“Все кто ушли из этого дома в 1937-ом и 1941-ом - никто не вернулся”
Оригинал взят у 2kan в “Все кто ушли из этого дома в 1937-ом и 1941-ом - никто не вернулся”
8 августа 1937 года на Бутовском полигоне были произведены первые расстрелы арестованных по июльским приказам Ежова. В этот день был расстрелян 91 человек. Всего из арестованных с 6 по 12 августа 1937 года было осуждено 14 596 человек, из которых расстреляно 9 924.
На Маросейке есть дом, на котором в глубине (нужно свернуть в глухой двор) висит табличка: “Все кто ушли из этого дома в 1937-ом и 1941-ом - никто не вернулся”. Недалеко от этого дома жила семья моей бабушки. Сначала забрали ее деда, потом отца. Дед не вернулся. Отец вышел, но умер через неделю. Как тогда говорили “от чахотки”. Пока жива моя бабушка я не буду подробно описывать те события, тем более они случились не в 37 году, но вы и сами можете догадаться, что следовало за арестами, как менялась жизнь семьи.
К арестованным применялись пытки, их допрашивали сутками не давая спать, они не видели дневного света, им намеренно сбивали всякое ощущение времени. Решения по их делам выносились “тройками” без суда. Приговоры к расстрелу обжалованию не подлежали и немедленно приводились в исполнение.
Более 600 тыс. человек было приговорено к высшей мере наказания.
Как правило расстреливали в затылок. Заранее выкапывали канавы, куда сбрасывали трупы. Убивали из наганов, TT-33, пулеметов Дегтярева. Все это происходило в соответствии с приказами и постановлениями о строжайшей секретности. Скрывали факты вынесения смертных приговоров, количество осужденных, места захоронений. Чтобы избежать утечек предпринимали все возможные меры, даже конвоиры не могли знать сколько в этот день в этом месте было расстреляно человек. Родственники осужденных годами не знали судьбы своих братьев, сестер, отцов, матерей, жен, мужей. Если расстрелы проводились в лесу или на открытой местности, то перед тем, как вырыть яму для трупов, аккуратно срезали дерн, чтобы затем скрыть место расстрела. Чтобы никто и никогда не смог найти тела убитых. А в это время люди продолжали носить письма и передачи своим осужденным родственникам, пытались выяснить их судьбу, ждали их возвращения домой.
Отдельными приказами прошли репрессии иностранцев и этнических меньшинств: № 00439, № 00485, “румынская операция”, № 00593 (харбинская), № 50215 (“греческая операция”), латышская, финская, иранская, болгарская и македонская, афганская. Но самой масштабной была “польская”. Сотрудниками НКВД было “выявлено” более 102 000 польских “шпионов”, в то время, как штат польской резедентуры (на все страны) не превышал 200 человек. Под эту операцию сгребали всех: поляков, белорусов, украинцев, евреев, немцев и т.д. Все, кто имел хоть какое-то отношение к Польше были под угрозой. Арестованных под пытками заставляли признаваться в том, что они поляки, даже если это было не так.
Всего по этой “линии” было арестовано свыше 100 тыс. человек, из которых по разным данным расстреляно от 84 тыс. до 111 тыс. человек.
Приказ Ежова от 31 июля 1937 года № 00447 так же устанавливал рассмотрения дел “тройками” уже в отношении осужденных, отбывающих в лагерях ГУЛАГа и тюрьмах особого назначения. Кроме того 8 августа 1937 года всем начальникам УНКВД была направлена телеграмма, в которой запрещалось объявлять приговоры заключенным первой категории (расстрел). Так люди узнавали о своей участи лишь во время приведения приговора в исполнение. Зачастую заключенных первой категории просто выводили из камер под разными предлогами, например этапирования в другую тюрьму, а потом со спины расстреливали или били прикладом по голове, кидали в ров с трупами, по которому ходили сотрудники НКВД и расстреливали еще живых.
В 1939 году (все даты сопоставляйте с историей фашистской Германии) появилась пресловутая формула “10 лет без права переписки” означавшая расстрел. В приказе НКВД говорилось, что родственникам необходимо сообщать, что расстрелянный был осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач. В 1945-ом начали говорить родственникам, что расстрелянные умерли в местах лишения свободы.
В 1955 году, уже спустя два года после смерти Сталина, был принят указ по которому родственникам выдавали свидетельства о смерти с вымышленной прочной смерти, а даты смерти указывались в пределах 10 лет со дня ареста. И только 1989 году, за два года до падения СССР, был издан приказ, разрешивший сообщать правду о расстрелянных.
Кроме того приказ № 00447 устанавливал ответственность родственников “врагов народа”; 15-го августа эта процедура была уточнена, например вводилось разрешение на временную отсрочку ареста беременных жен “врагов народа”.
Анализируя дневники исполнителей “ежовских” приказов можно судить, что они получали удовольствие от своей работы. Вот цитата из воспоминаний бывшего помощника уполномоченного ОГПК Спиридона Карташова:
У меня была ненависть, но убивать я сперва не умел, учился. В гражданскую войну я служил в ЧОНе. Мы ловили в лесах дезертиров из Красной армии и расстреливали на месте. Раз поймали двух белых офицеров, и после расстрела мне велели топтать их на лошади, чтобы проверить мертвы ли они. Один был живой, и я его прикончил. <...> Мною лично застрелено тридцать семь человек, большое число отправил в лагеря. Я умею убивать людей так, что выстрела не слышно. <...> Секрет такой: я заставляю открыть рот и стреляю вплотную. Меня только теплой кровью обдает, как одеколоном, а звука не слышно. Я умею это делать - убивать. Если бы не припадки (эпилепсии, прим. автора), я бы так рано на пенсию не ушел.
Когда создатели и исполнители этих расправ оказывались опасны, слишком много знали или мешали продвижению по службе какому-то особо талантливому в интригах и жестокости их подчиненному, они сами попадали в жернова этой машины. Так был расстрелян и сам Ежов. По свидетельству авиаконструктора Яковлева в 1941 году Сталин высказался о Ежове:
Ежов мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь ему в Наркомат - говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК - говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом - оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли.
Рассказ об этих ужасах можно продолжать сколь угодно долго, однако непонятно почему в школе, уже после падения советской власти, мы уделяли столь мало внимания этой части истории нашей станы, как и мало уделяли ужасам фашисткой Германии.
Я выскажу сейчас мнение, за которое меня запишут в популиста, грязного либерала, предателя, пятую колонну и так далее. Для одних это ересь и предательство, для других - банальность. То есть по всем правилам лучше промолчать. Да. Но не в этот раз.
Мне иногда кажется, что пока мы не вырастим поколение, которому беспристрастно расскажут про ужасы фашизма и ужасы советских репрессий и унижений, расскажут так, что школьники смогут сами поставить их на чаши весов... ничего не выйдет.
Вы помните почему евреи сорок лет ходили по пустыни? Чтобы умер последний, кто видел рабство. Евреи очень быстро дошли до земли обетованной, но усомнившись в том, что она достанется им и что им будет там хорошо они возроптали: "лучше бы мы остались в Египте". Знакомая риторика? Предлагаю вам самим пройти весь путь от этого высказывания до "а кто если не Путин?".
Пока мы не примиримся со своей историей мы так и будем бродить по пустыни и наши моисеи будут в пустую умирать ведя нас к свободной стране, ведя нас в наш эрец-Исроэль, который, я уверен, существует. Пока мы будем поддаваться истерии, эмоциям и тупости у нас будут процессы над Pussi Riot, а высшим достижением своего образования мы будем считать моменты, когда нас принимают за нерусских за границей.
В нашей стране подсудимые, то есть люди вина которых еще не доказана, сидят в клетках в залах суда. И всегда нам было на это наплевать. Но разве это допустимо, когда к человеку относятся, как к зверю?! Привыкшие к психологии советской судебной системы мы и сейчас воспринимаем подсудимого, как уже виновного, считая почерпнутую в начале 90-х из американских фильмов “человек не виновен пока не доказана его вина” не более, чем красивой голивудской фразой, отражающей лишь формальный запрет на официальные заявления о подсудимом. Да, и можно ли нас за это осуждать, если до сих пор статистически мы правы? Попав на скамью подсудимых в России встать с нее невиновным большая удача.
В России растет число политических процессов, каждый из которых проходит все более неправосудно и омерзительно. Все больше людей в мире открыто негативно высказываются о нашей судебной системе, о нашем политическом строе, о нашей стране и оказываются правы. Официальная власть сколько угодно может открещиваться от столь неприятных ей “политзаключенных”, объясняя свое поведение отсутствием политических статей в кодексе, но мы то знаем, что политзаключенный это не только осужденный по политической статье, которых действительно больше нет, но и человек осужденный из политических интересов власти. И мы обязаны помнить к чему ведут такие процессы.
Всего же от политических репрессий (не учитывая кампанию “уничтожение кулачества как класса” и депортацию народов) в СССР пострадало более 5 миллионов человек. И сейчас, как никогда, мы обязаны об этом помнить.
8 августа 1937 года на Бутовском полигоне были произведены первые расстрелы арестованных по июльским приказам Ежова. В этот день был расстрелян 91 человек. Всего из арестованных с 6 по 12 августа 1937 года было осуждено 14 596 человек, из которых расстреляно 9 924.
На Маросейке есть дом, на котором в глубине (нужно свернуть в глухой двор) висит табличка: “Все кто ушли из этого дома в 1937-ом и 1941-ом - никто не вернулся”. Недалеко от этого дома жила семья моей бабушки. Сначала забрали ее деда, потом отца. Дед не вернулся. Отец вышел, но умер через неделю. Как тогда говорили “от чахотки”. Пока жива моя бабушка я не буду подробно описывать те события, тем более они случились не в 37 году, но вы и сами можете догадаться, что следовало за арестами, как менялась жизнь семьи.
К арестованным применялись пытки, их допрашивали сутками не давая спать, они не видели дневного света, им намеренно сбивали всякое ощущение времени. Решения по их делам выносились “тройками” без суда. Приговоры к расстрелу обжалованию не подлежали и немедленно приводились в исполнение.
Более 600 тыс. человек было приговорено к высшей мере наказания.
Как правило расстреливали в затылок. Заранее выкапывали канавы, куда сбрасывали трупы. Убивали из наганов, TT-33, пулеметов Дегтярева. Все это происходило в соответствии с приказами и постановлениями о строжайшей секретности. Скрывали факты вынесения смертных приговоров, количество осужденных, места захоронений. Чтобы избежать утечек предпринимали все возможные меры, даже конвоиры не могли знать сколько в этот день в этом месте было расстреляно человек. Родственники осужденных годами не знали судьбы своих братьев, сестер, отцов, матерей, жен, мужей. Если расстрелы проводились в лесу или на открытой местности, то перед тем, как вырыть яму для трупов, аккуратно срезали дерн, чтобы затем скрыть место расстрела. Чтобы никто и никогда не смог найти тела убитых. А в это время люди продолжали носить письма и передачи своим осужденным родственникам, пытались выяснить их судьбу, ждали их возвращения домой.
Отдельными приказами прошли репрессии иностранцев и этнических меньшинств: № 00439, № 00485, “румынская операция”, № 00593 (харбинская), № 50215 (“греческая операция”), латышская, финская, иранская, болгарская и македонская, афганская. Но самой масштабной была “польская”. Сотрудниками НКВД было “выявлено” более 102 000 польских “шпионов”, в то время, как штат польской резедентуры (на все страны) не превышал 200 человек. Под эту операцию сгребали всех: поляков, белорусов, украинцев, евреев, немцев и т.д. Все, кто имел хоть какое-то отношение к Польше были под угрозой. Арестованных под пытками заставляли признаваться в том, что они поляки, даже если это было не так.
Всего по этой “линии” было арестовано свыше 100 тыс. человек, из которых по разным данным расстреляно от 84 тыс. до 111 тыс. человек.
Приказ Ежова от 31 июля 1937 года № 00447 так же устанавливал рассмотрения дел “тройками” уже в отношении осужденных, отбывающих в лагерях ГУЛАГа и тюрьмах особого назначения. Кроме того 8 августа 1937 года всем начальникам УНКВД была направлена телеграмма, в которой запрещалось объявлять приговоры заключенным первой категории (расстрел). Так люди узнавали о своей участи лишь во время приведения приговора в исполнение. Зачастую заключенных первой категории просто выводили из камер под разными предлогами, например этапирования в другую тюрьму, а потом со спины расстреливали или били прикладом по голове, кидали в ров с трупами, по которому ходили сотрудники НКВД и расстреливали еще живых.
В 1939 году (все даты сопоставляйте с историей фашистской Германии) появилась пресловутая формула “10 лет без права переписки” означавшая расстрел. В приказе НКВД говорилось, что родственникам необходимо сообщать, что расстрелянный был осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач. В 1945-ом начали говорить родственникам, что расстрелянные умерли в местах лишения свободы.
В 1955 году, уже спустя два года после смерти Сталина, был принят указ по которому родственникам выдавали свидетельства о смерти с вымышленной прочной смерти, а даты смерти указывались в пределах 10 лет со дня ареста. И только 1989 году, за два года до падения СССР, был издан приказ, разрешивший сообщать правду о расстрелянных.
Кроме того приказ № 00447 устанавливал ответственность родственников “врагов народа”; 15-го августа эта процедура была уточнена, например вводилось разрешение на временную отсрочку ареста беременных жен “врагов народа”.
Анализируя дневники исполнителей “ежовских” приказов можно судить, что они получали удовольствие от своей работы. Вот цитата из воспоминаний бывшего помощника уполномоченного ОГПК Спиридона Карташова:
У меня была ненависть, но убивать я сперва не умел, учился. В гражданскую войну я служил в ЧОНе. Мы ловили в лесах дезертиров из Красной армии и расстреливали на месте. Раз поймали двух белых офицеров, и после расстрела мне велели топтать их на лошади, чтобы проверить мертвы ли они. Один был живой, и я его прикончил. <...> Мною лично застрелено тридцать семь человек, большое число отправил в лагеря. Я умею убивать людей так, что выстрела не слышно. <...> Секрет такой: я заставляю открыть рот и стреляю вплотную. Меня только теплой кровью обдает, как одеколоном, а звука не слышно. Я умею это делать - убивать. Если бы не припадки (эпилепсии, прим. автора), я бы так рано на пенсию не ушел.
Когда создатели и исполнители этих расправ оказывались опасны, слишком много знали или мешали продвижению по службе какому-то особо талантливому в интригах и жестокости их подчиненному, они сами попадали в жернова этой машины. Так был расстрелян и сам Ежов. По свидетельству авиаконструктора Яковлева в 1941 году Сталин высказался о Ежове:
Ежов мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь ему в Наркомат - говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК - говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом - оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли.
Рассказ об этих ужасах можно продолжать сколь угодно долго, однако непонятно почему в школе, уже после падения советской власти, мы уделяли столь мало внимания этой части истории нашей станы, как и мало уделяли ужасам фашисткой Германии.
Я выскажу сейчас мнение, за которое меня запишут в популиста, грязного либерала, предателя, пятую колонну и так далее. Для одних это ересь и предательство, для других - банальность. То есть по всем правилам лучше промолчать. Да. Но не в этот раз.
Мне иногда кажется, что пока мы не вырастим поколение, которому беспристрастно расскажут про ужасы фашизма и ужасы советских репрессий и унижений, расскажут так, что школьники смогут сами поставить их на чаши весов... ничего не выйдет.
Вы помните почему евреи сорок лет ходили по пустыни? Чтобы умер последний, кто видел рабство. Евреи очень быстро дошли до земли обетованной, но усомнившись в том, что она достанется им и что им будет там хорошо они возроптали: "лучше бы мы остались в Египте". Знакомая риторика? Предлагаю вам самим пройти весь путь от этого высказывания до "а кто если не Путин?".
Пока мы не примиримся со своей историей мы так и будем бродить по пустыни и наши моисеи будут в пустую умирать ведя нас к свободной стране, ведя нас в наш эрец-Исроэль, который, я уверен, существует. Пока мы будем поддаваться истерии, эмоциям и тупости у нас будут процессы над Pussi Riot, а высшим достижением своего образования мы будем считать моменты, когда нас принимают за нерусских за границей.
В нашей стране подсудимые, то есть люди вина которых еще не доказана, сидят в клетках в залах суда. И всегда нам было на это наплевать. Но разве это допустимо, когда к человеку относятся, как к зверю?! Привыкшие к психологии советской судебной системы мы и сейчас воспринимаем подсудимого, как уже виновного, считая почерпнутую в начале 90-х из американских фильмов “человек не виновен пока не доказана его вина” не более, чем красивой голивудской фразой, отражающей лишь формальный запрет на официальные заявления о подсудимом. Да, и можно ли нас за это осуждать, если до сих пор статистически мы правы? Попав на скамью подсудимых в России встать с нее невиновным большая удача.
В России растет число политических процессов, каждый из которых проходит все более неправосудно и омерзительно. Все больше людей в мире открыто негативно высказываются о нашей судебной системе, о нашем политическом строе, о нашей стране и оказываются правы. Официальная власть сколько угодно может открещиваться от столь неприятных ей “политзаключенных”, объясняя свое поведение отсутствием политических статей в кодексе, но мы то знаем, что политзаключенный это не только осужденный по политической статье, которых действительно больше нет, но и человек осужденный из политических интересов власти. И мы обязаны помнить к чему ведут такие процессы.
Всего же от политических репрессий (не учитывая кампанию “уничтожение кулачества как класса” и депортацию народов) в СССР пострадало более 5 миллионов человек. И сейчас, как никогда, мы обязаны об этом помнить.