Моя Гражданская - 4.
Милисьянос возвращаются с полей с урожаем. В городе нарастает возмущение - еды снова не хватает, люди скоро начнут голодать. В милисьянос вцепается синдик:
- Надо срочно что-то делать!!! Сейчас вспыхнет восстание! Люди голодны…
Эухения железным шагом идет в радиорубку, садится за стол брата, пишет текст, который будут сейчас зачитывать по радио - о том, что нет никакой угрозы голода, что милисьянос только что принесли в город хлеб и будут его раздавать…. Только крупная дрожь руки выдает нечеловеческое напряжение. Синдик рвет на себе волосы:
- Быстрее, быстрее! Надо успокоить людей сию секунду!!! Иначе мы все погибли!!
- Товарищ Карракиолла. Чем больше вы мне сейчас мешаете, тем дольше я буду писать. Говорить по радио без подготовки в таком состоянии гораздо опаснее - все точно решат, что у нас проблемы.
Через минуту текст готов. Диктор зачитывает его спокойным, уверенным голосом. Толпа на площади устремляется в штаб ПОУМ за принесенным хлебом…
***
Эухения идет мимо площади. Там о чем-то горячо спорит группа анархистов.
- Нет! Я подумала, что…
Эухения вмешивается в разговор:
- Я_подумала. Все, точка. Ты уже ошиблась с этого момента. Знаете, товарищи, какой девиз у этой безумной войны? «Было бы ошибкой думать». Не «думать, что…», а просто думать.
***
- Надо трех анархистов - любых - на Реввоенсовет! Ну или двух… Или хотя бы одного с тремя голосами…
Эухения понимает, что если не она, то кто же. И идет.
Реввоенсовет - штука сборная, определенное количество голосов от каждой партии - и дело решено. Но то, что эти голоса всегда у разных людей, а то и сразу несколько у одного - привносит в принятие решений неизбывный бардак. Эухения отлично знает, что если на каждом концерте менять состав оркестра - он не сыграет никогда. Даже если каждый знает свою партию. А уж если не знает… На этот раз обсуждают, как избежать случаев, подобных налету анархистов на Маурисов. Эухения понимает, что на этом совете она останется до конца и будет зубами выгрызать все, что нужно. А то они сейчас нарешают без них… Совет постановляет выдавать мандаты на патрули и обыски и поручает синдику составить приказ. Эухения отправляется с ним в качестве секретаря. Диего тоже идет составлять приказ. Эухения вздыхает с облегчением - брат теперь хоть и республиканец, а ее в обиду не даст. Да и мысли у них часто сходятся - он объяснит синдику идею Эухении, если та почему-то не сумеет.
Дальше начинается яростная драка за каждую формулировку. «Только по специальному мандату»… «Только по обвинению в преступлении»… Эухения имеет собственную идею того, как должен функционировать патруль - и синдик вынужден признать ее успешность. Особые споры вызывает момент «конфликт с мадридской гвардией исчерпан» - Эухения считает это внутренним делом милисьянос, синдик настаивает, что нужно пресечь слухи. В особо острой перепалке Карракиолла выдает:
- Товарищ, да вы не с Галисии ли, часом?
- Нет, товарищ! Местная я, если вы еще не заметили!
Брат почти не вмешивается - эти двое как-то справляются с компромиссом сами. Наконец, консенсус найден. Эухения несет свежий приказ в радиорубку и сама зачитывает его во всеуслышанье. Люди на площади перешептываются - «анархистка зачитывает приказ!!» Эухения непреклонным голосом продолжает. После заводит печатный станок и распечатывает приказ, чтобы развесить его по городу. И - самое главное - на ворота Алькасара.
***
Отряд идет на работу в поле. Диего несет сразу три мотыги, за ним с винтовкой наперевес идет Эухения. Придя на поле, они начинают по очереди (тяжело с непривычки) убирать урожай, пока остальные залегли в круговую оборону.
- А скажи, Диего, ты, когда учился журналистике в Саламанке, и не думал, что тебе придется пахать на полях, как простому крестьянину?
- Во-первых, в Саламанке я все-таки только стажировался, будем честны. Во-вторых… Ну да, у всего свои минусы. С другой стороны - какой это удивительный опыт, битва за урожай! Я, пожалуй, напишу об этом статью в газете…
- Вот ведь интеллигенция! Везде себе развлечение найдет… Знаешь, когда я училась играть на фортепиано - никогда не думала, что вот этими самыми пальцами буду выковыривать руду в шахте, жать хлеб и охранять винтовкой безоружных мужчин… Отцу, наверно, и в страшном сне бы такое не приснилось… Вон, Фелипе Маурис мимо бегает - кстати, что ему тут надо? - он тоже явно не думал, чем обернется сговор наших отцов…
- Давай я тебя сфотографирую, у меня аппарат с собой есть! А потом в статью - как милисьянос сражаются за урожай и за то, чтобы город был накормлен…
- Ага, а потом выяснится, что у тебя мало времени, и статью писать буду я!) Меня, в конце концов, тоже чему-то учили… Знаешь, Диего, я иногда думаю о будущем… О том, что будет, когда закончится война. Мне ужасно хочется сесть обратно за рояль. Но знаешь - мне кажется, что нам нет места в мирной стране. Что наша задача - умереть сейчас за тех, кто придет после нас. И ради тех, кто останется жить, нетронутый войной. Например, такие, как Роса Фуэнте… В войне она, казалось бы, обречена. Потому что это человек-антивойна, они несовместимы. Но ради нее и вместо нее воюю сейчас я. А мы с тобой уже достаточно погрязли в этой крови, и никогда не сможем отмыться… И что те, кому мы подготовим место для счастливой жизни, выбросят нас за борт, как страшное воспоминание, от которого хочется избавиться - и будут правы…
***
По возвращении с полей милисьянос узнают, что в городе побывал враг - то ли карлисты, то ли франкисты - воспользовавшись отсутствием большей части гарнизона. К Эухении подходит гвардеец Ройо и просит посторожить в госпитале человека, который стрелял в Гвардию, пока милисьянос были на поле. Эухения теперь уже ученая - после случая с перестрелкой в госпитале она знает, как себя вести с ранеными врагами Революции.
Придя в госпиталь Красного Креста, она видит Фелипе Мауриса и почти всю его семью, которая сокрушенно стоит вокруг его койки. Неподалеку лежит раненый гвардеец. К Эухении подбегает Марианна, на ней нет лица:
- Пожалуйста, помоги нам вытащить Пепе! Они же его расстреляют!
Эухения что-то неразборчиво бормочет в ответ - она сама не понимает, как быть. Фелипе накануне спас ее от быка… И во время работ ошивался рядом с полями, его все видели - неужели он успел так быстро вернуться в город, чтобы напасть на Гвардию? Ну хорошо, по крайней мере, ее основная задача сейчас - сделать так, чтобы в госпитале не повторилось перестрелки. Остальное будет делом Мауриса и гвардейцев. Лурдита в это время умело выводит из госпиталя всех лишних, начиная с дона Карлоса. Вскоре заходит девушка в длинном черном платье и мантилье. Эухения останавливает ее на входе, ищет пистолет (а то мало ли что), пистолета не находит (остальное менее опасно, если что) и пропускает ее к Филипе. Интересно, кто она ему?
- Товарищ Ройо, какова моя функция здесь?
- Задержать Мауриса, как только он выздоровеет.
- Хорошо, на каком основании? Мне важно знать, на что опираться в плане закона. Ну и что он на самом деле сделал.
- По обвинению в мятеже против Республики. Препроводить для суда в Хенералидад. Потом расстреляем. Он стрелял в нас. Вот в меня лично и в этого товарища. Он и еще несколько, вместе с карлистами.
- Вы можете написать мне какую-нибудь бумагу об этом?
- Хм… Мы попробуем… У нас нет таких полномочий, а собирать сейчас Реввоенсовет…
- Попробуйте все-таки. После сегодняшнего приказа я никого не могу задерживать без мандата. И постарайтесь поскорее.
С Фелипе тем временем происходит что-то странное: то ли осложнение, то ли еще что-то… Девушка в черном нервно ходит из угла в угол и громко молится.
- Господи, помоги рабу твоему Фелипе! Господи, помилуй нас, грешных, дай ему сил пережить все это! Ибо помню я заповедь - ненавидеть грех, но не грешника, дай ему сил, Господи… Он умирает, вы понимаете это?! Зачем вы тут стоите с оружием на входе?
Это хождение действует Эухении на нервы. Фелипе стонет на койке. Они, несомненно, догадываются, что ничего хорошего Фелипе за стенами госпиталя не ждет… Подходит Федерико, взволнованный, в своей неизменной бархатной курточке.
- Здравствуй, Эухения. Можно мне к брату?
- Можно, родной. Только сдай сначала оружие, пожалуйста. Я никуда его не дену - ты получишь его обратно немедленно на выходе.
Мальчик проходит к брату, все трое начинают шептаться. Доносятся обрывки фраз:
- Дайте мне пистолет, я застрелюсь! Я не переживу такого позора - революционный суд…
Эухения тем временем зовет на подмогу проходившую мимо милисьяну из ПОУМа - в таких случаях лучше дежурить по двое. Пробегает Роса.
- Скажи, милая, ты не видала моего брата? А то я уже час отойти не могу…
- Он же в госпитале, раненый лежит? Уже почти выздоровел, правда…
- Неужели?! Как он умудрился? Роса, передай ему, пожалуйста, привет от меня - я не могу дойти сама…
Гвардейский сержант, только что долеченный, тем временем приносит Эухении какой-то оборванный листок с кривым карандашным почерком и исправлениями.
- И это все, что вы мне можете официально выдать на его арест? Так, я вообще не поняла, вы хотите или не хотите его арестовать? Что-то сдается мне, что не хотите…
В это время в госпиталь входит Винсенте Маурис с чашкой кофе. Эухения преграждает ему вход, чтобы досмотреть, а безоружный гвардеец силой выхватывает у Эухении из рук винтовку и приставляет к груди толстяка.
- Именем Республики, вы арестованы по обвинению в мятеже!
- Хорошо, хорошо, арестован, вы только кофе Фелипе передайте, я ему нес…
Товарищ милисьяна в это время тоже вскакивает и направляет свою винтовку на гвардейца:
- Это нападение на милисьянос! Отъем оружия силой! Вас самого под трибунал!
Эухении едва удается успокоить всех, гвардеец отдает ей винтовку и уводит Винсенте, медсестра отдает кофе Фелипе, но напряжение не спадает. Врач настаивает едва ни не на третьей операции, и что-то слишком долго наклоняется к больному, пока перевязывает его… В голову Эухении закрадывается подозрение.
- Товарищ, приведи, пожалуйста, доктора Анхеля из ПОУМа! Кажется, нам нужен специалист, который оценит вопрос объективно…
Девушка в черном продолжает заламывать руки о том, что Фелипе умирает. Или симулирует?.. Приходит доктор Анхель, начинает с коллегой проводить третью операцию… Эухении уже все равно. Может, для Фелипе и лучше будет умереть сейчас… Хотя его же не собираются расстреливать непосредственно у дверей госпиталя - может, на суде его еще оправдают… Уж очень странно гвардеец себя ведет - вроде стрелял он в него, а вроде и не стрелял, вроде арестовать, а вроде и нет… Показываются те самые гвардейцы - теперь уже при оружии.
- Знаете-ка что, товарищи. Мы уже достаточно постояли тут по вашим делам. Кажется, теперь вы вполне можете постоять по своим делам сами.
***
Алькасар. Эухения зашла проверить, не отошла ли крепость кому-нибудь еще. Ворота отпирают анархисты.
- Товарищ Луиза! Можешь рассказать, что конкретно случилось?
- Ну как. В город вошли карлисты. Я сидела на мешке с едой, и как только послышались выстрелы, мы этот мешок быстренько в крепость перетащили. Карлисты, видимо, именно еду искали - даже оружия не взяли. Только пластинку поменяли на радио, так и ушли…
- То есть, еда спасена? А то на поле был сильный недород, и с этого урожая мы бы не накормили города… УРРААА!
- Слава анархистам!
- Общак на весь город - у нас, ключи от крепости - у нас! Слава анархистам!!!
***
- Братишка, как я рада, что ты жив!
- Да уж! Даже не пришла ко мне в госпиталь, а?
- Ну я же прислала тебе привет! Что, разве не прислала? А сама я прийти не могла - я охраняла очередного врага в госпитале… Ты лучше расскажи, что произошло-то у вас, пока мы ходили? Вот уж не думала, что остаться в городе опаснее, чем пойти на поля!
- Когда закричали «Тревога!», я находился вот в этом узком переулке. Конечно, я бросился на крик. И тут случилось самое странное - мне выстрелили в спину.
- ЧТО??! У нас в городе есть предатели?
- Тем не менее, это факт. Я не успел увидеть, кто стоял у меня за спиной - но это точно был кто-то, кто перед этим не внушал мне опасений…
***
- Товарищ, я вас что-то раньше тут не видела?..
- Оскар Блэк. Я британский журналист. А с кем имею честь?
- Эухения де Варгас.
- Знакомая фамилия… А не про вас ли рассказывал мой местный коллега Диего де Варгас?
- Да, это мой брат. А что вы забыли здесь, в нашей несчастной полыхающей и голодной стране? И кстати, вы уверены, что хотите сейчас безоружный идти с нами в вылазку на поля?
- Читатели любят живые известия с места событий. Кроме того, я против фашизма. И да, я пойду с вами. А Вы, я смотрю, анархист? Может быть, вы мне расскажете о вашей партии?
- Точнее, движении. Охотно. Видите ли, анархизм - это вовсе не вооруженный бардак, как это может показаться. Это отличная система самоорганизации, построенная на личной ответственности каждого. Так, идите впереди меня, я замыкаю, у меня хотя бы винтовка есть…
- Но ведь вы отрицаете государство? Ведь это хаос?
- Да, мы отрицаем государство в общепринятом смысле. Государство - иерархическая система, где решения транслируются сверху вниз. Анархизм - это принятие решений снизу и трансляция их наверх, не правителям, но ответственным. Каждый работает столько, сколько считает нужным - но при этом, понятно, чтобы хватало на жизнь.
- То есть, каждый сам за себя?
- Не совсем. Люди, по личному желанию, объединяются в синдикаты и выбирают себе - не главного, но ответственного, который координирует работу. Синдикат может объединиться с другим синдикатом, который делает что-то еще - например, у нас на этом принципе сейчас завод работает. Отличный пример анархистского самоуправления.
- Могут ли быть ответственные более высокого порядка?
- Естественно. Общие решения принимаются голосованием, а долю собственной выработки каждый решает сам.
- А если кто-то несогласен или недоволен своим синдикатом?
- Повторяю - все идет от свободной воли и свободного выбора. Не нравится - уходи, ищи себе по душе. Впрочем, у меня даже текст небольшой завалялся - почитайте пока. Будет что-то непонятно - всегда рада объясить.
Пока журналист читает так и не зачитанный на радио манифест, Эухения лежит в круговой обороне с винтовкой наизготовку. Только что закончили тушить подожженные франкистами поля - и ясно, что урожай будет ниже среднего… Заводской гитарист Рафаэль подпевает работе. Эухения не выдерживает, берет у него гитару и с наслаждением отдается струнам и грифу - что она так давно не могла себе позволить… Пока очередная тревога не бросает ее обратно на землю со взведенной винтовкой.
- Вы гораздо радикальнее выступали на митинге по поводу женщины, чем здесь написано… Но… один важный вопрос. А как же быть с Богом?
- Я смотрю, он всех особенно волнует… Видите ли. Идея Бога - рабская идея. Это заблуждение. И те, кто ей следуют… Это не их вина. Это их… беда и болезнь.
- И что же? Я, например, верующий. Меня, по-вашему, надо лечить?
Эухения, прищурив глаз, оглядывает худого юношу с ног до головы:
- Ну, не то чтобы лечить… Но просвещать - точно.
- Но ведь вы говорите о свободе выбора? Если человек выбрал верить в Бога?
- Видите ли... Если пить немного вина - все в порядке. Но если человек каждый день пьет много вина - и он, заметьте, сам выбрал пить много вина, потому что ему это нравится - его определенно стоит лечить.
***
- Товарищи! Революция предана! Гвардейцы получили приказ разоружать ПОУМ и анархистов!
- Так. Входим в город цепью. Стреляем всех гвардейцев, каких только увидим, сразу же - потому что иначе мы с ними не справимся. Это обученные солдаты, в отличие от нас…
Выбегает товарищ Моро, не желая ждать смены из шахты:
- Товарищи, нас же много! Нас больше дюжины! А их там и десятка не будет! Нельзя терять ни минуты, товарищи!
Шахтеры бегом догоняют отряд. Милисьянос цепью входят в город, раздаются выстрелы - но во всем городе не видно ни одного гвардейца. «Синдик сбежал!» - проносится по городу. Ну и хорошо. Не пришлось стрелять во вчерашних товарищей. Теперь Эухению волнует только один вопрос - а где же брат. Она обходит все госпитали (а вдруг он ранен гвардейцами?) - но после карлистского нашествия он нигде не лечился. Бежит в издательство - там на станке лежит недопечатанный номер газеты Росы, снова про классическую литературу… Бежит в радиорубку - брата нет и там, а его рабочем месте. Где же, где он??!!
***
Кофейня. Эухения сидит, уронив голову на руки. Подсаживается журналист Блэк.
- Знаете, у меня сложилось впечатление, что все, кто сейчас держит в руках оружие - воюют за Испанию. Анархисты - за Испанию. Франкисты - за Испанию. Республиканцы - за Испанию. Вам ничего не кажется странным?
- Совершенно не кажется. Это же очевидно - у каждого из нас свое представление, как сделать лучше этой стране. И мы все воюем за ее счастье. Только каждый из нас видит его по-своему. Товарищ, вы все время забываете, что мы испанцы! У каждого испанца всегда свое представление о том, как лучше. И поймите, мы воюем не с людьми, а с идеями. Но именно в этом - основной ужас гражданской войны. Эй, вы что, записываете за мной?
- Читатель любит прямую речь…
- Неприятно, знаете ли. Похоже на протокол допроса… А впрочем, черт с ней, пишите. Когда на вашу страну нападает другая - там хотя бы понятно, что вот он, с другим языком - враг, и его надо убивать, а этот, который говорит, как ты - друг. А самое страшное в Гражданской войне - когда друг становятся врагом. Когда непонятно, кто враг, а кто друг. Вот посмотрите на семейство Маурис - у них же вперемешку карлисты, франкисты и ПОУМ! Каково им иметь гражданскую войну внутри семьи?
- А что бы вы сами стали делать в такой ситуации? Ваш брат состоит в другой партии, насколько я знаю. Если бы вы вдруг оказались перед выбором - брат или идея?
- Знаете… я… не буду отвечать вам на этот вопрос. Даже не потому, что не хочу этого говорить… А скорее потому, что сама не решила.
- Но кто это за вас решит? Палец на курке?
У Эухении на лице появляется нехорошая улыбка.
- Вы знаете - да. Только неизвестно, в каком направлении… Мы - испанцы, товарищ. А вы все время об этом забываете.