Реквием по моему, но к сожалению чужому дому.
Ну вот, вещи разобраны и разложены, минимальный порядок наведён, a общий язык с соседями найден . Сижу в новой комнате, в новом доме, в окружении только что по дешёвке купленной, но далеко уже не новой мебели. Сосед - Иранец, студент архитектурного института за стенкой чертит проект, другой ушёл на вечеринку. Время у нас к десяти, я тоже думал куда-нибудь сходить - погреметь старыми костями. Так что я кратенько.
Всего два с половиной месяца я прожил в домике на улице Алдерлей. Без малого три месяца, как я в Австралии, а кажется что так долго! Роман с московской квартирой длился не три месяца, а три года и остался нечёткой вереницей отрывочных воспоминаний. Так что пока ещё чувства свежи, а фотографии откадрированы я хочу вписать маленький отрезочек своей не слишком-то интересной жизни в бесконечный пергамент интернет-истории.
Итак, дом номер 52 по улийце Алдерлей был моим домом, а окно справа было моим окном в Австралию. Будильника в моей комнате не было и если нужно было пораньше встать, я просто открывал окно и распахивал шторы. Первые проезжающие машины, солнечный свет и клёкот пунктуальных австралийских птиц довершали процесс моего пробуждения.
На крыше жила семья опоссумов - маленьких пушистых австралийских зверьков, немного похожих на белок. Между нашим домом через деревья был протянут провод, по которому они частенько сновали туда-сюда. Как-то ночью, встав чтобы прикрыть окно, я столкнулся с одним поднимающимся по проводу наверх. Он долго пялился на меня жёлтыми глазами-блюдцами, не понимая что это я делаю на его территории.
Бастер - чёрный лопоухий пёс неопределённой породы. Бастер - это он и именно Бастер, а не Бастард! Бастер был моим самым преданным товарищем. Он ел мои тапки, играл в перегонки с моим велосипедом, пылесосил всю падающую на пол еду. Дружище Бастер! Он каждый день не ленился провожать меня до калитки и смотреть грустным глазом в след удаляющемуся велосипеду. А когда я, уставший и потный уже затемно возвращался домой , он ещё издали слышал цёкот велосипедных спиц, бегая вокруг меня кругами ждал пока я припаркую велосипед , запрыгивал на меня верхними лапами или приносил свои вечные полусъеденные мячики и обгрызанные верёвки.
У Бастера кроме меня было ещё два друга. Маленькая соседская такса Джордж и гончая. Обе собаки жили на соседском участке за забором, но общими усилиями был прорыт основательный подкоп, так что все всегда были в курсе. Я не знаю, как зовут гончую и навряд ли бы знал что Джорджа зовут Джордж если бы не его экстраординарные голосовые качества. Джордж был духовным лидером и заводилой всей компании. Когда ему становилось скучно, или по каким-то ещё неподвластным моему разумению причинам он начинал выть. Сначала он тоненько выл уууууу, гончая поддерживала его солидным ваааф, а лежащий где-нибудь в сторонке Бастер лениво поднимал голову и начинал прислушиваться. Джордж постепенно наращивал амплитуду и тембр, вааф ушастой гончей начинало походить на спецсигнал дорогого московского мерседеса, а бастер вскакивал на ноги и молодцевато трусил в сторону забора готовясь принять непосредственное участие в происхдящем концерте. Наконец ууууу сливалось в истеричный писклявый визг, прекрасно гармонируя с басистыми громоподобными раскатами гончей, а Бастер, который кажется вовсе не умел лаять, в упоении бегал со своей стороны забора от одной собаки к другой, лапами разбрасывая во все стороны комки земли и с корнем вырывая садовые экзерсисы моих хаусмейтов. И тут кто-нибудь из моих соседей не выдерживал и, словно тоже исполнявший свою партию актёр кричал Джооооооооооооооорррррддддджжжжжжжж шааааааааааааааатаааап! И наступала звенящая тишина.
Синий диван - на котором можно было смотреть бесконечные соседский дивиди и читать лекции. Так не разу и не зажжённый камин, не разу не включённый вентилятор и кондиционер. В Австралии становится всё жарче и жарче. Уверен, задержись я в доме ещё на месяцок и эти недочёты были бы исправлены с лихвой.
Моя комната с большой кроватью на колёсиках и горой крошечных прямоугольных подушечек. Здесь, в новом доме, я додумался что эти три подушки можно запихивать в наволочку по трое, но тогда-то я этого не знал. Перед сном я обкладывался ими со всех сторон, стараясь составить комфортную комбинацию. Ночью кровать потихонечку отъезжала от стены, подушки сваливались в образовавшуюся щель, а я в полусне собирал в охапку всё до чего мог дотянуться и снова засыпал.
Кошка по имени Пампкин, сразу же поразившая меня своими внушительными габаритами. То ли дело в кормах из кенгуру, то ли такая австралийская порода, но каждая вторая австралийская кошка такая же массивная. Пампкин не обращал на меня никакого внимания, не слишком-то любил когда его гладили и вообще держался крайне независимо. Если бы не колокольчик на шее, сообщавший о каждом его движении, я бы вспоминал о его существовании гораздо реже. Днём Пампкин спал в большой картонной коробке на столе,а ночью, мерно звякал и цокал по лакированным полам - маленькое домашнее приведение.
Теперь я живу чуть ближе, чуть дороже и чуть молодёжнее. У меня теперь есть кондиционер, бильярд и приветливые соседи, с которыми можно вести социальную жизнь. Но, к сожалению, у меня нет ощущения того что я дома. :-(
Всего два с половиной месяца я прожил в домике на улице Алдерлей. Без малого три месяца, как я в Австралии, а кажется что так долго! Роман с московской квартирой длился не три месяца, а три года и остался нечёткой вереницей отрывочных воспоминаний. Так что пока ещё чувства свежи, а фотографии откадрированы я хочу вписать маленький отрезочек своей не слишком-то интересной жизни в бесконечный пергамент интернет-истории.
Итак, дом номер 52 по улийце Алдерлей был моим домом, а окно справа было моим окном в Австралию. Будильника в моей комнате не было и если нужно было пораньше встать, я просто открывал окно и распахивал шторы. Первые проезжающие машины, солнечный свет и клёкот пунктуальных австралийских птиц довершали процесс моего пробуждения.
На крыше жила семья опоссумов - маленьких пушистых австралийских зверьков, немного похожих на белок. Между нашим домом через деревья был протянут провод, по которому они частенько сновали туда-сюда. Как-то ночью, встав чтобы прикрыть окно, я столкнулся с одним поднимающимся по проводу наверх. Он долго пялился на меня жёлтыми глазами-блюдцами, не понимая что это я делаю на его территории.
Бастер - чёрный лопоухий пёс неопределённой породы. Бастер - это он и именно Бастер, а не Бастард! Бастер был моим самым преданным товарищем. Он ел мои тапки, играл в перегонки с моим велосипедом, пылесосил всю падающую на пол еду. Дружище Бастер! Он каждый день не ленился провожать меня до калитки и смотреть грустным глазом в след удаляющемуся велосипеду. А когда я, уставший и потный уже затемно возвращался домой , он ещё издали слышал цёкот велосипедных спиц, бегая вокруг меня кругами ждал пока я припаркую велосипед , запрыгивал на меня верхними лапами или приносил свои вечные полусъеденные мячики и обгрызанные верёвки.
У Бастера кроме меня было ещё два друга. Маленькая соседская такса Джордж и гончая. Обе собаки жили на соседском участке за забором, но общими усилиями был прорыт основательный подкоп, так что все всегда были в курсе. Я не знаю, как зовут гончую и навряд ли бы знал что Джорджа зовут Джордж если бы не его экстраординарные голосовые качества. Джордж был духовным лидером и заводилой всей компании. Когда ему становилось скучно, или по каким-то ещё неподвластным моему разумению причинам он начинал выть. Сначала он тоненько выл уууууу, гончая поддерживала его солидным ваааф, а лежащий где-нибудь в сторонке Бастер лениво поднимал голову и начинал прислушиваться. Джордж постепенно наращивал амплитуду и тембр, вааф ушастой гончей начинало походить на спецсигнал дорогого московского мерседеса, а бастер вскакивал на ноги и молодцевато трусил в сторону забора готовясь принять непосредственное участие в происхдящем концерте. Наконец ууууу сливалось в истеричный писклявый визг, прекрасно гармонируя с басистыми громоподобными раскатами гончей, а Бастер, который кажется вовсе не умел лаять, в упоении бегал со своей стороны забора от одной собаки к другой, лапами разбрасывая во все стороны комки земли и с корнем вырывая садовые экзерсисы моих хаусмейтов. И тут кто-нибудь из моих соседей не выдерживал и, словно тоже исполнявший свою партию актёр кричал Джооооооооооооооорррррддддджжжжжжжж шааааааааааааааатаааап! И наступала звенящая тишина.
Синий диван - на котором можно было смотреть бесконечные соседский дивиди и читать лекции. Так не разу и не зажжённый камин, не разу не включённый вентилятор и кондиционер. В Австралии становится всё жарче и жарче. Уверен, задержись я в доме ещё на месяцок и эти недочёты были бы исправлены с лихвой.
Моя комната с большой кроватью на колёсиках и горой крошечных прямоугольных подушечек. Здесь, в новом доме, я додумался что эти три подушки можно запихивать в наволочку по трое, но тогда-то я этого не знал. Перед сном я обкладывался ими со всех сторон, стараясь составить комфортную комбинацию. Ночью кровать потихонечку отъезжала от стены, подушки сваливались в образовавшуюся щель, а я в полусне собирал в охапку всё до чего мог дотянуться и снова засыпал.
Кошка по имени Пампкин, сразу же поразившая меня своими внушительными габаритами. То ли дело в кормах из кенгуру, то ли такая австралийская порода, но каждая вторая австралийская кошка такая же массивная. Пампкин не обращал на меня никакого внимания, не слишком-то любил когда его гладили и вообще держался крайне независимо. Если бы не колокольчик на шее, сообщавший о каждом его движении, я бы вспоминал о его существовании гораздо реже. Днём Пампкин спал в большой картонной коробке на столе,а ночью, мерно звякал и цокал по лакированным полам - маленькое домашнее приведение.
Теперь я живу чуть ближе, чуть дороже и чуть молодёжнее. У меня теперь есть кондиционер, бильярд и приветливые соседи, с которыми можно вести социальную жизнь. Но, к сожалению, у меня нет ощущения того что я дома. :-(