Лев Разумовский. Кровь маккавеев
Поскольку сейчас время цветения анемонов ("каланиёт" на иврите), я покажу отцовский рассказ на тему.
Ранним мартовским утром, на второй день пребывания на окраине Иерусалима, я вышел с этюдником в поисках интересного мотива.
Солнце было еще не жгучим, а ласковым, после асфальтового шоссе сразу начинался спуск в зеленую долину между поросшим хвойным лесом и колючим кустарником убегающим вниз каменистым склоном. Долину, или глубокую расщелину, обрамляли разновысокие холмы, где-то затененные до ультрамариновой синевы, где-то голубеющие в дымке на горизонте. Извилистая тропа вела меня вниз, с каждым пройденным шагом открывая новые виды растений, удивительные нагромождения камней и необычные цветовые сочетания.
Я вступал в незнакомый мне доселе мир - ближневосточный пейзаж, который отдаленно напоминал то ли камерное очарование литовских холмов и долин, то ли великолепие и мощь Кавказских гор, или что-то среднее между ними, своеобразное, похожее не на Богом данные красоты Кавказа и Литвы, а высаженное и взращенное руками первых поселенцев, превративших в леса и сады пустынные скалистые библейские холмы.
Медленное течение мысли вдруг оборвалось, так как где-то слева и снизу среди темных колючих кустов и охристых выходов скальных пород что-то ярко сверкнуло красным огоньком и тут же спряталось, потухло. Я сделал два шага в сторону и ахнул. Передо мной, как рассыпанные по земле рубины, открылись яркие красные цветы не виданной мной никогда чистоты и силы цвета… Горные маки! И какие!
Они не просто краснели - они горели под солнцем, как ясные фонарики-пятилистники на невысоком стебельке, аленькие цветочки из сказки Аксакова.
Я торопливо раскрыл этюдник и начал писать. Общее окружение - цветовые пятна камней, колючек и трав - я набросал довольно быстро, потом взялся за киноварь и кармин и с наслаждением прорисовал контуры ближайших цветков и разбег пятнышек уходящих цепочек.
Солнце, между тем, встало уже высоко, шляпу я забыл дома, и голову стало печь. Чем дальше, тем сильнее. Пришлось заканчивать работу - с нами, северянами, израильское солнышко не шутит.
Собрав этюдник и повесив его на плечо, я сорвал несколько маков, чтобы закончить этюд дома по памяти. Поднялся в гору, вышел на шоссе и сразу издали увидел своего знакомого из Ленинграда, который жил здесь уже около пяти лет. Он тоже узнал меня, заулыбался во весь рот, помахал мне рукой, и мы пошли навстречу друг другу.
По мере того как он подходил ко мне все ближе, я увидел, почувствовал некоторую странность: улыбка сходила с его лица, и смотрел он не на меня, а на цветы в моей руке.
- Привет, Исаак! - бодро выкрикнул я. - Вот мы и встретились на земле обетованной!
- Ты сорвал эти цветы? - вместо приветствия выдохнул мой знакомый с каким-то испугом.
- Да, - оторопело подтвердил я, - Это дикие маки, я сорвал их внизу на склоне…
- Это не маки, а каланиёт, - прервал меня Исаак. - Спрячь их скорее! Если кто-нибудь увидит их в твоих руках, у тебя будут большие неприятности.
- Почему? Из-за трех диких цветков - большие неприятности?
- Эти цветы здесь священны. Их считают каплями крови израильских солдат, павших за независимость Израиля в 1948 году.
Я спрятал цветы за пазуху, и они еще раз показались мне огоньками, потому что жгли мне кожу.
Много лет спустя, в зале, где экспонировалась выставка моих акварельных пейзажей, за накрытыми столами с вином и всяческой снедью, собрались седые серьезные мужчины. Все они были празднично одеты, множество орденов и медалей украшали их пиджаки и мундиры.
- Мы сегодня празднуем Хануку, - сказал ведущий и поднял бокал с вином, - Один из главных еврейских праздников в честь победы Маккавеев над врагами в 167 году до нашей эры. Нам, участникам великой битвы с фашизмом, этот праздник должен быть особенно дорог. Разрешите открыть наш праздник великолепными стихами Бунина, которые могут стать камертоном всей нашей сегодняшней встречи. Но сначала несколько слов. Ранней весной расцветают в Израиле красивые цветы, похожие на маки. Их можно видеть не только на лесных полянах, на обочинах дорог, - везде и всюду видны их ярко красные лепестки. Называются они "кровь Маккавеев".
И.Бунин
ИЕРУСАЛИМ
Это было весной. За восточной стеной
был горячий и радостный зной.
Зеленела трава. На припеке во рву
мак кропил огоньками траву.
И сказал проводник: "Господин! Я - еврей,
и, быть может, потомок царей.
Погляди на цветы по сионским стенам:
это все, что осталося нам".
Я спросил: "На цветы?" И услышал в ответ:
Господин! Это праотцев след.
Кровь погибших в боях. Каждый год, как весна,
красным маком восходит она.
Я впервые слышал эти стихи, и нарастающий с каждым словом интерес вдруг обернулся для меня ясным временным мостом между Маккавеями и Буниным, между Буниным и собой…
А на стенке в простой деревянной рамке алели мои маки, такие же прекрасные, как и две тысячи лет тому назад…
"Каланиёт", которые я сфотографировала вчера.
Отцовская акварель у меня в доме.
Рассказ взят с сайта Л.Разумовского
Ранним мартовским утром, на второй день пребывания на окраине Иерусалима, я вышел с этюдником в поисках интересного мотива.
Солнце было еще не жгучим, а ласковым, после асфальтового шоссе сразу начинался спуск в зеленую долину между поросшим хвойным лесом и колючим кустарником убегающим вниз каменистым склоном. Долину, или глубокую расщелину, обрамляли разновысокие холмы, где-то затененные до ультрамариновой синевы, где-то голубеющие в дымке на горизонте. Извилистая тропа вела меня вниз, с каждым пройденным шагом открывая новые виды растений, удивительные нагромождения камней и необычные цветовые сочетания.
Я вступал в незнакомый мне доселе мир - ближневосточный пейзаж, который отдаленно напоминал то ли камерное очарование литовских холмов и долин, то ли великолепие и мощь Кавказских гор, или что-то среднее между ними, своеобразное, похожее не на Богом данные красоты Кавказа и Литвы, а высаженное и взращенное руками первых поселенцев, превративших в леса и сады пустынные скалистые библейские холмы.
Медленное течение мысли вдруг оборвалось, так как где-то слева и снизу среди темных колючих кустов и охристых выходов скальных пород что-то ярко сверкнуло красным огоньком и тут же спряталось, потухло. Я сделал два шага в сторону и ахнул. Передо мной, как рассыпанные по земле рубины, открылись яркие красные цветы не виданной мной никогда чистоты и силы цвета… Горные маки! И какие!
Они не просто краснели - они горели под солнцем, как ясные фонарики-пятилистники на невысоком стебельке, аленькие цветочки из сказки Аксакова.
Я торопливо раскрыл этюдник и начал писать. Общее окружение - цветовые пятна камней, колючек и трав - я набросал довольно быстро, потом взялся за киноварь и кармин и с наслаждением прорисовал контуры ближайших цветков и разбег пятнышек уходящих цепочек.
Солнце, между тем, встало уже высоко, шляпу я забыл дома, и голову стало печь. Чем дальше, тем сильнее. Пришлось заканчивать работу - с нами, северянами, израильское солнышко не шутит.
Собрав этюдник и повесив его на плечо, я сорвал несколько маков, чтобы закончить этюд дома по памяти. Поднялся в гору, вышел на шоссе и сразу издали увидел своего знакомого из Ленинграда, который жил здесь уже около пяти лет. Он тоже узнал меня, заулыбался во весь рот, помахал мне рукой, и мы пошли навстречу друг другу.
По мере того как он подходил ко мне все ближе, я увидел, почувствовал некоторую странность: улыбка сходила с его лица, и смотрел он не на меня, а на цветы в моей руке.
- Привет, Исаак! - бодро выкрикнул я. - Вот мы и встретились на земле обетованной!
- Ты сорвал эти цветы? - вместо приветствия выдохнул мой знакомый с каким-то испугом.
- Да, - оторопело подтвердил я, - Это дикие маки, я сорвал их внизу на склоне…
- Это не маки, а каланиёт, - прервал меня Исаак. - Спрячь их скорее! Если кто-нибудь увидит их в твоих руках, у тебя будут большие неприятности.
- Почему? Из-за трех диких цветков - большие неприятности?
- Эти цветы здесь священны. Их считают каплями крови израильских солдат, павших за независимость Израиля в 1948 году.
Я спрятал цветы за пазуху, и они еще раз показались мне огоньками, потому что жгли мне кожу.
Много лет спустя, в зале, где экспонировалась выставка моих акварельных пейзажей, за накрытыми столами с вином и всяческой снедью, собрались седые серьезные мужчины. Все они были празднично одеты, множество орденов и медалей украшали их пиджаки и мундиры.
- Мы сегодня празднуем Хануку, - сказал ведущий и поднял бокал с вином, - Один из главных еврейских праздников в честь победы Маккавеев над врагами в 167 году до нашей эры. Нам, участникам великой битвы с фашизмом, этот праздник должен быть особенно дорог. Разрешите открыть наш праздник великолепными стихами Бунина, которые могут стать камертоном всей нашей сегодняшней встречи. Но сначала несколько слов. Ранней весной расцветают в Израиле красивые цветы, похожие на маки. Их можно видеть не только на лесных полянах, на обочинах дорог, - везде и всюду видны их ярко красные лепестки. Называются они "кровь Маккавеев".
И.Бунин
ИЕРУСАЛИМ
Это было весной. За восточной стеной
был горячий и радостный зной.
Зеленела трава. На припеке во рву
мак кропил огоньками траву.
И сказал проводник: "Господин! Я - еврей,
и, быть может, потомок царей.
Погляди на цветы по сионским стенам:
это все, что осталося нам".
Я спросил: "На цветы?" И услышал в ответ:
Господин! Это праотцев след.
Кровь погибших в боях. Каждый год, как весна,
красным маком восходит она.
Я впервые слышал эти стихи, и нарастающий с каждым словом интерес вдруг обернулся для меня ясным временным мостом между Маккавеями и Буниным, между Буниным и собой…
А на стенке в простой деревянной рамке алели мои маки, такие же прекрасные, как и две тысячи лет тому назад…
"Каланиёт", которые я сфотографировала вчера.
Отцовская акварель у меня в доме.
Рассказ взят с сайта Л.Разумовского