Харон 23.2
- Что ж, импровизированное стратегическое совещание объявляю открытым, - с трудом выдохнул Илион.
Боль в горле слегка отпустила. Лица присутствующих уже не расплывались в бесформенные пятна на желтом фоне. Научный консультант Радюкин, механик Шафран, старпом и медик Русов, штурман Межерицкий, специалист по радиоразведке Трубников, реактор-инженер - люди, которым Крамневский доверял безоговорочно, и с которыми счел возможным и нужным посоветоваться относительно дальнейших планов.
- Егор Владимирович, дайте краткий итог, с точки зрения науки, - попросил командир.
- Пыль и пепл с континента, - кратко сообщил Радюкин. Ученый был бледен, а вокруг глаза, наоборот, обозначились темные, почти черные круги, испарина выступила на лбу. - Этого обычно не бывает, такие образования рассеиваются довольно быстро, еще в континентальной зоне, но здесь все возможно. Это что-то вроде направленной атмосферной воронки, которая буквально «высосала» воздушные массы как через пылесос.
- Конструкторов - на рею, - сумрачно изрек Шафран. - Если бы они озаботились внешними датчиками радиации…
- Не надо реи, - ответил Радюкин. - Они не виноваты.
- Точно, - поддержал реактор-инженер. - Это инерция мышления. Никто не ждет, что из водопроводного крана, скажем, потечет фтор, поэтому на кранах нет индикаторов химической защиты. Так же никто не ожидал, что радиация может угрожать извне, поэтому все усилия были направлены на безопасность от реактора и неисправностей трубопроводной системы.
- Сколько? - Илион не уточнил, о чем речь, но его поняли.
- Дозу получили все, - ответил Русов. - От пятидесяти бэр, внутри лодки, до трех-четырех сотен на палубе и на мостике. Бэр, это …
- Знаем, - оборвал его Крамневский. Может быть, слишком быстро и резко, но ни у кого, кто видел состояние командира, язык не повернулся бы укорить его за грубость. - Последствия?
- Хрен знает, - честно ответил Русов. - Если пользоваться таблицами из института атома, то…
Он замялся, и Крамневский резко подогнал:
- Давайте прямо.
Но ответил Радюкин.
- Если прямо, то радиологическую болезнь заработали все. Шансов на выживание - пятьдесят на пятьдесят, у кого-то больше, у кого-то меньше. Первые симптомы уже понемногу проявляются, ближайшие три-четыре дня будут тяжелыми, потом - симптомы спадут, но через две недели экипаж сляжет.
- Две недели… - повторил Крамневский. - Значит, потерпеть три-четыре дня? И что со мной, я поймал больше всех?
Новый приступ кашля скрутил командира. Дождавшись, когда судороги перестанут сотрясать ослабевшее тело подводника, Радюкин ответил:
- Аномальная реакция организма. Плюс стресс главного ответственного, недосып и общее ослабление организма. Мы еще очень мало знаем о медицине радиации, - добавил он, будто извиняясь за собственный недосмотр.
- Лечить?
- Уже лечим, - произнес Русов. - Даем йодистый калий, готовим переливание плазмы, белковая диета… Но запас калия мал.
Крамневский несколько секунд мутным взглядом смотрел на желтую стену и место, где она переходила в чуть изогнутый потолок. Обычно неслышная и почти неощутимая на ходу вибрация корпуса била в череп, как будто командир «Пионера» приложил голову к отбойному молотку. Частые уколы боли простреливали от сердца к зубам.
- Почему так мало медикаментов для борьбы с облучением? - спросил он, наконец, с трудом сдерживая внезапную вспышку ярости. Разум Илиона понимал, что это реакция психики на напряжение, болезнь и общий эмоциональный фон. Но от понимания легче не становилось. Мутное, темное желание выплеснуть ярость и злобу на все и всех поднималось из глубин естества и почти целиком затопило его сознание.
- Лечить облучение - это все равно что «лечить пулю», - мягко объяснил Радюкин, прекрасно понимая состояние Крамневского. - Беда в том, что мы не только облучились, но многие еще и дышали радиоактивной пылью. Теперь в костях содержатся радиоактивные кальций и фосфор. Защиты практически нет - вернее, есть... но принимать эти медикаменты нужно заранее и в токсической дозе. Сейчас наша задача - убрать источники облучения внутри организма. Лечение сводится к тому, что мы сначала вымываем из костей радиоактивный кальций, а потом пытаемся вернуть нормальный. Не было нужды брать с собой большой запас таких медикаментов, господин капитан…
- Командир! - рявкнул Илион, с силой ударяя кулаком по столу. - Я же говорил - командир, и никак иначе! Капитаны - на «купцах»! Не было нужды, значит?!
- Я понял, - спокойно и ровно промолвил ученый. - Я понимаю, командир, прости.
Крамневский припечатал стол ладонью и открыл рот, собираясь высказать все, что думает, о сухопутных крысах, которые жизнь просидели по кабинетам и решили, что знают о море, но Радюкин опередил его.
- Илион, если ты сейчас пойдешь в разнос, мы все пропадем, - сказал он, неожиданно накрыв ладонью подрагивающие пальцы подводника. - Без здравомыслящего капитана - никто не вернется. А мы должны вернуться. Эта пыль - свидетельство того, что противник уже испытывает атомное оружие. Именно оружие, если бы это была авария реактора, осадки были бы иными. Дома должны узнать об этом.
С минуту Крамневский сидел недвижимо, тяжело и шумно дыша, пока его взгляд не прояснился. Злобный маньяк понемногу уступал место смертельно уставшему и тяжело больному человеку, держащемуся на одной силе воли. Заметив, что командир понемногу успокаивается, Радюкин убрал руку и закончил:
- Действительно не было нужды. Такого рода лекарства - не аспирин, они сами по себе очень токсичны. Это как встречный пал, чтобы сбить пожар - тот же огонь, только разрушений получается меньше. Их нет смысла брать бочками на весь экипаж, потому что нормальное применение требует госпитализации и полного покоя. Снизить рабочую нагрузку на экипаж мы не можем. Что возможно - это йодистый калий, симптоматическая терапия для всех, и льготный режим для трех-четырех наиболее пострадавших. Все.
- Ясно, - отрывисто произнес Крамневский. - Время?
- Мы сделали отдельную симптоматическую карту на каждого члена экипажа и тщательно дозируем лекарства, - вновь вступил в разговор Русов. - Неделю работоспособности гарантировать можно, дальше люди просто начнут падать с ног.
- А со стимуляторами?
- Стимуляторы… - старпом потер подбородок. - Никто не пробовал подхлестывать организм, поврежденный радиацией.
- Радиоактивная пыль, - напомнил Радюкин, сцепив пальцы в замок, и только побелевшие костяшки выдавали напряжение. - Атомные испытания. Мы должны вернуться и сообщить об этом, даже если придется всплывать и выдавать в эфир открытый текст.
- Мы фоним, - сообщил реактор-инженер. - После этой клятой пыли, слабо, но фоним. Все продули, вымыли дважды все пресной водой, чтобы без коррозии, но фон остался. Надо молиться, чтобы у шакалов наверху так же не было внешних радиометров. Иначе нас вычислят в момент, а форсированного режима реактора мы уже не обеспечим - сорвет всю заклейку. Не уйти ни в глубину, ни на скорости.
Крамневский посмотрел на Трубникова и спросил:
- Что с материалами?
Начальник команды радиоэлектронной разведки «Пионера» всегда имел очень злобный вид, благодаря глубоко посаженным глазам и тяжелому взгляду. Усталость и ненормированная работа не прибавили ему доброжелательности. Ответ последовал незамедлительно.
- Все носители, записи и аналитические материалы ежесуточно пакуются в герметичные капсулы и особые контейнеры. На контейнерах кодовые замки, которые вводятся заново каждые шесть часов. Если пренебречь процедурой, термитные заряды уничтожат записи. Даже если нас потопят и вновь поднимут, это ничего не даст противнику. Хотя… Не думаю, что в этом есть смысл. Но регламент соблюдается неукоснительно.
Крамневский задумался. Ему очень хотелось чаю на травах, такого, каким угощал Радюкина. Но чай закончился, а если бы и остался, Илион пребывал в уверенности, что желудок его не примет, последние несколько часов командира субмарины выворачивало наизнанку при одном виде еды. Организм принимал только воду, и то через раз.
Жаль. Немного терпкого, бодряще-ароматного напитка сейчас было бы так кстати…
- Подготовьте все, - медленно, тяжело заговорил он, взвешивая каждое слово. - И…
Илион посмотрел на своих подчиненных, глаза часто моргали, зрачки темнели в паутине красных прожилок, но взгляд был тверд.
- И перенесите в батискаф. Мы возвращаемся.
- Значит, нулевой вариант, - вздохнул Шафран.
Подводники как по команде встали, расходясь в полном молчании. И это молчаливая готовность почему-то напугала научного консультанта больше всего. В их движениях, емких жестах, чуть опущенных плечах была молчаливая, обреченная готовность.
- Господа, минутку, - воззвал Радюкин. - Это что за «нулевой вариант»? Не будете ли так любезны посвятить меня? - с едким сарказмом вопросил он.
Шафран быстро взглянул на Крамневского, который привалился к переборке, прикрыв воспаленные глаза, и опустился обратно на жесткое сиденье.
- Я втолкую, - сообщил он.
Теперь их осталось трое - командир, ученый и механик.
- В Морском Штабе долго думали, что делать, если нам придется пробиваться с боем, с врагом на винтах, - начал Аркадий. - Но ничего не выдумывалось. Единственная возможность - подкреплению пастись недалеко от зоны перехода, чтобы вовремя встретить и прикрыть «Пионера», но это невозможно. И все-таки один вариант появился.
Шафран достал из кармана затрепанную карту севера Атлантики.
- Вот здесь «глаз тигра», ткнул он пальцем в схему. - Там, где буква «я» у «Ирмингерская котловина». А вот здесь, южнее, на восточном склоне хребта Рейкьянес, в свое время была поставлена станция акустической разведки и наблюдения.
- Кем поставлена? - спросил Радюкин.
- Нами, - исчерпывающе пояснил Аркадий. - Это еще до того, как вступили в действие акустические поля и стационарные береговые антенны. Таким образом, планировалось отслеживать английские и американские подлодки. Всего станций было… - Шафран на секунду замялся. - Больше. Но со временем их закрыли и демонтировали, кроме этой, последней. Тогда как раз начался очередной бум «мокрых металлов», движение и донное строительство в регионе оживилось, и вывозить стало как-то неудобно. Про станцию дружно решили забыть. Она хорошо замаскирована, старого образца и старых материалов, такие объекты даже на консервации дольше десяти лет без присмотра и ремонта не живут - съедает стихия. Время само убрало бы все следы.
- И сколько лет прошло с момента… консервации? - уточнил Радюкин.
- Двенадцать, - невесело ухмыльнулся Шафран.
Ученый быстро и неразборчиво пробормотал что-то на латыни, Аркадий разобрал только «anus mundy».
- Ну да, жопа мира, - что поделать… - отозвался механик. - Но выбора нет. «Пионер» неисправен и оставляет радиоактивный след. Команда на пределе. Возврат будет очень тяжелым. Можно понадеяться на чудо, но это было бы глупостью. Поэтому, когда лодка приблизится к зоне перехода, вы с радиоэлектрониками наденете скафандры и закроетесь в батискафе со всеми своими прослушками и записями. А там… посмотрим.
- А батарей хватит? - только и спросил Радюкин. Сил на то, чтобы удивляться безумному решению или возмущаться тем, что его не поставили в известность о запасном «плане» уже не оставалось. - Батискаф дотянет?
- Как повезет, - ответил Шафран. - Наверное, нет. Зависит от того, где «Пионер» сбросит «пузырь».
- Лодка с «активным» следом, станция, которая наверняка уже проржавела, и батискаф, который до нее не дотянет, - подытожил Радюкин. - Ничего не упустил?
- Ты уж извиняй, - сурово сказал Шафран. - Но здесь все добровольцы. И ты тоже. Знали, на что идем.
- Это понятно… - протянул Радюкин. - Но я думал, киноподвиги будут немного… другими. Ладно, - вымолвил он после короткой паузы. - Пойду готовить записи.
Шаран проводил его взглядом и сам собрался, было, уйти из кают-компании, но его задержал короткий приказ Крамневского:
- Задержись.
- Что за киноподвиги? - спросил Аркадий, неосознанно стараясь оттянуть момент разговора, который - он это чувствовал нутром - обещал быть неприятным.
- Наш ученый коллега в самом начале похода хотел кинографических подвигов. Благополучно вернуться, превозмогая множество испытаний и починяя поломки.
- Что ж, его желание осуществилось, - заметил Аркадий. - Хотя и не так, как ему хотелось бы.
- Ты тоже пойдешь на батискафе, - без предисловия и подготовки приказал Илион.
- Щас, - так же без раздумий ответил Шафран.
- А я приказываю, - нисколько не удивившись, сообщил Илион.
- Да ради бога, что я, против, что ли? - удивился Аркадий. - Приказывай, тебе по должности положено. А мое место здесь. Карать тебе меня все равно нечем, не в нашем положении.
- Старый бородатый дурак… - горько произнес Крамневский, склоняясь над столом, но в его голосе Шафран услышал и толику одобрения. Так, словно командир и не ждал ничего иного. Механик невесело усмехнулся, но уже следующая фраза Илиона согнала улыбку с его лица.
- Аркан… - Илион не называл так товарища уже много лет. - Ты ведь должен понимать, они не смогут расконсервировать станцию самостоятельно. Там же нет нынешней автоматики, да и запоры на главном шлюзе скорее всего уже накрылись, придется ползти через аварийный лаз. Что толку, если удастся дотянуть на батискафе, если не попасть внутрь и не осушить хотя бы шлюз?
- Места мне уже не хватит, - попробовал сопротивляться механик. - Там только на «слухачей» и научного доктора.
- Трубников оставит кого-то из своих, - бесстрастно произнес Крамневский. - Жребий кинут или договорятся. Но ты должен там быть.
- Нет, - прошептал Шафран. Как опытный подводник и военный он понимал правоту командира. Важность миссии требовала холодного расчета. Но все естество спасателя и слуги отечества восставало против безжалостного прагматизма Илиона-Топора.
- Да, - столь же тихо ответил Крамневский, и каждое его слово тяжким камнем падало на душу старого механика. - Дружище, ты же все понимаешь. Если у них есть атомное оружие, хотя бы экспериментальное, то скорее всего есть и система внешнего контроля радиации. Я надеюсь на лучшее, но надо учитывать, что нас легко могут выследить. Тогда остается только прорываться как можно дальше, чтобы успеть сбросить батискаф не слишком далеко от станции. И без тебя им не обойтись.
Тихо, едва заметно, на грани ощутимого вибрировали переборки и шумели механизмы «Пионера». Ровным, приятным глазу светом горел плафон под потолком, освещая нездоровые, болезненные лица двух людей, обсуждавших жизнь и смерть.
- Трусливо, - пробормотал Аркадий, проводя рукой пол лицу, словно украдкой стирая слезу.
- Нет, - сказал мягко, но непреклонно Илион. - Иногда нужно больше смелости, чтобы уйти с живыми, чем остаться с мертвыми. Аркан, на сколько лет ты меня старше? - укорил он Шафрана. - Это ты мне должен объяснять, а не я тебя уговаривать. Если у нас не получится… Ты должен уйти с батискафом. Ты должен доставить всех на станцию и запустить ее.
Боль в горле слегка отпустила. Лица присутствующих уже не расплывались в бесформенные пятна на желтом фоне. Научный консультант Радюкин, механик Шафран, старпом и медик Русов, штурман Межерицкий, специалист по радиоразведке Трубников, реактор-инженер - люди, которым Крамневский доверял безоговорочно, и с которыми счел возможным и нужным посоветоваться относительно дальнейших планов.
- Егор Владимирович, дайте краткий итог, с точки зрения науки, - попросил командир.
- Пыль и пепл с континента, - кратко сообщил Радюкин. Ученый был бледен, а вокруг глаза, наоборот, обозначились темные, почти черные круги, испарина выступила на лбу. - Этого обычно не бывает, такие образования рассеиваются довольно быстро, еще в континентальной зоне, но здесь все возможно. Это что-то вроде направленной атмосферной воронки, которая буквально «высосала» воздушные массы как через пылесос.
- Конструкторов - на рею, - сумрачно изрек Шафран. - Если бы они озаботились внешними датчиками радиации…
- Не надо реи, - ответил Радюкин. - Они не виноваты.
- Точно, - поддержал реактор-инженер. - Это инерция мышления. Никто не ждет, что из водопроводного крана, скажем, потечет фтор, поэтому на кранах нет индикаторов химической защиты. Так же никто не ожидал, что радиация может угрожать извне, поэтому все усилия были направлены на безопасность от реактора и неисправностей трубопроводной системы.
- Сколько? - Илион не уточнил, о чем речь, но его поняли.
- Дозу получили все, - ответил Русов. - От пятидесяти бэр, внутри лодки, до трех-четырех сотен на палубе и на мостике. Бэр, это …
- Знаем, - оборвал его Крамневский. Может быть, слишком быстро и резко, но ни у кого, кто видел состояние командира, язык не повернулся бы укорить его за грубость. - Последствия?
- Хрен знает, - честно ответил Русов. - Если пользоваться таблицами из института атома, то…
Он замялся, и Крамневский резко подогнал:
- Давайте прямо.
Но ответил Радюкин.
- Если прямо, то радиологическую болезнь заработали все. Шансов на выживание - пятьдесят на пятьдесят, у кого-то больше, у кого-то меньше. Первые симптомы уже понемногу проявляются, ближайшие три-четыре дня будут тяжелыми, потом - симптомы спадут, но через две недели экипаж сляжет.
- Две недели… - повторил Крамневский. - Значит, потерпеть три-четыре дня? И что со мной, я поймал больше всех?
Новый приступ кашля скрутил командира. Дождавшись, когда судороги перестанут сотрясать ослабевшее тело подводника, Радюкин ответил:
- Аномальная реакция организма. Плюс стресс главного ответственного, недосып и общее ослабление организма. Мы еще очень мало знаем о медицине радиации, - добавил он, будто извиняясь за собственный недосмотр.
- Лечить?
- Уже лечим, - произнес Русов. - Даем йодистый калий, готовим переливание плазмы, белковая диета… Но запас калия мал.
Крамневский несколько секунд мутным взглядом смотрел на желтую стену и место, где она переходила в чуть изогнутый потолок. Обычно неслышная и почти неощутимая на ходу вибрация корпуса била в череп, как будто командир «Пионера» приложил голову к отбойному молотку. Частые уколы боли простреливали от сердца к зубам.
- Почему так мало медикаментов для борьбы с облучением? - спросил он, наконец, с трудом сдерживая внезапную вспышку ярости. Разум Илиона понимал, что это реакция психики на напряжение, болезнь и общий эмоциональный фон. Но от понимания легче не становилось. Мутное, темное желание выплеснуть ярость и злобу на все и всех поднималось из глубин естества и почти целиком затопило его сознание.
- Лечить облучение - это все равно что «лечить пулю», - мягко объяснил Радюкин, прекрасно понимая состояние Крамневского. - Беда в том, что мы не только облучились, но многие еще и дышали радиоактивной пылью. Теперь в костях содержатся радиоактивные кальций и фосфор. Защиты практически нет - вернее, есть... но принимать эти медикаменты нужно заранее и в токсической дозе. Сейчас наша задача - убрать источники облучения внутри организма. Лечение сводится к тому, что мы сначала вымываем из костей радиоактивный кальций, а потом пытаемся вернуть нормальный. Не было нужды брать с собой большой запас таких медикаментов, господин капитан…
- Командир! - рявкнул Илион, с силой ударяя кулаком по столу. - Я же говорил - командир, и никак иначе! Капитаны - на «купцах»! Не было нужды, значит?!
- Я понял, - спокойно и ровно промолвил ученый. - Я понимаю, командир, прости.
Крамневский припечатал стол ладонью и открыл рот, собираясь высказать все, что думает, о сухопутных крысах, которые жизнь просидели по кабинетам и решили, что знают о море, но Радюкин опередил его.
- Илион, если ты сейчас пойдешь в разнос, мы все пропадем, - сказал он, неожиданно накрыв ладонью подрагивающие пальцы подводника. - Без здравомыслящего капитана - никто не вернется. А мы должны вернуться. Эта пыль - свидетельство того, что противник уже испытывает атомное оружие. Именно оружие, если бы это была авария реактора, осадки были бы иными. Дома должны узнать об этом.
С минуту Крамневский сидел недвижимо, тяжело и шумно дыша, пока его взгляд не прояснился. Злобный маньяк понемногу уступал место смертельно уставшему и тяжело больному человеку, держащемуся на одной силе воли. Заметив, что командир понемногу успокаивается, Радюкин убрал руку и закончил:
- Действительно не было нужды. Такого рода лекарства - не аспирин, они сами по себе очень токсичны. Это как встречный пал, чтобы сбить пожар - тот же огонь, только разрушений получается меньше. Их нет смысла брать бочками на весь экипаж, потому что нормальное применение требует госпитализации и полного покоя. Снизить рабочую нагрузку на экипаж мы не можем. Что возможно - это йодистый калий, симптоматическая терапия для всех, и льготный режим для трех-четырех наиболее пострадавших. Все.
- Ясно, - отрывисто произнес Крамневский. - Время?
- Мы сделали отдельную симптоматическую карту на каждого члена экипажа и тщательно дозируем лекарства, - вновь вступил в разговор Русов. - Неделю работоспособности гарантировать можно, дальше люди просто начнут падать с ног.
- А со стимуляторами?
- Стимуляторы… - старпом потер подбородок. - Никто не пробовал подхлестывать организм, поврежденный радиацией.
- Радиоактивная пыль, - напомнил Радюкин, сцепив пальцы в замок, и только побелевшие костяшки выдавали напряжение. - Атомные испытания. Мы должны вернуться и сообщить об этом, даже если придется всплывать и выдавать в эфир открытый текст.
- Мы фоним, - сообщил реактор-инженер. - После этой клятой пыли, слабо, но фоним. Все продули, вымыли дважды все пресной водой, чтобы без коррозии, но фон остался. Надо молиться, чтобы у шакалов наверху так же не было внешних радиометров. Иначе нас вычислят в момент, а форсированного режима реактора мы уже не обеспечим - сорвет всю заклейку. Не уйти ни в глубину, ни на скорости.
Крамневский посмотрел на Трубникова и спросил:
- Что с материалами?
Начальник команды радиоэлектронной разведки «Пионера» всегда имел очень злобный вид, благодаря глубоко посаженным глазам и тяжелому взгляду. Усталость и ненормированная работа не прибавили ему доброжелательности. Ответ последовал незамедлительно.
- Все носители, записи и аналитические материалы ежесуточно пакуются в герметичные капсулы и особые контейнеры. На контейнерах кодовые замки, которые вводятся заново каждые шесть часов. Если пренебречь процедурой, термитные заряды уничтожат записи. Даже если нас потопят и вновь поднимут, это ничего не даст противнику. Хотя… Не думаю, что в этом есть смысл. Но регламент соблюдается неукоснительно.
Крамневский задумался. Ему очень хотелось чаю на травах, такого, каким угощал Радюкина. Но чай закончился, а если бы и остался, Илион пребывал в уверенности, что желудок его не примет, последние несколько часов командира субмарины выворачивало наизнанку при одном виде еды. Организм принимал только воду, и то через раз.
Жаль. Немного терпкого, бодряще-ароматного напитка сейчас было бы так кстати…
- Подготовьте все, - медленно, тяжело заговорил он, взвешивая каждое слово. - И…
Илион посмотрел на своих подчиненных, глаза часто моргали, зрачки темнели в паутине красных прожилок, но взгляд был тверд.
- И перенесите в батискаф. Мы возвращаемся.
- Значит, нулевой вариант, - вздохнул Шафран.
Подводники как по команде встали, расходясь в полном молчании. И это молчаливая готовность почему-то напугала научного консультанта больше всего. В их движениях, емких жестах, чуть опущенных плечах была молчаливая, обреченная готовность.
- Господа, минутку, - воззвал Радюкин. - Это что за «нулевой вариант»? Не будете ли так любезны посвятить меня? - с едким сарказмом вопросил он.
Шафран быстро взглянул на Крамневского, который привалился к переборке, прикрыв воспаленные глаза, и опустился обратно на жесткое сиденье.
- Я втолкую, - сообщил он.
Теперь их осталось трое - командир, ученый и механик.
- В Морском Штабе долго думали, что делать, если нам придется пробиваться с боем, с врагом на винтах, - начал Аркадий. - Но ничего не выдумывалось. Единственная возможность - подкреплению пастись недалеко от зоны перехода, чтобы вовремя встретить и прикрыть «Пионера», но это невозможно. И все-таки один вариант появился.
Шафран достал из кармана затрепанную карту севера Атлантики.
- Вот здесь «глаз тигра», ткнул он пальцем в схему. - Там, где буква «я» у «Ирмингерская котловина». А вот здесь, южнее, на восточном склоне хребта Рейкьянес, в свое время была поставлена станция акустической разведки и наблюдения.
- Кем поставлена? - спросил Радюкин.
- Нами, - исчерпывающе пояснил Аркадий. - Это еще до того, как вступили в действие акустические поля и стационарные береговые антенны. Таким образом, планировалось отслеживать английские и американские подлодки. Всего станций было… - Шафран на секунду замялся. - Больше. Но со временем их закрыли и демонтировали, кроме этой, последней. Тогда как раз начался очередной бум «мокрых металлов», движение и донное строительство в регионе оживилось, и вывозить стало как-то неудобно. Про станцию дружно решили забыть. Она хорошо замаскирована, старого образца и старых материалов, такие объекты даже на консервации дольше десяти лет без присмотра и ремонта не живут - съедает стихия. Время само убрало бы все следы.
- И сколько лет прошло с момента… консервации? - уточнил Радюкин.
- Двенадцать, - невесело ухмыльнулся Шафран.
Ученый быстро и неразборчиво пробормотал что-то на латыни, Аркадий разобрал только «anus mundy».
- Ну да, жопа мира, - что поделать… - отозвался механик. - Но выбора нет. «Пионер» неисправен и оставляет радиоактивный след. Команда на пределе. Возврат будет очень тяжелым. Можно понадеяться на чудо, но это было бы глупостью. Поэтому, когда лодка приблизится к зоне перехода, вы с радиоэлектрониками наденете скафандры и закроетесь в батискафе со всеми своими прослушками и записями. А там… посмотрим.
- А батарей хватит? - только и спросил Радюкин. Сил на то, чтобы удивляться безумному решению или возмущаться тем, что его не поставили в известность о запасном «плане» уже не оставалось. - Батискаф дотянет?
- Как повезет, - ответил Шафран. - Наверное, нет. Зависит от того, где «Пионер» сбросит «пузырь».
- Лодка с «активным» следом, станция, которая наверняка уже проржавела, и батискаф, который до нее не дотянет, - подытожил Радюкин. - Ничего не упустил?
- Ты уж извиняй, - сурово сказал Шафран. - Но здесь все добровольцы. И ты тоже. Знали, на что идем.
- Это понятно… - протянул Радюкин. - Но я думал, киноподвиги будут немного… другими. Ладно, - вымолвил он после короткой паузы. - Пойду готовить записи.
Шаран проводил его взглядом и сам собрался, было, уйти из кают-компании, но его задержал короткий приказ Крамневского:
- Задержись.
- Что за киноподвиги? - спросил Аркадий, неосознанно стараясь оттянуть момент разговора, который - он это чувствовал нутром - обещал быть неприятным.
- Наш ученый коллега в самом начале похода хотел кинографических подвигов. Благополучно вернуться, превозмогая множество испытаний и починяя поломки.
- Что ж, его желание осуществилось, - заметил Аркадий. - Хотя и не так, как ему хотелось бы.
- Ты тоже пойдешь на батискафе, - без предисловия и подготовки приказал Илион.
- Щас, - так же без раздумий ответил Шафран.
- А я приказываю, - нисколько не удивившись, сообщил Илион.
- Да ради бога, что я, против, что ли? - удивился Аркадий. - Приказывай, тебе по должности положено. А мое место здесь. Карать тебе меня все равно нечем, не в нашем положении.
- Старый бородатый дурак… - горько произнес Крамневский, склоняясь над столом, но в его голосе Шафран услышал и толику одобрения. Так, словно командир и не ждал ничего иного. Механик невесело усмехнулся, но уже следующая фраза Илиона согнала улыбку с его лица.
- Аркан… - Илион не называл так товарища уже много лет. - Ты ведь должен понимать, они не смогут расконсервировать станцию самостоятельно. Там же нет нынешней автоматики, да и запоры на главном шлюзе скорее всего уже накрылись, придется ползти через аварийный лаз. Что толку, если удастся дотянуть на батискафе, если не попасть внутрь и не осушить хотя бы шлюз?
- Места мне уже не хватит, - попробовал сопротивляться механик. - Там только на «слухачей» и научного доктора.
- Трубников оставит кого-то из своих, - бесстрастно произнес Крамневский. - Жребий кинут или договорятся. Но ты должен там быть.
- Нет, - прошептал Шафран. Как опытный подводник и военный он понимал правоту командира. Важность миссии требовала холодного расчета. Но все естество спасателя и слуги отечества восставало против безжалостного прагматизма Илиона-Топора.
- Да, - столь же тихо ответил Крамневский, и каждое его слово тяжким камнем падало на душу старого механика. - Дружище, ты же все понимаешь. Если у них есть атомное оружие, хотя бы экспериментальное, то скорее всего есть и система внешнего контроля радиации. Я надеюсь на лучшее, но надо учитывать, что нас легко могут выследить. Тогда остается только прорываться как можно дальше, чтобы успеть сбросить батискаф не слишком далеко от станции. И без тебя им не обойтись.
Тихо, едва заметно, на грани ощутимого вибрировали переборки и шумели механизмы «Пионера». Ровным, приятным глазу светом горел плафон под потолком, освещая нездоровые, болезненные лица двух людей, обсуждавших жизнь и смерть.
- Трусливо, - пробормотал Аркадий, проводя рукой пол лицу, словно украдкой стирая слезу.
- Нет, - сказал мягко, но непреклонно Илион. - Иногда нужно больше смелости, чтобы уйти с живыми, чем остаться с мертвыми. Аркан, на сколько лет ты меня старше? - укорил он Шафрана. - Это ты мне должен объяснять, а не я тебя уговаривать. Если у нас не получится… Ты должен уйти с батискафом. Ты должен доставить всех на станцию и запустить ее.