервые в жизни фильмы и хотела не дышать. А потом настало лето, вдруг оно настало, и ко мне ходили люди, которых даже угостить нечем было, но они просто так ходили, звонили, писали и любили, я гуляла часами по Васильевскому и по городу вообще, денег не было даже на проезд. Я продала и раздала тогда все вещи, оставив одно платье и штаны. Из еды хватало на гречневый продел и немножко на соевый соус. Даже холодильника там на этой 20 линии не было.
И такое это было счастье. Видеть самых дорогих и любимых. Быть тем, у кого есть самые дорогие и любимые. Не работать, а жить, жить. Впервые в жизни не работать и не думать даже о деньгах.
Но вообще-то в этом году у меня опять лето. В июне у меня были огонь в крови, блеск в глазах, разговоры и бессонница, у меня была Флоренция, лен и откровенность.
Июль я отходила от ядерного взрыва внутри, училась слышать тепло кожей, сдалась на телесно-ориентированную психотерапию, куда не могла решиться загнать себя полтора года, спала при первой возможности, танцевала много и очень много. Звала к себе людей каждый день и жила в наушниках. Поскольку наушники для меня опаснейшая вещь, слышать я почти перестала и даже говорить теперь не могу. Чтобы понять ребенка, сажусь на корточки перед ней и поворачиваю голову боком. Ничего, отойду. Отойду.
Сейчас август. Август у меня назначен в осень, потому что осень - лучшее время мира, я считаю. Чтобы оно было подольше, я к нему и прибавляю лишний месяц.
Будет сентябрь - приведу в порядок свою рыжую голову и умученные руки и перестану искать глазами на улице чужие глаза. Это из Флоренции я привезла эту манеру.
Лето хорошее время. Но осень - когда она уже, когда она будет. Когда она будет, можно будет ее не ждать.
Вообще у меня много сейчас бед, и на сердце у меня больно, сильно больно, но я не хочу про них. Вообще не хочу. Только обниматься и абрикосы.
Пусть будет лето, такое, как про него говорят.