Pagliacci
Как так вышло
В конце апреля мне в ЛС пришел неизвестный чувак (оказавшийся потом худруком) с неожиданным вопросом: "Не пела ли ты в прошлом году "Паяцев?". Я немножко охренела, но ответила, что да. Тогда меня спросили: "А не хочешь повторить?" Я охренела еще сильнее, но потом поразмыслила, что вокала никакого у меня не было уже около года, а два месяца разучивания на два выступления - как-то маловато, а вот на пять в общей сложности - уже ничего, не так жалко. И согласилась.
Сначала было очень страшно - непонятно, что за коллектив, какой у них уровень, какова сценография постановки, и вообще. На месте оказалось, что все гораздо лайтовее, чем я думала: дирижер, оркестр и режиссер те же, прошлогодние, из Консерватории (а значит, общая раскладка сценографии мне уже известна); хоровые руководители гораздо вменяемее того, во что я попала в прошлом году; хор не более профессионален, чем предыдущий - а значит, не так страшно и стыдно на их фоне; кроме того, это чудесное предложение сделали не только мне, но и другим участникам предыдущего хора - а значит, в чужом коллективе я все-таки оказалась не одна. Еще выяснилось, что в предыдущий заход нам подложили огромную свинью: оказывается, мы в качестве "вторых альтов" учили часть партии собственно альтовой, а часть - теноровой, потому что теноров у нас тогда не хватало. В результате нас великолепно выдрессировали на то, кто когда где вступает, но сами ноты в половине случаев (а иногда и реплики) у нас были не те. Зато оказалось, что нам можно залезать в сопрановые партии, и мы безнаказанно отрывались на чудесном хоровом "Динь-доне" - одной из лучших частей во всей опере, по моему глубокому убеждению, от которой альтов в прошлом году полностью и категорически отстранили.
Атмосфера в новом коллективе была доброжелательно-расслабленной по сравнению с прошлогодним адом: все приходили когда могли, никто не ругался за опоздания или пропуски, и вообще у меня сложилось ощущение, что это не "коллектив" в полном смысле, а такой пул людей, собирающийся под проекты. На один проект один состав, на другой - немножко (или сильно) другой. При этом все ужасно мотивированные и заинтересованные (а у нас в том году были выжатые и невротизированные в основном).
При этом оказалось не без косяков: к сожалению, руководители, особенно молодые и не имеющие ролевого опыта, плохо понимают постулат про "беречь людей": нас могли полтора-два часа продержать на репетиции в бездельи, но в состоянии постоянной боевой готовности, не отпуская и не занимая, пока репетировали солисты, к примеру. На РИ за такое распинают на воротах (потому что у всякого есть опыт страдания в этой ситуации), и я давно научилась автоматически отслеживать, что если ты собираешь на что-то большую толпу, то не надо держать ее сверх абсолютно необходимого; что семеро одного не ждут; что людей надо греть, кормить и отдыхать, четко обозначая им временные рамки и не делая часовых запасов "на всякий случай", потому что иначе проклянут. Надеюсь, что ребята это осознают и справятся.
При этом ужасно интересным оказался опыт собственно сценических репетиций. В прошлом году мы варились сами в себе и учили партии сами с собой, познакомившись с оркестром и солистами за неделю что ли до выступления. Сейчас почти все репетиции были оркестрово-сценическими, что дало отличную возможность посмотреть на рождение спектакля (а не просто музыкального произведения) изнутри. Поскольку у нас планировалось две разные площадки, то и сценография предполагалась немножко разной: так, в "Севкабеле" на сценуу помещался весь хор (хотя часть в начале пряталась в окнах), а вот в Анненкирхе каждый момент на сцене находились две партии из четырех а сотальные были либо в зале по бокам, либо на балконе. Сначала меня это бесило, но волшебное слово "иммерсивность" примирило меня с действительностью.
Что происходит на сцене
Спектакль постулировался как наследник комедии дель арте. Проявлялось это в том, что хор должен был вести себя примерно как ролевики на игре, может чуть более нарочито - то есть, практически ни у кого не было конкретных указаний, что именно делать, нужно было просто взаимодействовать с кем можешь и как можешь - мы же калабрийская деревня. В результате в разных частях оперы можно было оказаться в довольно разных группах, причем каждый раз новых. Это добавляло разнообразия, и репетиции не выглядели скучной долбежкой. Плюс солисты у нас были потрясающие: они не только хорошо пели, но очень благожелательно взаимодействовали с нами в тех местах, где предполагалось взаимодействие. Например, Недда часть коммуникации "актер-зритель" направляла в зал, часть "актер-актер" - своему непосредственному партнеру, будь то муж, Арлекин или любовник, а часть - нам, хору, тоже изображающему зрителей (чем весьма помогала нам этих самых зрителей играть). Чего стоила одна ее фраза вполголоса в нашу сторону непосредственно в процессе спектакля "Господи, зачем я вообще этого любовника завела..." Или, например, когда Недда пытается свести разборки с Канио к части спектакля и делает вид, что так и задумано, продолжая петь легкомысленную песенку и плясать с корзинкой - все смотрят, конечно, на нее. А надо бы на Канио, потому что он в это время стоит в глубине сцены с таким яростно-душераздирающим видом, что главный герой в этот момент, конечно, он. Но этого, опять же, не видит почти никто, кроме нас. Вообще такое ощущение, что львиная доля деталей коммуникации, каких-то нюансов направлена в первую очередь на других находящихся на сцене, потому что из зала этого просто тупо не видно. Короче, сцена оказалась гораздо более "ролевым" делом, чем я думала.
Еще один плюс многочисленных сценическо-оркестровых прогонов - то, что я наконец осознала, как вообще эта опера выглядит как целое произведение. Например, оказалось, что у каждого персонажа есть своя музыкальная тема (я понимаю, что я сейчас примитивные вещи говорю, но одно дело вызубрить это в детском саду, а другое - наконец услышать это собственными ушами), и фактически вся опера собрана из вариаций на тему каждого из персонажей в той или иной комбинации и обработке. С первого (а также второго и третьего) прогона мне это просто казалось неким несвязным потоком сольных и групповых номеров. Причем даже если мелодические темы примерно в одной стилистике выдержаны (например, темы Коломбины и Арлекина в их представлении) - это все равно разные темы (а мне-то сначала тоже казались одинаковыми). И когда туда приходит Паяц - помимо угрожающей музыки для создания ощущения туда вплетается также собственно мелодическая тема Канио, которую все должны помнить по его центральной арии (последний номер первого акта).
При этом, надо сказать, что весь сюжет оперы заставляет меня чудовищно страдать от дикости и абъюзивности всего происходящего, что особенно рельефно на фоне современного дискурса за свободу выбора, договороспособность, отмену патриархата и чувства собственности на других людей. В сюжете фактически никто не в белом пальто (кроме, пожалуй, Пеппе-Арлекина, который всю оперу безуспешно пытается не допустить эскалации конфликта) - хотя каждый чувствует себя самым обиженным и в своем праве творить весь этот ад. Поэтому многочисленные прогоны, когда ты раз за разом так или иначе все это переживаешь (особенно финал), с эмоциональной точки зрения оказались довольно тяжелыми.
О самих выступлениях
В результате к двум прогонам прошлого года с моим участием прибавились еще три - один на сцене бывшей промзоны "Севкабель порт" в мае и еще два в той же Анненкирхе, что и в прошлом году - в июне.
Перед самым Севкабелем я от нагрузки серьезно расклеилась, но смертельно не хотелось пропускать выступление и дискардить кучу репетиций, поэтому я закинулась чем могла, провела все выступление как в тумане, но отсрочила свою смерть на время спектакля.
А вот Анненкирхе - это очень символическое пространство для именно этой оперы. Она сгоревшая внутри, и поэтому "погорелый театр" читается и на внутрисюжетном, и на внешнем уровне. А еще любопытно, что при тех же солистах в этом году был новый хор - как будто та же труппа приехала в новую деревню. Итак, в этой церкви все оказалось иначе.
Во-первых, нам серьезно поменяли сценографию, в связи с чем мы гораздо больше находились поделенными по партиям, чем вперемешку (это и сложнее, и проще одновременно). Во-вторых, в первый день к нам отнеслись нормально, и все прошло на довольно мощном драйве. А на второй день начался ад.
Сначала нас не пустили в то помещение, где мы переодевались в предыдущий день. Официальная мотивировка состояла в том, что там была их действующая часовня, а мы там переодевались, особенно девочки (а то они в первый день даже не подозревали, что если выделить хору какое бы то ни было помещение, то он там будет, вы не поверите, переодеваться!!111). Естественно, никто не прыгал в трусах по алтарю - но этого оказалось недостаточно. Короче, на второй день оказалось, что переодеваться и гримироваться нам нужно прямо в зрительном зале. Потом, когда встал вопрос, куда нам девать кучу барахла, нам со скрипом выделили крошечную каморку, куда вела лестница без освещения в противоположном конце здания. Она была размером примерно два на три метра на сорок человек, и бедный Канио - главный солист! - был вынужден бегать голым по этой темной лестнице, собирая наощупь свой костюм, потому что другого места просто не было. Розетки, чтобы завить Недду, там тоже не нашлось, а единственное на всю церковь зеркало висело в туалете, общем для артистов и зрителей. Из каморки нас немедленно выгнали и не разрешили сидеть там до начала; в зале и холле нам сидеть тоже было нельзя, потому что "это же для зрителей". В результате четыре часа до выступления пришлось провести на ногах и в корсете, почти ни разу не присев (времени отпустить нас поесть тоже никто почему-то не предусмотрел, так что мы были еще и голодные), так что к самому спектаклю хотелось только реветь в голос и кататься по полу. Досмотреть первый акт в зале на балконе нам, в отличие от предыдущего раза, тоже не разрешили.
Парадоксальным образом спектакль получился отличным, хотя в этот второй день шло не так практически все, что только могло. Про наши злоключения с площадкой я уже сказала, а еще из прочего: в генеральном прогоне акробат нечаянно обрушил нам единственную декорацию - занавес, натянутый на струне на уровне балкона; на самом спектакле корзинка Недды, с которой она играет Коломбину, упала на голову гобоистам, сидевшим прямо под сценой (было бы и черт с ней, но корзинка была нужна еще в следующем эпизоде, так что спасибо музыкантам, которые не обиделись, а догадались незаметно вернуть ее на место), а в самом финале, когда Канио в знак серьезности своих намерений начинает разбрасывать табуретки, одна так-таки не выдержала и разлетелась на куски прямо на сцене. На самом деле, этого следовало ожидать, что она в какой-то момент не выдержит, и вообще это было чрезвычайно эффектно, но люди на сцене на секунду испугались по жизни. Несмотря на это, драйва было не меньше, чем в первый день - мы как-то попали на волну и так на ней и ехали.
Представление паяцев
Щас муж убьет неверную жену уже off their game
Просто самая феерическая фотка с этого представления
А вот весь альбом.
Маленькие мы на фоне большой истории
Еще в прошлом году я заметила, что костюмы, которые нам двумя мешками притащили из костюмерки Консерватории (часть костюма у меня как у толчка есть и так - например, корсет я не зря купила, да и нижних рубашек всегда навалом, но надо же иметь общие черты с остальными), не так-то просты и имеют археологические слои. В частности, часть передников и мужских жилеток имела на изнанке штамп "Переучет 1937", а некотоыре жилетки учитывались в 1905. Этого уже хватило для рефлексии над музейно-раритетным статусом того, что попало нам в руки, а также осознанием себя звеном в длинной истории этих славных заведений. Однако меня смущало одно: на моем переднике кружева были хлопковые и с вероятностью ручной работы, а шов уже машинный. Я мучительно пыталась понять, какой у передника год рождения.
И при внимательном рассмотрении экземпляра, попавшего ко мне в этом году, было обнаружено вот что:
Это штамп Государственного Большого театра - или Каменного, который аж с конца 18 века столя на месте будущей Консерватории и был самым крупным оперным театром страны. После пожара в середине 19 века рядом начали в камне перестраивать Русский оперный театр, бывший через дорогу (ныне Мариинка). А в 1885 году Каменный театр и вовсе разобрали, постепенно переведя труппы и запасники в соседнюю Мариинку, а на его месте выстроили Конверваторию. Вероятно, на самом деле фонды Каменного театра поделили между собой Мариинка и будущая Консерватория, раз передники с постановки "Жизни за царя" 1880 года - вероятно, одной из последних постановок Большого, оказались в последней. Но, как известно, история лучше сохраняется на периферии - и то, что в Мариинке быстро сгорело бы в работе, прожило полтораста лет в учебном заведении, пережило революцию, блокаду и прочее и вот попало к нам. Минус третьего царя видели эти фартучки, а ведь "Жизнь за царя" в случае Александра Второго была отнюдь не проходная опера, а можно сказать, знаковая - учитывая количество покушений на него. Я так расчувствовалась, что даже починила передник как могла. Всякий раз, когда лично сталкиваешься с толщиной культурного слоя, как-то удивительно делается.
В общем, это был очень крутой опыт. Я рада, что вписалась в это дело. У меня до сих пор в голове непрерывно играют инструментальные и хоровые отрывки, я сольные партии я, пока репетировали, тоже успела выучить. Очень вдохновляюще. А вот вам напоследок оба акта с постановки в Севкабеле.
В конце апреля мне в ЛС пришел неизвестный чувак (оказавшийся потом худруком) с неожиданным вопросом: "Не пела ли ты в прошлом году "Паяцев?". Я немножко охренела, но ответила, что да. Тогда меня спросили: "А не хочешь повторить?" Я охренела еще сильнее, но потом поразмыслила, что вокала никакого у меня не было уже около года, а два месяца разучивания на два выступления - как-то маловато, а вот на пять в общей сложности - уже ничего, не так жалко. И согласилась.
Сначала было очень страшно - непонятно, что за коллектив, какой у них уровень, какова сценография постановки, и вообще. На месте оказалось, что все гораздо лайтовее, чем я думала: дирижер, оркестр и режиссер те же, прошлогодние, из Консерватории (а значит, общая раскладка сценографии мне уже известна); хоровые руководители гораздо вменяемее того, во что я попала в прошлом году; хор не более профессионален, чем предыдущий - а значит, не так страшно и стыдно на их фоне; кроме того, это чудесное предложение сделали не только мне, но и другим участникам предыдущего хора - а значит, в чужом коллективе я все-таки оказалась не одна. Еще выяснилось, что в предыдущий заход нам подложили огромную свинью: оказывается, мы в качестве "вторых альтов" учили часть партии собственно альтовой, а часть - теноровой, потому что теноров у нас тогда не хватало. В результате нас великолепно выдрессировали на то, кто когда где вступает, но сами ноты в половине случаев (а иногда и реплики) у нас были не те. Зато оказалось, что нам можно залезать в сопрановые партии, и мы безнаказанно отрывались на чудесном хоровом "Динь-доне" - одной из лучших частей во всей опере, по моему глубокому убеждению, от которой альтов в прошлом году полностью и категорически отстранили.
Атмосфера в новом коллективе была доброжелательно-расслабленной по сравнению с прошлогодним адом: все приходили когда могли, никто не ругался за опоздания или пропуски, и вообще у меня сложилось ощущение, что это не "коллектив" в полном смысле, а такой пул людей, собирающийся под проекты. На один проект один состав, на другой - немножко (или сильно) другой. При этом все ужасно мотивированные и заинтересованные (а у нас в том году были выжатые и невротизированные в основном).
При этом оказалось не без косяков: к сожалению, руководители, особенно молодые и не имеющие ролевого опыта, плохо понимают постулат про "беречь людей": нас могли полтора-два часа продержать на репетиции в бездельи, но в состоянии постоянной боевой готовности, не отпуская и не занимая, пока репетировали солисты, к примеру. На РИ за такое распинают на воротах (потому что у всякого есть опыт страдания в этой ситуации), и я давно научилась автоматически отслеживать, что если ты собираешь на что-то большую толпу, то не надо держать ее сверх абсолютно необходимого; что семеро одного не ждут; что людей надо греть, кормить и отдыхать, четко обозначая им временные рамки и не делая часовых запасов "на всякий случай", потому что иначе проклянут. Надеюсь, что ребята это осознают и справятся.
При этом ужасно интересным оказался опыт собственно сценических репетиций. В прошлом году мы варились сами в себе и учили партии сами с собой, познакомившись с оркестром и солистами за неделю что ли до выступления. Сейчас почти все репетиции были оркестрово-сценическими, что дало отличную возможность посмотреть на рождение спектакля (а не просто музыкального произведения) изнутри. Поскольку у нас планировалось две разные площадки, то и сценография предполагалась немножко разной: так, в "Севкабеле" на сценуу помещался весь хор (хотя часть в начале пряталась в окнах), а вот в Анненкирхе каждый момент на сцене находились две партии из четырех а сотальные были либо в зале по бокам, либо на балконе. Сначала меня это бесило, но волшебное слово "иммерсивность" примирило меня с действительностью.
Что происходит на сцене
Спектакль постулировался как наследник комедии дель арте. Проявлялось это в том, что хор должен был вести себя примерно как ролевики на игре, может чуть более нарочито - то есть, практически ни у кого не было конкретных указаний, что именно делать, нужно было просто взаимодействовать с кем можешь и как можешь - мы же калабрийская деревня. В результате в разных частях оперы можно было оказаться в довольно разных группах, причем каждый раз новых. Это добавляло разнообразия, и репетиции не выглядели скучной долбежкой. Плюс солисты у нас были потрясающие: они не только хорошо пели, но очень благожелательно взаимодействовали с нами в тех местах, где предполагалось взаимодействие. Например, Недда часть коммуникации "актер-зритель" направляла в зал, часть "актер-актер" - своему непосредственному партнеру, будь то муж, Арлекин или любовник, а часть - нам, хору, тоже изображающему зрителей (чем весьма помогала нам этих самых зрителей играть). Чего стоила одна ее фраза вполголоса в нашу сторону непосредственно в процессе спектакля "Господи, зачем я вообще этого любовника завела..." Или, например, когда Недда пытается свести разборки с Канио к части спектакля и делает вид, что так и задумано, продолжая петь легкомысленную песенку и плясать с корзинкой - все смотрят, конечно, на нее. А надо бы на Канио, потому что он в это время стоит в глубине сцены с таким яростно-душераздирающим видом, что главный герой в этот момент, конечно, он. Но этого, опять же, не видит почти никто, кроме нас. Вообще такое ощущение, что львиная доля деталей коммуникации, каких-то нюансов направлена в первую очередь на других находящихся на сцене, потому что из зала этого просто тупо не видно. Короче, сцена оказалась гораздо более "ролевым" делом, чем я думала.
Еще один плюс многочисленных сценическо-оркестровых прогонов - то, что я наконец осознала, как вообще эта опера выглядит как целое произведение. Например, оказалось, что у каждого персонажа есть своя музыкальная тема (я понимаю, что я сейчас примитивные вещи говорю, но одно дело вызубрить это в детском саду, а другое - наконец услышать это собственными ушами), и фактически вся опера собрана из вариаций на тему каждого из персонажей в той или иной комбинации и обработке. С первого (а также второго и третьего) прогона мне это просто казалось неким несвязным потоком сольных и групповых номеров. Причем даже если мелодические темы примерно в одной стилистике выдержаны (например, темы Коломбины и Арлекина в их представлении) - это все равно разные темы (а мне-то сначала тоже казались одинаковыми). И когда туда приходит Паяц - помимо угрожающей музыки для создания ощущения туда вплетается также собственно мелодическая тема Канио, которую все должны помнить по его центральной арии (последний номер первого акта).
При этом, надо сказать, что весь сюжет оперы заставляет меня чудовищно страдать от дикости и абъюзивности всего происходящего, что особенно рельефно на фоне современного дискурса за свободу выбора, договороспособность, отмену патриархата и чувства собственности на других людей. В сюжете фактически никто не в белом пальто (кроме, пожалуй, Пеппе-Арлекина, который всю оперу безуспешно пытается не допустить эскалации конфликта) - хотя каждый чувствует себя самым обиженным и в своем праве творить весь этот ад. Поэтому многочисленные прогоны, когда ты раз за разом так или иначе все это переживаешь (особенно финал), с эмоциональной точки зрения оказались довольно тяжелыми.
О самих выступлениях
В результате к двум прогонам прошлого года с моим участием прибавились еще три - один на сцене бывшей промзоны "Севкабель порт" в мае и еще два в той же Анненкирхе, что и в прошлом году - в июне.
Перед самым Севкабелем я от нагрузки серьезно расклеилась, но смертельно не хотелось пропускать выступление и дискардить кучу репетиций, поэтому я закинулась чем могла, провела все выступление как в тумане, но отсрочила свою смерть на время спектакля.
А вот Анненкирхе - это очень символическое пространство для именно этой оперы. Она сгоревшая внутри, и поэтому "погорелый театр" читается и на внутрисюжетном, и на внешнем уровне. А еще любопытно, что при тех же солистах в этом году был новый хор - как будто та же труппа приехала в новую деревню. Итак, в этой церкви все оказалось иначе.
Во-первых, нам серьезно поменяли сценографию, в связи с чем мы гораздо больше находились поделенными по партиям, чем вперемешку (это и сложнее, и проще одновременно). Во-вторых, в первый день к нам отнеслись нормально, и все прошло на довольно мощном драйве. А на второй день начался ад.
Сначала нас не пустили в то помещение, где мы переодевались в предыдущий день. Официальная мотивировка состояла в том, что там была их действующая часовня, а мы там переодевались, особенно девочки (а то они в первый день даже не подозревали, что если выделить хору какое бы то ни было помещение, то он там будет, вы не поверите, переодеваться!!111). Естественно, никто не прыгал в трусах по алтарю - но этого оказалось недостаточно. Короче, на второй день оказалось, что переодеваться и гримироваться нам нужно прямо в зрительном зале. Потом, когда встал вопрос, куда нам девать кучу барахла, нам со скрипом выделили крошечную каморку, куда вела лестница без освещения в противоположном конце здания. Она была размером примерно два на три метра на сорок человек, и бедный Канио - главный солист! - был вынужден бегать голым по этой темной лестнице, собирая наощупь свой костюм, потому что другого места просто не было. Розетки, чтобы завить Недду, там тоже не нашлось, а единственное на всю церковь зеркало висело в туалете, общем для артистов и зрителей. Из каморки нас немедленно выгнали и не разрешили сидеть там до начала; в зале и холле нам сидеть тоже было нельзя, потому что "это же для зрителей". В результате четыре часа до выступления пришлось провести на ногах и в корсете, почти ни разу не присев (времени отпустить нас поесть тоже никто почему-то не предусмотрел, так что мы были еще и голодные), так что к самому спектаклю хотелось только реветь в голос и кататься по полу. Досмотреть первый акт в зале на балконе нам, в отличие от предыдущего раза, тоже не разрешили.
Парадоксальным образом спектакль получился отличным, хотя в этот второй день шло не так практически все, что только могло. Про наши злоключения с площадкой я уже сказала, а еще из прочего: в генеральном прогоне акробат нечаянно обрушил нам единственную декорацию - занавес, натянутый на струне на уровне балкона; на самом спектакле корзинка Недды, с которой она играет Коломбину, упала на голову гобоистам, сидевшим прямо под сценой (было бы и черт с ней, но корзинка была нужна еще в следующем эпизоде, так что спасибо музыкантам, которые не обиделись, а догадались незаметно вернуть ее на место), а в самом финале, когда Канио в знак серьезности своих намерений начинает разбрасывать табуретки, одна так-таки не выдержала и разлетелась на куски прямо на сцене. На самом деле, этого следовало ожидать, что она в какой-то момент не выдержит, и вообще это было чрезвычайно эффектно, но люди на сцене на секунду испугались по жизни. Несмотря на это, драйва было не меньше, чем в первый день - мы как-то попали на волну и так на ней и ехали.
Представление паяцев
Щас муж убьет неверную жену уже off their game
Просто самая феерическая фотка с этого представления
А вот весь альбом.
Маленькие мы на фоне большой истории
Еще в прошлом году я заметила, что костюмы, которые нам двумя мешками притащили из костюмерки Консерватории (часть костюма у меня как у толчка есть и так - например, корсет я не зря купила, да и нижних рубашек всегда навалом, но надо же иметь общие черты с остальными), не так-то просты и имеют археологические слои. В частности, часть передников и мужских жилеток имела на изнанке штамп "Переучет 1937", а некотоыре жилетки учитывались в 1905. Этого уже хватило для рефлексии над музейно-раритетным статусом того, что попало нам в руки, а также осознанием себя звеном в длинной истории этих славных заведений. Однако меня смущало одно: на моем переднике кружева были хлопковые и с вероятностью ручной работы, а шов уже машинный. Я мучительно пыталась понять, какой у передника год рождения.
И при внимательном рассмотрении экземпляра, попавшего ко мне в этом году, было обнаружено вот что:
Это штамп Государственного Большого театра - или Каменного, который аж с конца 18 века столя на месте будущей Консерватории и был самым крупным оперным театром страны. После пожара в середине 19 века рядом начали в камне перестраивать Русский оперный театр, бывший через дорогу (ныне Мариинка). А в 1885 году Каменный театр и вовсе разобрали, постепенно переведя труппы и запасники в соседнюю Мариинку, а на его месте выстроили Конверваторию. Вероятно, на самом деле фонды Каменного театра поделили между собой Мариинка и будущая Консерватория, раз передники с постановки "Жизни за царя" 1880 года - вероятно, одной из последних постановок Большого, оказались в последней. Но, как известно, история лучше сохраняется на периферии - и то, что в Мариинке быстро сгорело бы в работе, прожило полтораста лет в учебном заведении, пережило революцию, блокаду и прочее и вот попало к нам. Минус третьего царя видели эти фартучки, а ведь "Жизнь за царя" в случае Александра Второго была отнюдь не проходная опера, а можно сказать, знаковая - учитывая количество покушений на него. Я так расчувствовалась, что даже починила передник как могла. Всякий раз, когда лично сталкиваешься с толщиной культурного слоя, как-то удивительно делается.
В общем, это был очень крутой опыт. Я рада, что вписалась в это дело. У меня до сих пор в голове непрерывно играют инструментальные и хоровые отрывки, я сольные партии я, пока репетировали, тоже успела выучить. Очень вдохновляюще. А вот вам напоследок оба акта с постановки в Севкабеле.
You can watch this video on www.livejournal.com
You can watch this video on www.livejournal.com