Про Советский Союз. После Сталина. Окончание (из цикла «История России ХХ века»)
В прошлом посте я написала про давку, которая произошла при прощании с телом Сталина и в которой погибло много народа. Герман Плисецкий, который, как я уже рассказывала, был в этой давке с Женей Евтушенко, написал об этом поэму, которую назвал «Труба», потому что вся эта давка начиналась с Трубной улицы и на Трубной площади. К тому же слово «труба» в русском языке употребляется и в переносном смысле, говорят «дело - труба», это значит, что всё уже очень безнадёжно. Эту поэму он написал не в 1953 году, когда происходили события, а в 1965, через 12 лет после события. Но, очевидно, те впечатления были так сильны, что и через 12 лет он помнил это так, как будто это было вчера. Поэма была опубликована за рубежом, а у нас не полагалось публиковать за рубежом то, что не было опубликовано в нашей стране и не прошло нашу цензуру. К Герману пришли два кгбшника, он рассказывал - очень интеллигентные и приятные молодые люди, и спросили, почему первая публикация поэмы вышла за рубежом. Герман сказал, что он свою поэму за рубеж не отсылал, но за границу уехал его близкий друг Юз Алешковский, который знает поэму наизусть, вот, наверное, он её и опубликовал по памяти, рукописи у него не было, в двух местах даже переврал немножко. Гости сказали, что если это так, то он должен написать, что он возмущён тем, что без его согласия его произведение опубликовали. Герман сказал, что он написал бы это, но он не возмущён. Он рад, что хоть так эту поэму прочтут, опубликовать её здесь надежды мало.
Прошу прощения за отступление, вернёмся к нашей теме. После смерти Сталина главным вопросом было, кто займёт его место. Было ясно, что лидером международного коммунистического движения станет Мао Цзэдун. Он был очень популярен, не только в Китае, в Советском Союзе и социалистических странах, но и во всём мире. Я много раз писала, что интеллигенция всех стран и народов всегда была левой. Сейчас я приведу ещё один довод, подтверждающий это. В ЦНТБ по архитектуре и строительству, где я работала, мы получали журналы по архитектурной и строительной тематике из всех стран. Я восемь часов в день читала эти журналы на семи славянских языках, включая русский. Япониста у нас в отделе не было, но, к счастью, японцы архитектурный журнал издавали на английском языке. Были журналы, целиком посвящённые жилому интерьеру, но статьи этой тематики были во всех архитектурных журналах. В этих статьях были фотографии реально существующих интерьеров, так вот, в каждой квартире и, во всяком случае, в каждом доме висел портрет Мао Цзэдуна. Я сначала не знала, чего ждать от Мао Цзэдуна, но в 1957 году он написал статью «Пусть расцветают сто цветов». Её, конечно, перевели на русский язык, и её опубликовала то ли «Правда», то ли «Известия», не помню. Статья заняла, помнится, 4 газетные полосы. Я её читала и плакала от счастья, реально заливалась слезами. Лидер правящей Коммунистической партии Китая, самой большой компартии одной из самых больших стран в мире, в этой статье провозгласил широкую кампанию по усилению гласности и критики. Возможно, он был вполне искренен, но потом, когда его политика несколько изменилась, эти проросшие сто цветов помогли ему определить, какие цветы лишние и их нужно вырвать, но это потом, а пока, как я уже сказала, я плакала от счастья, читая статью. Но это в международном масштабе, а кто займёт место Сталина у нас? Вы, верно, удивитесь, но я, мои друзья, вообще весь наш круг, хотели бы увидеть на этом месте Берию. Мы знали, что Берия хочет прекратить холодную войну и перейти к мирному сосуществованию с капиталистическими странами. Гонка вооружений, связанная с холодной войной, обескровила экономику, и прекращение холодной войны дало бы возможность провести экономические реформы. В холодной войне Советский Союз потерпел поражение и это ускорило его распад.
Арест Берии мы не могли понять, он нас очень испугал. У меня была знакомая, соседка и приятельница Лизы Шаргородской, у которой я жила студенческие годы. Её звали Софья Михайловна, она преподавала в институте основы марксизма. Она в это время отдыхала в санатории. Она рассказывала, что, сидя в холле санатория, она увидела, как в холл вошёл рабочий с переносной лестницей, подставил лестницу к стене, на которой висели портреты членов Политбюро ЦК, поднялся по ней и снял портрет Берии. Её это так испугало, что она тут же вернулась в Москву. Нас всех это испугало. Мы ожидали, что будет судебный процесс над Берией, и этот процесс может втянуть в себя, как в воронку, множество людей. В день, когда мы узнали об аресте Берии, Игорь Тареев пригласил меня к себе переночевать. Его мама и сестра были в отъезде. У нас с Игорем тогда были ещё чисто товарищеские отношения, и мы были на вы. Я пошла к нему, потому что оставаться одной было невозможно. Он постелил мне в первой комнате, проходной, где жили его мама и сестра, а сам ушёл спать за проходную комнату, узкий пенал, который потом стал нашей с ним комнатой. Спать я не могла, я физически плохо себя чувствовала, и мне становилось всё хуже. В 5 утра я решила уйти. Игорь услышал, что я ухожу, вышел, я ему сказала, что хочу подышать свежим воздухом. Он сказал: «Давайте я хоть завтраком вас накормлю», быстро сварил манную кашу, это у него хорошо получалось, я съела ложку каши, едва успела добежать до туалета, и меня вывернуло. Игорь поддерживал меня и сказал: «Вы из-за этого хотели уйти? Как вам не стыдно, я считал, что мы друзья». Мы пошли в университет, хотя было ещё очень рано, и все, кого мы там встретили, были в таком же состоянии, как мы. Но страхи наши оказались напрасными. Процесса над Берией не было, его жена Нина и его сын Серго были задержаны, их допрашивали целую ночь. Серго рассказывал, что когда утром после ночи допроса он вернулся в камеру, его сокамерники смотрели на него с изумлением, он не мог понять причины их удивления, а потом увидел в зеркале, что за эту ночь он совершенно поседел. Серго Берия был всеобщим любимцем. Он был и красавец, и очень хороший человек. В него была влюблена и Светлана, дочь Сталина, но он предпочёл внучку Максима Горького Марфу. Серго Берия написал книгу о своём отце, которая вышла в первой половине 90-х годов. Я не знаю, как случилось, что я этой книги не прочла. В это время я ещё была в тяжёлой депрессии после смерти моего мужа. Депрессия продолжалась больше восьми лет, и в это время мне ничего не было интересно. А сейчас я не вижу и читать не могу. А я думаю, что эта книга интереснейшее чтение. Наши опасения не оправдались, и Маленков не стал генсеком. 7 сентября 1953 года генсеком выбрали Хрущёва. А Маленков тогда был председателем Совета министров СССР. Он ожидал, что займёт пост Сталина, и между ним и Политбюро начались какие-то противоречия. В сталинское время за это его бы отправили в лагерь или вообще расстреляли, но Хрущёв об этом сказал: «Топор - не наше оружие»… Маленков всего лишь лишился высоких постов и стал директором электростанции.
Я положительно отношусь к деятельности Хрущёва, связанным с нею переменам, но ловлю себя на мысли, что если бы его место занял Берия, то эти перемены к лучшему были бы более значительны. Берия был умным, талантливым организатором и сугубым прагматиком и не был связан преданностью коммунистической идеологии.