Исправления и дополнения к "Воспоминаниям".
Дорогие друзья! С тех пор, как я нашла новых родственников, и общение с родственниками, живущими в Свердловске и Первоуральске, о которых я знала и изредка переписывалась, стало благодаря интернету регулярным, я получила прежде неизвестную мне информацию о родственниках со стороны матери и со стороны отца. О родственниках со стороны матери я писала. О родственниках со стороны отца я недавно узнала нечто, дополняющее и изменяющее мои мемуары, которые уже давно помещены на блоге. Я писала о своей красавице тёте Полине и о великой любви между нею и Митей. Я писала, как однажды (мне было в то время 7 лет) я видела их вместе и это оказало влияние на моё мироощущение и взгляды на жизнь (они у меня в этом возрасте уже были), вот ссылка на этот пост tareeva.livejournal.com/17415.html. Я описывала, как мы прощались с тётей Полей, умиравшей, как я писала «то ли от родов, то ли от аборта», и каков был при этом Митя. Он говорил, что не хочет и не будет жить без Поли, и все очень опасались, что он так и поступит. Вы спрашивали меня, что дальше было с Митей, но я не могла ответить, не знала.
Теперь я знаю, что Поля умерла от послеродового сепсиса. Тогда такие вещи случались нередко, ещё не было антибиотиков. Она родила мальчика, его назвали Ванечкой. Митя не мог уйти вместе с Полиной, потому что был ребёнок. Ребёнка взяла моя бабушка Ева, также, как двух полиных детей от первого брака. Митя стал отцом всех троих. Его мальчик прожил всего 8 месяцев и умер от какой-то инфекции. Я думаю, что если бы в то время были антибиотики, и Полина и Ванечка остались бы живы. Так эта семья жила до самой войны. В начале войны Митя ушёл на фронт и, наверное, погиб. Я не встречала людей, которые с первых дней войны воевали бы на Украинском фронте и уцелели. Старший сын Полины, Матвей (я писала о нём), красавец и талант, который играл на всех музыкальных инструментах, включая бандуру (на органе, правда, не пробовал), после школы поступил в консерваторию (значит, я неверно указывала его возраст, я считала, что он старше меня на 3 года, а оказывается, на 5), и до войны кончил 3 курса. В первые дни войны Мотя добровольно пошёл в армию и его взяли в концертную бригаду. Он участвовал в концертах для солдат на Кавказе, был ранен и умер в госпитале в Минводах. Могилу его найти не удалось. Моя двоюродная сестра - дочь Полины, и тоже красавица, Рахиль, о которой я почему-то ничего не написала, после школы поступила в медицинский институт и окончила один курс. Когда немцы подошли близко к Днепропетровску, они с бабушкой Евой эвакуировались. На сборы им дали один час и разрешили взять по одному чемодану. В дороге эшелон разбомбили и бабушка погибла. Рахиль доехала до Алма-Ата. Там поступила работать на завод, но вскоре попросилась в армию. Она была связисткой во внутренних войсках. После войны она приехала в Свердловск к своему и моему дяде Григорию, младшему брату моего отца. Она не вернулась в медицину, а поступила в какое-то музыкально учебное заведение, музыка была её призванием. Она стала дирижёром хора, преподавала музыку в школе и руководила сводным учительским хором. Страстно любила эту работу. Её хор часто получал премии на конкурсах. Вскоре после войны она вышла замуж, родила двух дочерей, которых назвала Елена и Вера.
Елена пользуется интернетом и я с ней переписываюсь. Это она рассказала мне то, что я сейчас написала. У неё двое детей - сын и дочь Даша. Даша, школьница, написала работу на конкурс и прислала её мне. Тема её работы: «Репрессии 24-53 годов». Для этой работы я посылала ей кое-какую информацию о своём расстрелянном отце и репрессиях в нашей семье, и копии документов. Работа получилась очень интересной. Я сама извлекла из неё кое-какую, ранее неизвестную мне информацию. Я узнала, что прадедушка Даши по отцовской линии, Шапкин Александр Филиппович, крестьянин деревни Хозцы Калужксокй области, был обвинён в шпионаже (по доносу), осуждён 15 декабря 1930 года тройкой при ОГПУ, обвинён по ст. 58 п.10 и ст. 11 п.59, приговорён к 10 годам ИТЛ. Александр Шапкин строил Беломорканал и был отпущен досрочно. В 1937 году он был вновь репрессирован и в том же году расстрелян.
Я много знаю о самых масштабных репрессиях конца 30-х годов. Они были направлены против коммунистов, делавших революцию, против военных, выигравших Гражданскую войну. Эти репрессии очень одобряла белая эмиграция и помогала Сталину. Они говорили: «Теперь нам не надо думать, как уничтожить коммунистов, Сталин взял это на себя». Сталин заказывал в канцелярии Гитлера компрометирующие документы на тех, кого хотел уничтожить. Документы там изготовлялись безупречные, благодаря им можно было обвинять Бухарина, Зиновьева и пр. в шпионаже. Делалось это через генерала Скоблина, мужа известной певицы Плевицкой. Он заказывал документы, получал их и переправлял в НКВД. Но в работе Даши я впервые прочла об обвинении крестьянина в шпионаже. Даша получила эти сведения от недавно нашего их родственника со стороны отца Лены (мужа Рахили). Один член этой московской семьи пишет историю рода. К сожалению, он не написал, за что судили Александра Шапкина вторично, в 37 году, и дали расстрельную статью и какую именно. Я держала в руках фотографию Александра Шапкина с женой Марией Яковлевной, прекрасные лица, фотографию развалин их дома, и у меня было ощущение, что я держу в руках что-то живое.
В работе Даши много фотоматериалов, в частности, фотографий работающих под охраной зэков на Беломорканале и в других местах. Я таких не видела, где она их взяла - не знаю. В дашиной работе есть и фотография афиши моего выступления в Сахароском центре, на которой два моих очень смешных портрета. В работе есть таблицы, графики, диаграммы, статистика репрессий, которой я не знала, в частности, статистика отдельно по Свердловской области и городу Первоуральску. Даша провела опрос своих сверстников по теме репрессий и привела очень интересные результаты опроса.
Я горжусь своей внучатой племянницей, счастлива, что в нашем роду не перевелись борцы за правду, за свободу и справедливость, что подрастает смена. В работе много стихов. В этом я узнаю себя, и удивляюсь, что такие качества передаются по наследству.
Теперь я знаю, что Поля умерла от послеродового сепсиса. Тогда такие вещи случались нередко, ещё не было антибиотиков. Она родила мальчика, его назвали Ванечкой. Митя не мог уйти вместе с Полиной, потому что был ребёнок. Ребёнка взяла моя бабушка Ева, также, как двух полиных детей от первого брака. Митя стал отцом всех троих. Его мальчик прожил всего 8 месяцев и умер от какой-то инфекции. Я думаю, что если бы в то время были антибиотики, и Полина и Ванечка остались бы живы. Так эта семья жила до самой войны. В начале войны Митя ушёл на фронт и, наверное, погиб. Я не встречала людей, которые с первых дней войны воевали бы на Украинском фронте и уцелели. Старший сын Полины, Матвей (я писала о нём), красавец и талант, который играл на всех музыкальных инструментах, включая бандуру (на органе, правда, не пробовал), после школы поступил в консерваторию (значит, я неверно указывала его возраст, я считала, что он старше меня на 3 года, а оказывается, на 5), и до войны кончил 3 курса. В первые дни войны Мотя добровольно пошёл в армию и его взяли в концертную бригаду. Он участвовал в концертах для солдат на Кавказе, был ранен и умер в госпитале в Минводах. Могилу его найти не удалось. Моя двоюродная сестра - дочь Полины, и тоже красавица, Рахиль, о которой я почему-то ничего не написала, после школы поступила в медицинский институт и окончила один курс. Когда немцы подошли близко к Днепропетровску, они с бабушкой Евой эвакуировались. На сборы им дали один час и разрешили взять по одному чемодану. В дороге эшелон разбомбили и бабушка погибла. Рахиль доехала до Алма-Ата. Там поступила работать на завод, но вскоре попросилась в армию. Она была связисткой во внутренних войсках. После войны она приехала в Свердловск к своему и моему дяде Григорию, младшему брату моего отца. Она не вернулась в медицину, а поступила в какое-то музыкально учебное заведение, музыка была её призванием. Она стала дирижёром хора, преподавала музыку в школе и руководила сводным учительским хором. Страстно любила эту работу. Её хор часто получал премии на конкурсах. Вскоре после войны она вышла замуж, родила двух дочерей, которых назвала Елена и Вера.
Елена пользуется интернетом и я с ней переписываюсь. Это она рассказала мне то, что я сейчас написала. У неё двое детей - сын и дочь Даша. Даша, школьница, написала работу на конкурс и прислала её мне. Тема её работы: «Репрессии 24-53 годов». Для этой работы я посылала ей кое-какую информацию о своём расстрелянном отце и репрессиях в нашей семье, и копии документов. Работа получилась очень интересной. Я сама извлекла из неё кое-какую, ранее неизвестную мне информацию. Я узнала, что прадедушка Даши по отцовской линии, Шапкин Александр Филиппович, крестьянин деревни Хозцы Калужксокй области, был обвинён в шпионаже (по доносу), осуждён 15 декабря 1930 года тройкой при ОГПУ, обвинён по ст. 58 п.10 и ст. 11 п.59, приговорён к 10 годам ИТЛ. Александр Шапкин строил Беломорканал и был отпущен досрочно. В 1937 году он был вновь репрессирован и в том же году расстрелян.
Я много знаю о самых масштабных репрессиях конца 30-х годов. Они были направлены против коммунистов, делавших революцию, против военных, выигравших Гражданскую войну. Эти репрессии очень одобряла белая эмиграция и помогала Сталину. Они говорили: «Теперь нам не надо думать, как уничтожить коммунистов, Сталин взял это на себя». Сталин заказывал в канцелярии Гитлера компрометирующие документы на тех, кого хотел уничтожить. Документы там изготовлялись безупречные, благодаря им можно было обвинять Бухарина, Зиновьева и пр. в шпионаже. Делалось это через генерала Скоблина, мужа известной певицы Плевицкой. Он заказывал документы, получал их и переправлял в НКВД. Но в работе Даши я впервые прочла об обвинении крестьянина в шпионаже. Даша получила эти сведения от недавно нашего их родственника со стороны отца Лены (мужа Рахили). Один член этой московской семьи пишет историю рода. К сожалению, он не написал, за что судили Александра Шапкина вторично, в 37 году, и дали расстрельную статью и какую именно. Я держала в руках фотографию Александра Шапкина с женой Марией Яковлевной, прекрасные лица, фотографию развалин их дома, и у меня было ощущение, что я держу в руках что-то живое.
В работе Даши много фотоматериалов, в частности, фотографий работающих под охраной зэков на Беломорканале и в других местах. Я таких не видела, где она их взяла - не знаю. В дашиной работе есть и фотография афиши моего выступления в Сахароском центре, на которой два моих очень смешных портрета. В работе есть таблицы, графики, диаграммы, статистика репрессий, которой я не знала, в частности, статистика отдельно по Свердловской области и городу Первоуральску. Даша провела опрос своих сверстников по теме репрессий и привела очень интересные результаты опроса.
Я горжусь своей внучатой племянницей, счастлива, что в нашем роду не перевелись борцы за правду, за свободу и справедливость, что подрастает смена. В работе много стихов. В этом я узнаю себя, и удивляюсь, что такие качества передаются по наследству.