Москва. Студенческие годы. Как мы жили. Продолжение
Несмотря на наше бражничество, мы были люди очень серьезные. Больше всего времени уходило на лекции и библиотеку, а в злачных местах мы обсуждали самые важные вопросы бытия и современной жизни. Вырабатывалась уже позиция шестидесятников (я отношу себя к старшим шестидесятникам). Она заключалась не в том, чтобы реставрировать капитализм, а в том, чтобы заставить Советское государство соблюдать установленные им самим законы: Сталинскую Конституцию, самую демократическую в мире, Ленинские нормы взаимоотношения между руководителями и народом, Кодексы законов. Очень не трудно было доказать, что советская практика и советские законы противоречат друг другу. Это если говорить о букве закона, а если говорить о духе закона, то между провозглашаемым и практикуемым не было вообще ничего общего.
В книгах о революции и гражданской войне, выходивших в то время, в стихах на эти темы деятели Революции и Гражданской войны (красные) представали положительными героями, писатели верили в чистоту их намерений, честность, храбрость, готовность к самопожертвованию, любовь к народу. В характерах этих героев подчеркивались именно те черты, которые были противоположны нравственным качествам современной советской номенклатуры. Талантливый писатель Елизавета Яковлевна Драпкина, отсидевшая с небольшим перерывом двадцать лет, с которой после реабилитации мы подружились и много времени проводили вместе, в 15 лет была секретарем Свердлова, а жила у Ленина. Ее родители мотались по стране, а девочку поселили у Ленина. Так поступали многие. Это называлось жить «у Ильичей». Только Ильичи жили стационарно и с удовольствием брали детей. Ленин в книгах Драпкиной - это Антисталин. Она грассказывала страшное о Сталине в годы его «ухаживания» за Надеждой Аллилуевой. Надя и Лиза тогда были близкими подругами. Елизавета Яковлевна рассказывала мне много о людях революции. Все они были её друзьями или близкими знакомыми, я готова была слушать её часами. Люди её рассказов были самоотверженными храбрецами и по образованности и разносторонности напоминали титанов Возрождения.
Была хорошая книга о Сергее Лазо. Теперь это имя мало кто знает. Он не самый известный из революционеров и командиров Гражданской войны, он больше известен своей смертью. Смерть его была очень страшная. Его сожгли в паровозной топке. Он был из царского рода. Его предок был правителем Бессарабии. Когда Сергей родился, очень большой и громкоголосый, вокруг колыбели собралась семья, и все выражали надежду, что этот мальчик вернет роду корону. Но он не помышлял о короне. Он был русским патриотом, и когда началась, Первая мировая война добровольцем пошел в армию, оставив математический факультет университета, где учился. На фронте он сошелся с большевиками, прочел написанные ими книги и стал марксистом и большевиком, считая, что это путь к всеобщей справедливости. В Гражданскую войну он воевал на Дальнем Востоке и в Сибири. После него остались дневники. Это дневники ученого-этнографа. В тех местах он встретил представителей малых северных народов и своих врагов - японцев. Он увлекся этнографией. Больше всего писал о японцах, не как о врагах, а как об очень заинтересовавшей его нации. Он находил в японцах много достоинств. И последние события в Японии - землетрясение, цунами и события на АЭС и поведение японцев в этой ситуации, доказывают его правоту. Японцы хотели отвоевать с помощью армии Колчака Дальний Восток и часть Сибири и организовать там русское государство под протекторатом Японии. Государство это, конечно же, должно было быть монархией, во главе его должен был стоять монарх. И стал вопрос о монархе. Император Японии, как известно, сын Солнца. Властитель задуманного японцами русского государства, конечно, не мог быть сыном Солнца, но должен был быть царских кровей. Японцы не могли предложить трон Колчаку, потому что он был недостаточно высокого происхождения, и предложили его Сергею Лазо, которого они поймали, тогда как колчаковцы не могли его поймать. Лазо отказался от трона, и японцы отдали его на расправу колчаковцам. А уж те расправились. Можно ли сейчас представить себе советского военачальника, который воюет где-нибудь в Анголе, Кении и одновременно изучает этнографию этих народов?
Русское образованное общество всегда и сейчас разделяется на западников и славянофилов. Мы были западники. Мы считали, что Россия должна изучить все передовые политические, экономические, юридически институты, действующие в цивилизованных западных странах, адаптировать их к русским условиям и использовать у нас. Славянофилы считают, что Россия должна идти своим особым путем. Тут возникает сложное понятие - патриотизм. Когда-то я написала такой лингвистический этюд «Патриотизм - его значение и применение в русском языке». К сожалению, он затерялся, не могу найти, а восстановить его по памяти невозможно. Там была кропотливая работа: с каких пор это слово употребляется в языке, в какие периоды как относилось к нему общество, какие смыслы в него вкладывали, там была статистика. Я сейчас попробую коротко высказаться по этому вопросу.
«Патриотизм - последнее прибежище негодяя». Этот известный афоризм, принадлежащий Сэмюелю Джонсону, был включен Л.Н. Толстым в круг чтения. Толстой говорил: «Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых - отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так он и проповедуется везде, где проповедуется патриотизм».
Но можно ли себе представить, в страшном сне увидеть, чтобы Толстой сказал, что любовь к Родине или любовь к России - прибежище негодяя? Конечно нет. И это значит, прежде всего, что патриотизм и любовь к Родине - не синонимы. По смыслу отстоят очень далеко друг от друга. В любви к Родине главное любовь, в патриотизме главное ненависть, ненависть к врагам действительным или придуманным. Служение не Родине и народу, а государству и правящей системе.
Никто не посмеет усомниться в том, что Толстой любил Россию. Он сам был Россией. Для меня Россия состоит из двух половин: одна половина - Толстой, вторая - вся остальная Россия. Только вместе они составляют то целое, которое имеет ценность не только для России, но и для остального мира. Я не могу вспомнить фамилию американского политика, который был кандидатом в президенты США, но прежде чем окончательно дать согласие баллотироваться, счел необходимым побывать в Ясной Поляне и посоветоваться с Толстым. Он спросил Льва Николаевич, можно ли четыре года управлять страной и не повредить своей душе. Не трудно догадаться, что ответил Толстой. Американец вернулся домой и снял свою кандидатуру. Есть люди, которые не любят Толстого, не как писателя, конечно. Подождите, еще не вечер. Я тоже не любила Толстого лет наверное до тридцати пяти. Когда я преподавала в школе, для меня это была проблема, ребята не должны были почувствовать моего несогласия с великим писателем. Я боролась с ним в себе, это было такое отчаянное богоборчество. Я чувствовала, как мощь другой личности овладевает мною, но долго не сдавалась. Что такое для меня Толстой теперь я уже сказала. Я заметила, что многие люди в конце жизни приходят к Толстому. Пастернак, например.
В шестидесятые годы девятнадцатого века в речи передовых людей слово патриотизм имело отрицательную эмоциональную окраску: «Тише, тише, господа, господин Искариотов патриот из патриотов приближается сюда». Пушкин в первоначальном варианте восьмой главы «Евгения Онегина» писал об Онегине:
Проснулся раз он патриотом
Дождливой, скучною порой.
Россия, господа, мгновенно
Ему понравилась отменно,
И решено.
Уж он влюблен,
Уж Русью только бредит он,
Уж он Европу ненавидит
С ее политикой сухой,
С ее развратной суетой.
Онегин едет;
Он увидит
Святую Русь:
Ее поля
Пустыни, грады и моря.
И далее, в иронических стихах Пушкин показывает поражение патриотизма Онегина.
Может быть самый трогательный певец России - Сергей Есенин, для которого Россия была любовь и муза, и страданье, и счастье, насколько я помню, не употреблял слово патриотизм. Я очень люблю Есенина и почти всего знаю наизусть, но поручиться конечно не могу, может быть это слово где-нибудь и есть, спряталось. Хотя вряд ли, оно не рифмуется ни с чем, кроме всяких «-измов», которыми Есенин пренебрегал. Оно в есенинский размер не укладывается. Есенинская почти болезненная нежность к Родине, щемящая жалость - и вдруг патриотизм - быть не может. Это слово нельзя произнести с есенинской интонацией, Есенин никогда не говорил о врагах России, не бряцал оружием, не призывал воевать. Вот некоторые строфы из Есенина:
Когда на всей планете
Пройдет вражда племен,
Исчезнет ложь и грусть,
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь»
Это любовь, для которой не нужно никого ненавидеть.
Нездоровое, хилое, низкое,
Водянистая, серая гладь.
Это все мне родное и близкое,
От чего так легко зарыдать.
Есенин не рисует Россию самой красивой и замечательной страной. Он просто любит ее такой, какая она есть, и чем больше нездорового, тем сильнее он ее любит.
Но когда стране грозит действительная опасность отношение к словам «патриотизм» и «патриот» меняется. Павел Коган писал:
И пусть я покажусь им узким,
И их всесветность оскорблю,
Я патриот, я воздух русский,
Я землю русскую люблю.
Воздух и земля - здесь понятие «патриотизм» тождественно понятию любовь к Родине. И слово «патриотизм» несколько меняет свой смысл. Ненависть, которую оно всегда содержит, теперь естественна и органична. Когда война, народ забывает о том, как обращались с ним правители, в каком держали состоянии. Слово «война», которое всегда соседствовало со словом «патриотизм» - «военно-патриотические игры», «военно-патриотические клубы» - в войну перестало быть пугалкой, призванной отвлечь народ от актуальный проблем, а стало грозной действительностью. Теперь патриотизм - главное слово на знамени.
Можно рассмотреть понятие слова «патриотизм» с православно-христианской точки зрения.
Продолжение следует.
В книгах о революции и гражданской войне, выходивших в то время, в стихах на эти темы деятели Революции и Гражданской войны (красные) представали положительными героями, писатели верили в чистоту их намерений, честность, храбрость, готовность к самопожертвованию, любовь к народу. В характерах этих героев подчеркивались именно те черты, которые были противоположны нравственным качествам современной советской номенклатуры. Талантливый писатель Елизавета Яковлевна Драпкина, отсидевшая с небольшим перерывом двадцать лет, с которой после реабилитации мы подружились и много времени проводили вместе, в 15 лет была секретарем Свердлова, а жила у Ленина. Ее родители мотались по стране, а девочку поселили у Ленина. Так поступали многие. Это называлось жить «у Ильичей». Только Ильичи жили стационарно и с удовольствием брали детей. Ленин в книгах Драпкиной - это Антисталин. Она грассказывала страшное о Сталине в годы его «ухаживания» за Надеждой Аллилуевой. Надя и Лиза тогда были близкими подругами. Елизавета Яковлевна рассказывала мне много о людях революции. Все они были её друзьями или близкими знакомыми, я готова была слушать её часами. Люди её рассказов были самоотверженными храбрецами и по образованности и разносторонности напоминали титанов Возрождения.
Была хорошая книга о Сергее Лазо. Теперь это имя мало кто знает. Он не самый известный из революционеров и командиров Гражданской войны, он больше известен своей смертью. Смерть его была очень страшная. Его сожгли в паровозной топке. Он был из царского рода. Его предок был правителем Бессарабии. Когда Сергей родился, очень большой и громкоголосый, вокруг колыбели собралась семья, и все выражали надежду, что этот мальчик вернет роду корону. Но он не помышлял о короне. Он был русским патриотом, и когда началась, Первая мировая война добровольцем пошел в армию, оставив математический факультет университета, где учился. На фронте он сошелся с большевиками, прочел написанные ими книги и стал марксистом и большевиком, считая, что это путь к всеобщей справедливости. В Гражданскую войну он воевал на Дальнем Востоке и в Сибири. После него остались дневники. Это дневники ученого-этнографа. В тех местах он встретил представителей малых северных народов и своих врагов - японцев. Он увлекся этнографией. Больше всего писал о японцах, не как о врагах, а как об очень заинтересовавшей его нации. Он находил в японцах много достоинств. И последние события в Японии - землетрясение, цунами и события на АЭС и поведение японцев в этой ситуации, доказывают его правоту. Японцы хотели отвоевать с помощью армии Колчака Дальний Восток и часть Сибири и организовать там русское государство под протекторатом Японии. Государство это, конечно же, должно было быть монархией, во главе его должен был стоять монарх. И стал вопрос о монархе. Император Японии, как известно, сын Солнца. Властитель задуманного японцами русского государства, конечно, не мог быть сыном Солнца, но должен был быть царских кровей. Японцы не могли предложить трон Колчаку, потому что он был недостаточно высокого происхождения, и предложили его Сергею Лазо, которого они поймали, тогда как колчаковцы не могли его поймать. Лазо отказался от трона, и японцы отдали его на расправу колчаковцам. А уж те расправились. Можно ли сейчас представить себе советского военачальника, который воюет где-нибудь в Анголе, Кении и одновременно изучает этнографию этих народов?
Русское образованное общество всегда и сейчас разделяется на западников и славянофилов. Мы были западники. Мы считали, что Россия должна изучить все передовые политические, экономические, юридически институты, действующие в цивилизованных западных странах, адаптировать их к русским условиям и использовать у нас. Славянофилы считают, что Россия должна идти своим особым путем. Тут возникает сложное понятие - патриотизм. Когда-то я написала такой лингвистический этюд «Патриотизм - его значение и применение в русском языке». К сожалению, он затерялся, не могу найти, а восстановить его по памяти невозможно. Там была кропотливая работа: с каких пор это слово употребляется в языке, в какие периоды как относилось к нему общество, какие смыслы в него вкладывали, там была статистика. Я сейчас попробую коротко высказаться по этому вопросу.
«Патриотизм - последнее прибежище негодяя». Этот известный афоризм, принадлежащий Сэмюелю Джонсону, был включен Л.Н. Толстым в круг чтения. Толстой говорил: «Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых - отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так он и проповедуется везде, где проповедуется патриотизм».
Но можно ли себе представить, в страшном сне увидеть, чтобы Толстой сказал, что любовь к Родине или любовь к России - прибежище негодяя? Конечно нет. И это значит, прежде всего, что патриотизм и любовь к Родине - не синонимы. По смыслу отстоят очень далеко друг от друга. В любви к Родине главное любовь, в патриотизме главное ненависть, ненависть к врагам действительным или придуманным. Служение не Родине и народу, а государству и правящей системе.
Никто не посмеет усомниться в том, что Толстой любил Россию. Он сам был Россией. Для меня Россия состоит из двух половин: одна половина - Толстой, вторая - вся остальная Россия. Только вместе они составляют то целое, которое имеет ценность не только для России, но и для остального мира. Я не могу вспомнить фамилию американского политика, который был кандидатом в президенты США, но прежде чем окончательно дать согласие баллотироваться, счел необходимым побывать в Ясной Поляне и посоветоваться с Толстым. Он спросил Льва Николаевич, можно ли четыре года управлять страной и не повредить своей душе. Не трудно догадаться, что ответил Толстой. Американец вернулся домой и снял свою кандидатуру. Есть люди, которые не любят Толстого, не как писателя, конечно. Подождите, еще не вечер. Я тоже не любила Толстого лет наверное до тридцати пяти. Когда я преподавала в школе, для меня это была проблема, ребята не должны были почувствовать моего несогласия с великим писателем. Я боролась с ним в себе, это было такое отчаянное богоборчество. Я чувствовала, как мощь другой личности овладевает мною, но долго не сдавалась. Что такое для меня Толстой теперь я уже сказала. Я заметила, что многие люди в конце жизни приходят к Толстому. Пастернак, например.
В шестидесятые годы девятнадцатого века в речи передовых людей слово патриотизм имело отрицательную эмоциональную окраску: «Тише, тише, господа, господин Искариотов патриот из патриотов приближается сюда». Пушкин в первоначальном варианте восьмой главы «Евгения Онегина» писал об Онегине:
Проснулся раз он патриотом
Дождливой, скучною порой.
Россия, господа, мгновенно
Ему понравилась отменно,
И решено.
Уж он влюблен,
Уж Русью только бредит он,
Уж он Европу ненавидит
С ее политикой сухой,
С ее развратной суетой.
Онегин едет;
Он увидит
Святую Русь:
Ее поля
Пустыни, грады и моря.
И далее, в иронических стихах Пушкин показывает поражение патриотизма Онегина.
Может быть самый трогательный певец России - Сергей Есенин, для которого Россия была любовь и муза, и страданье, и счастье, насколько я помню, не употреблял слово патриотизм. Я очень люблю Есенина и почти всего знаю наизусть, но поручиться конечно не могу, может быть это слово где-нибудь и есть, спряталось. Хотя вряд ли, оно не рифмуется ни с чем, кроме всяких «-измов», которыми Есенин пренебрегал. Оно в есенинский размер не укладывается. Есенинская почти болезненная нежность к Родине, щемящая жалость - и вдруг патриотизм - быть не может. Это слово нельзя произнести с есенинской интонацией, Есенин никогда не говорил о врагах России, не бряцал оружием, не призывал воевать. Вот некоторые строфы из Есенина:
Когда на всей планете
Пройдет вражда племен,
Исчезнет ложь и грусть,
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь»
Это любовь, для которой не нужно никого ненавидеть.
Нездоровое, хилое, низкое,
Водянистая, серая гладь.
Это все мне родное и близкое,
От чего так легко зарыдать.
Есенин не рисует Россию самой красивой и замечательной страной. Он просто любит ее такой, какая она есть, и чем больше нездорового, тем сильнее он ее любит.
Но когда стране грозит действительная опасность отношение к словам «патриотизм» и «патриот» меняется. Павел Коган писал:
И пусть я покажусь им узким,
И их всесветность оскорблю,
Я патриот, я воздух русский,
Я землю русскую люблю.
Воздух и земля - здесь понятие «патриотизм» тождественно понятию любовь к Родине. И слово «патриотизм» несколько меняет свой смысл. Ненависть, которую оно всегда содержит, теперь естественна и органична. Когда война, народ забывает о том, как обращались с ним правители, в каком держали состоянии. Слово «война», которое всегда соседствовало со словом «патриотизм» - «военно-патриотические игры», «военно-патриотические клубы» - в войну перестало быть пугалкой, призванной отвлечь народ от актуальный проблем, а стало грозной действительностью. Теперь патриотизм - главное слово на знамени.
Можно рассмотреть понятие слова «патриотизм» с православно-христианской точки зрения.
Продолжение следует.