(no subject)
Приезжал дядька мой из деревни. Разговор был таким, что кошмары ночью снились. Попыталась треш, который он рассказал про село, собрать в рассказ, но так как опыт в передаче живой речи пока небольшой, да и время некоторое со встречи прошло, получилось так себе. В результате вышел не рассказ, а скорее краткий отчет о встрече. Он под катом (слабонервным не читать!)
Дядя Саша мой часто смеется. Все время шутит. И смотрит с прищуром - дескать - я вот шучу тут, за клоуна себя выдаю, но если ты клоуном меня считаешь, то ты дурак.
Он никогда не отказывается выпить водки за ужином. А уж если водка - то и рассказ. За столом можно сидеть долго, потому что хоть рюмку дядя опрокидывает быстро, но закусывать не спешит, между рюмкой и куском еды помещается целая история, а то и две.
Например, об одном родственнике. Он со школы и до пенсии пил горькую, сменил несколько профессий - отовсюду его выгоняли. Рассказывая о нем дядя Саша смеется реже чем обычно. Его болезненная сестра - жена этого родственника и ей приходится туго. Она висит у дяди Саши на шее. Дяде Саше обидно за нее, за себя - что все вообще как-то так, нехорошо, неуютно устроено.
- Допился до ручки, - говорит дядя Саша о родственнике - Полез в курятник, упал и стукнулся затылком. В тот раз он-то поднялся, но потом руки стали отниматься. Как-то зашел в сарай, и почувствовал - руки не действуют. Тогда он взял канистру с ядом для жуков - помните, на деревне травили колорадских жуков, какая вонь стояла? Так вот это тот яд. Налил стакан и - неразведенным - выпил. Был у нас в деревне один мужик, он, чтобы опохмелиться, разведенного яда стакан махнул, весь пищевод себе сжег! А этот - целый стакан неразведенным! Правда, ему сразу кифира залили, так что все наружу вышло, но верхние внутренние органы опалил, да. Теперь лежит парализованный. Вначале руки, потом яд… Мы его хотели в Ростов отправить на обследование, но вмешалась дочка, позвала ворожею и та над ним целый месяц колдовала. Вначале он еще ходить мог, - с поддержкой, но ходил. А когда его ворожея обработала, и ходить перестал.
Мы с мамой ахаем, сочувствуем и качаем головами.
Затем я вспоминаю о сыне этого родственника, который лучше всего умеет выпивать и буянить, о его жене, родившей двух дочерей (одна из них уже большая, ей лет 14. Никогда не забуду как на 16-летии моей двоюродной сестры она - пятилетняя девочка с гнилыми зубами - убирала со стола: за большие тарелки не бралась, боясь разбить, но зато осторожно собирала маленькими пальчиками и таскала на кухню рюмки - видно было, что со знанием дела. Помню как от ее сосредоточенной озабоченности, с которой она изучала количество остатка в рюмке, у меня щемило сердце).
- Жена-то не пьет? - спрашиваю я осторожно.
- А ей пить не надо. Она с детства стукнутая, - скалится дядя Саша.
Ну ты ешь, Саша! - командует мама и дядя Саша послушно отламывает маленький кусок, бросает себе в рот, берет в руки рюмку и опрокидывает. Жуя, вспоминает - «Они, пермяки, все такие - не в себе». Ну, правда, сестры у нее еще нормальные… Брат повесился в этом году - вдруг вспоминает он.
- Что-что? - не расслышала мама - брат хороший? Женат?
- Повесился, - уточняет дядя - в подсолнухах. Коров пас. За корову его судить должны были - напился, заснул, а корову украли. А он ее пас. И однажды не нашли его. Это весной было, подсолнухи только взошли, коровы любят эту зелень объедать. А нашли его в августе, когда подсолнух убирали. Там, конечно, после жары мало что осталось. А вначале думали, что сбежал. Но нет, повесился.
- Да как же это можно - из-за коровы вешаться?! - возмущаюсь я.
- Он же с бодуна был, - охотно разъясняет дядя Саша, - С бодуна знаешь, какие мысли в голову лезут! Проснулся, вспомнил про корову и понял - Все, надо вешаться!
Дядя Саша смеется. Я думаю, он и сам не раз испытывал на себе этот самый бодун. Но ничего, пережил. Дядя мой крепкий. Хотя невысокого роста и худой.
Деревню дядя Саша ругает страшенно. Приезжает к нам в город из деревни изредка и ругает. За пьянь, сплетни, зависть, глупость.
А Колесниченко-то как с ними поступал! Он не дурак был, он знал подход. Утром вызывает одного, с похмелья. И сразу стакан наливает. И начинает пугать: У тебя 9 гектар земли есть? - Есть, - Не сеешь? - Нет - Бурьяном все поросло! Вот земкомитет приедет, оштрафует тебя на 150 тысяч, будешь знать. Ну а нашему дураку страшно становится - то он раньше в колхозе работал, ничего не имел, а тут сразу в собственности 9 га - что с ними делать-то? Не знает. И боится. А Колесниченко ему - продай землю за 3 тыщи. И тот соглашается. Неохота 150 тыщ платить. Колесниченко сует ему бутылку и выпроваживает. Наутро с бодуна тот приходит и просит - дай опохмелиться! - Так я ж тебе вчера три тыщи дал, куда ты их дел? Этот дурень руками машет, бежит домой, ищет и не находит деньги, бьет жену…. Только когда таких человек 10 набралось, они докумекали - «У, Колесниченко, зараза, обмааанывает!»
- А как же документы они оформляли? - удивляется мама.
- Документов на селе сроду ни у кого нет, - объясняет дядя Саша - Ребенка родили, сели обмывать, через три года приезжает из района специалист и забирает в детдом. Они ж как пауки под дихлофосом - все синие!
Он снова смеется. Мы с мамой качаем головами.
- И где сейчас Колесниченко? Пропал?
- Зачем? В соседнем селе живет. Я к нему иногда заезжаю. Мы с ним кореша. Спрашиваю - чего ты на земле не пашешь-то? Сейчас ты 30% получаешь, а брал бы 100! А он говорит - мне и так хватает, я уже руками намахался, теперь пускай другие пашут. И сдает свои земли в аренду одной конторе.
Я слушаю и не могу оторвать глаз от его круглого, в глубоких морщинах лица, Даже зимой оно, кажется, выжжено солнцем и обветрено. Мы прощаемся, обнимаясь и целуясь в обе щеки. Дядя Саша напоследок рассказывает о трех внучках, которые любят приезжать в деревню к деду, чтобы поняньчить поросят. Сейчас, как раз, у него их целый выводок.
Дядя Саша мой часто смеется. Все время шутит. И смотрит с прищуром - дескать - я вот шучу тут, за клоуна себя выдаю, но если ты клоуном меня считаешь, то ты дурак.
Он никогда не отказывается выпить водки за ужином. А уж если водка - то и рассказ. За столом можно сидеть долго, потому что хоть рюмку дядя опрокидывает быстро, но закусывать не спешит, между рюмкой и куском еды помещается целая история, а то и две.
Например, об одном родственнике. Он со школы и до пенсии пил горькую, сменил несколько профессий - отовсюду его выгоняли. Рассказывая о нем дядя Саша смеется реже чем обычно. Его болезненная сестра - жена этого родственника и ей приходится туго. Она висит у дяди Саши на шее. Дяде Саше обидно за нее, за себя - что все вообще как-то так, нехорошо, неуютно устроено.
- Допился до ручки, - говорит дядя Саша о родственнике - Полез в курятник, упал и стукнулся затылком. В тот раз он-то поднялся, но потом руки стали отниматься. Как-то зашел в сарай, и почувствовал - руки не действуют. Тогда он взял канистру с ядом для жуков - помните, на деревне травили колорадских жуков, какая вонь стояла? Так вот это тот яд. Налил стакан и - неразведенным - выпил. Был у нас в деревне один мужик, он, чтобы опохмелиться, разведенного яда стакан махнул, весь пищевод себе сжег! А этот - целый стакан неразведенным! Правда, ему сразу кифира залили, так что все наружу вышло, но верхние внутренние органы опалил, да. Теперь лежит парализованный. Вначале руки, потом яд… Мы его хотели в Ростов отправить на обследование, но вмешалась дочка, позвала ворожею и та над ним целый месяц колдовала. Вначале он еще ходить мог, - с поддержкой, но ходил. А когда его ворожея обработала, и ходить перестал.
Мы с мамой ахаем, сочувствуем и качаем головами.
Затем я вспоминаю о сыне этого родственника, который лучше всего умеет выпивать и буянить, о его жене, родившей двух дочерей (одна из них уже большая, ей лет 14. Никогда не забуду как на 16-летии моей двоюродной сестры она - пятилетняя девочка с гнилыми зубами - убирала со стола: за большие тарелки не бралась, боясь разбить, но зато осторожно собирала маленькими пальчиками и таскала на кухню рюмки - видно было, что со знанием дела. Помню как от ее сосредоточенной озабоченности, с которой она изучала количество остатка в рюмке, у меня щемило сердце).
- Жена-то не пьет? - спрашиваю я осторожно.
- А ей пить не надо. Она с детства стукнутая, - скалится дядя Саша.
Ну ты ешь, Саша! - командует мама и дядя Саша послушно отламывает маленький кусок, бросает себе в рот, берет в руки рюмку и опрокидывает. Жуя, вспоминает - «Они, пермяки, все такие - не в себе». Ну, правда, сестры у нее еще нормальные… Брат повесился в этом году - вдруг вспоминает он.
- Что-что? - не расслышала мама - брат хороший? Женат?
- Повесился, - уточняет дядя - в подсолнухах. Коров пас. За корову его судить должны были - напился, заснул, а корову украли. А он ее пас. И однажды не нашли его. Это весной было, подсолнухи только взошли, коровы любят эту зелень объедать. А нашли его в августе, когда подсолнух убирали. Там, конечно, после жары мало что осталось. А вначале думали, что сбежал. Но нет, повесился.
- Да как же это можно - из-за коровы вешаться?! - возмущаюсь я.
- Он же с бодуна был, - охотно разъясняет дядя Саша, - С бодуна знаешь, какие мысли в голову лезут! Проснулся, вспомнил про корову и понял - Все, надо вешаться!
Дядя Саша смеется. Я думаю, он и сам не раз испытывал на себе этот самый бодун. Но ничего, пережил. Дядя мой крепкий. Хотя невысокого роста и худой.
Деревню дядя Саша ругает страшенно. Приезжает к нам в город из деревни изредка и ругает. За пьянь, сплетни, зависть, глупость.
А Колесниченко-то как с ними поступал! Он не дурак был, он знал подход. Утром вызывает одного, с похмелья. И сразу стакан наливает. И начинает пугать: У тебя 9 гектар земли есть? - Есть, - Не сеешь? - Нет - Бурьяном все поросло! Вот земкомитет приедет, оштрафует тебя на 150 тысяч, будешь знать. Ну а нашему дураку страшно становится - то он раньше в колхозе работал, ничего не имел, а тут сразу в собственности 9 га - что с ними делать-то? Не знает. И боится. А Колесниченко ему - продай землю за 3 тыщи. И тот соглашается. Неохота 150 тыщ платить. Колесниченко сует ему бутылку и выпроваживает. Наутро с бодуна тот приходит и просит - дай опохмелиться! - Так я ж тебе вчера три тыщи дал, куда ты их дел? Этот дурень руками машет, бежит домой, ищет и не находит деньги, бьет жену…. Только когда таких человек 10 набралось, они докумекали - «У, Колесниченко, зараза, обмааанывает!»
- А как же документы они оформляли? - удивляется мама.
- Документов на селе сроду ни у кого нет, - объясняет дядя Саша - Ребенка родили, сели обмывать, через три года приезжает из района специалист и забирает в детдом. Они ж как пауки под дихлофосом - все синие!
Он снова смеется. Мы с мамой качаем головами.
- И где сейчас Колесниченко? Пропал?
- Зачем? В соседнем селе живет. Я к нему иногда заезжаю. Мы с ним кореша. Спрашиваю - чего ты на земле не пашешь-то? Сейчас ты 30% получаешь, а брал бы 100! А он говорит - мне и так хватает, я уже руками намахался, теперь пускай другие пашут. И сдает свои земли в аренду одной конторе.
Я слушаю и не могу оторвать глаз от его круглого, в глубоких морщинах лица, Даже зимой оно, кажется, выжжено солнцем и обветрено. Мы прощаемся, обнимаясь и целуясь в обе щеки. Дядя Саша напоследок рассказывает о трех внучках, которые любят приезжать в деревню к деду, чтобы поняньчить поросят. Сейчас, как раз, у него их целый выводок.