Беседовала тут в интернетах о том, насколько в танцах случается это самое. Желание, воздыхание и вожделение партнера. Ну или партнерши.
Может, я слишком занудная и вообще слишком люблю свою клевую зеленую лошадь, но я решительно не могу припомнить, чтобы я что-то там такое почувствовала. Притом, что танцую я не первый день.
Обычно на фасте у меня есть примерно такой набор мыслей и эмоций:
1) опять заколка сползла, надо головой резче встряхивать, чтоб волосы не падали на глаза
2) держи рамку с правой стороны, он же не знает, где у тебя что сломано
3) когда же эти партнеры запомнят, что в танце неплохо бы почаще смотреть в глаза партнерше
4) как сказать партнеру, что я не в ногах, и есть ли в этом смысл, коль скоро он этого сам не замечает
Недавно мы беседовали с Мартой, как там насчет ревновать своего этого самого, если он, того, танцует не с тобой и вообще танцует, а ты нет, и если он еще за это деньги получает.
Марта, как всегда, молчала подобно океану, пока не одурела от пуэра на пустой желудок и моих разглагольствований, а потом сказала, что ни единого раза не решилась спросить Джонатана, что он чувствует, когда танцует. Потому что ей рано повезло понять: чем меньше ты у мужчины спрашиваешь личного, тем реже ты будешь сама исчезать с его радара.
Я напряглась и вспомнила, что он подробно рассказывал, как страшно и злобно тренировать акробатику, и как бесит, если партнерша поправилась на килограмм за выходные, потому что связки-то одни. А еще он при каждом удобном случае рассказывал (желательно на публику и стоя на подоконнике, что удобней было размахивать руками и показывать в красках все свои эмоции):
- Вы знаете, когда я всерьез ощутил себя танцором? Когда на репетиции мюзикла мы в двойках заучивали раскадровку, вот с утра и до седьмого пота, я уже разгибаться не мог, партнерша тоже вся в мыле, глаза закатываются под лоб, - принесли нам воду. Мы довертели какую-то там поддержку и пошли пить последними. Трехчасовой перерыв, а вечером выступление. И она подходит, хватает бутылку воды, стаскивает майку и выливает всю эту воду себе на спину. Я, в свои двадцать один, стою посреди зала и смотрю на ее голую спину, на шею, на ноги, и думаю только: вот зараза, последнюю бутылку потратила!