Кругом одни... демократы
Кругом одни... демократы
В тот же сентябрьский день решалась судьба и одного из мест в ассамблее (нижней палате) парламента штата Нью-Йорк, на которое реально претендовали два других демократа. Это превращало голосование во втором туре в формальность, что привычно для нью-йоркщины. Однако тот «полуфинальный» (а по сути уже и финальный) поединок не имел прецедента в американской истории: никогда ранее обоими его участниками не были выходцы из русскоязычной общины. К ней принадлежало около четверти общей численности жителей 46-го бруклинского избирательного округа, ставшего ареной для этого состязания. В результате голосования, венчавшего ожесточенную предвыборную борьбу, верх с небольшим перевесом одержал Алек Бруку-Красный. Итак, представитель нашей иммигрантской общины впервые стал депутатом парламента штата Нью-Йорк.
Факт традиционного засилья демократов почти во всех властных структурах Нью-Йорка - города, издавна ставшего электоральной базой для разного толка либералов, а также активистов от профсоюзов и меньшинств - вполне понятен и вопросов к Грину не вызвал. Но куда менее объясним для аудитории, где преобладали бывшие советские граждане, оказался другой феномен -- обилие в высших эшелонах нью-йоркского истеблишмента лиц с еврейскими корнями.
И действительно: скрупулезные аналитики могли бы тогда их легко представить одновременно на посту и мэра Нью-Йорка (вездесущий Майкл Блумберг), и губернатора штата (Элиот Спицер, который после ноябрьских выборов 2006 года сменил Джорджа Патаки, но, пробыв губернатором лишь немногим более года, срочно уволился, так как влип в секс-скандал), и генерального прокурора (если бы на тех праймериз победил Марк Грин, чуть отставший по числу набранных голосов от Эндрю Куомо), и главного ревизора (Алан Хевеси), и одного из двух сенаторов, представлявших штат в вашингтонском Капитолии (Чарльз Шумер) - не говоря уж о ряде позиций не столь высокого ранга. Примечательно, что такое совпадение не уникально: один из нью-йоркских журналистов саркастично заметил, что еще и клинтоновский кабинет министров по данному признаку «напоминал ленинское политбюро».
И у наших людей, не сумевших забыть советские реалии, такой состав нью-йоркской выборной - или избранной - тусовки вызвал, скажем так, нездоровое любопытство. И один из журналистов, ощущая поддержку аудитории, осмелился попросить внука иммигрантов из Российской империи дать комментарий на сей счет. На данную просьбу Марк Грин, как ему пристало, ответил политкорректным вопросом: «And so what?» И действительно: «И что с того?» Но затем по-американски расплывчато все же добавил, что всплеск подобной «представительской активности» отмечается на протяжении лишь нынешнего исторического периода. И раз так, домыслили мы, то следует ожидать скорого его спада. Почему? Тут кандидат прозрачно намекнул, что не склонен к дальнейшему обсуждению столь щекотливой темы. Он поднялся и, энергично пожав руки всем участникам встречи, дал понять, что пришел час, когда ему надлежит срочно отбыть в очередной пункт своего городского предвыборного турне.
Идея ответа на данный вопрос неожиданно прозвучала позднее на семинаре, прошедшем в Нью-Йоркском музее памяти жертв Холокоста - в выступлении историка Игоря Котлера. Особое внимание слушателей привлекло его сообщение об этапах развития еврейской самоидентификации. Излагая свои тезисы, лектор указал на существование кардинального различия в самосознании евреев, эмигрировавших в Америку из Западной и Восточной Европы. Это различие обозначилось вслед за появлением реформистского иудаизма, чей первый храм был основан в Германии без малого два века назад -- в 1818 году.
Причины возникновения такого течения вполне объяснимы. Воспользоваться плодами побеждавших в странах Западной Европы промышленных и буржуазно-демократических революций, ведших к эмансипации евреев, многим из них мешала религиозная ортодоксия.
Например, невозможность работать по субботам ставила предпринимателей-иудеев в невыгодное положение в сравнении с христианскими конкурентами. Но и в силу других причин -- прежде всего из-за побеждавшего в Европе духа свободы -- назревало неизбежное расставание с ортодоксальной синагогой большой части ее паствы, прежде всего молодежи. Чтобы сдержать отток, германский раввинат пошел на введение существенных послаблений в религиозные предписания, объявив их (включая главные традиции соблюдения шабата и кашрута, ежедневных молитв и верности идее возвращения к Сиону) не обязательными, а только факультативными. Ради удержания колеблющихся допускался и перенос выходного дня (шабата -- важнейшего из праздников) с субботы на воскресенье.
В итоге в иудаизме сформировалось вполне либеральное реформистское направление. Некоторые считают, что оно приняло на себя функции, схожие с ролью протестантизма в западном христианстве. Однако если протестантство с самого начала было нацелено на замену ряда фундамендалистских (католических) канонов другими кредо, предусмативающими введение новых предписаний, то иудейский реформизм ограничился лишь ослаблением ортодоксальных догматов. В частности, в результате снятия ряда запретов право исполнять обязанности раввинов в реформизме получили женщины. И службы в реформистских синагогах стали проходить не на иврите, а на главном языке страны проживания: в Германии -- на немецком, в Америке -- на английском.
Согласно новой идеологии, главный иудейский храм - не тот, что подлежит восстановлению на Земле Обетованной, а местный, существующий в стране проживания паствы. Провозглашение лояльности своей стране стало одним из главных принципов реформистов. Будучи уравнены в основных правах с окружающим населением, германские евреи объявили себя «немцами Моисеевой веры», готовыми сражаться за свое отечество с чужеземными армиями, в рядах которых служили их соплеменники и единоверцы. И сражались - например, в Первую мировую войну. Аналогично действовали тогда британские, французские, российские и другие европейские евреи. Даже в период Второй мировой войны, когда евреям по определению надлежало держаться только одного союзнического блока, существовал фронт в Европе, где они воевали по обе стороны. Такое имело место до окончательного формирования таких блоков -- в течение «зимней» советско-финской кампании 1939-40 годов.
Но родиной и питомником реформистского иудаизма оставалась Германия. С идеологией, сформировавшейся на его основе, немецкие евреи дожили до установления нацистской диктатуры, в годы которой их община практически исчезла: кто из той полумиллионной общины не стал беженцем, оказался в концлагере. После войны ее пополнили соплеменники, переселявшиеся из других стран. Но ментальность большинства новоприбывших отличалась от специфичной идеологии предшественников. И рожденный в Германии реформистский иудаизм, видимо, не заслуживал бы особого внимания, не окажи он в свое время огромное влияние на еврейскую общину в США.
До начавшейся в 1880-е годы «большой волны» эмиграции из Российской империи и других стран Восточной Европы основная масса евреев, живших в Америке, были выходцами из Германии. И для новых пришельцев они становились законодателями моды. Из около двухсот синагог, действовавших в США в конце 19-го века, лишь 12 были ортодоксальными. Остальные утвердили себя как реформистские либо консервативные. (Консервативная синагога перебазировалась в Америку также из Германии и заняла промежуточное положение. Ее идеологи рассматиривают свое течение как осовремененное в сравнении с ортодоксией, но консервативное по отношению к реформизмому.)
Та «большая волна» продолжалась около 40 лет и принесла в Америку более 2,5 млн восточноевропейских последователей иудаизма и их соплеменников (четверо из каждых пяти нынешних американских евреев - их потомки). Тогдашний поток был очень пестрым. С ним прибывали ортодоксы и хасиды, социалисты и анархисты, агностики и атеисты. Но в том потоке не могло быть реформистов и консерваторов, ибо данные течения появились вследствие эмансипации, до которой в странах исхода было далеко. В США же местные -- в прошлом немецкие -- евреи представляли реформизм в качестве неотъемлемой части идеологии и практики «плавильного котла», необходимого новым пришельцам для их американизации. В результате реформистское течение делалось в Америке всё более массовым. А в глазах остальных американцев, еврейство стало восприниматься как конфессия с доминирующим реформистским направлением.
Стоит ли удивляться, что стесненная в правах, но освобождавшаяся от религиозных оков еврейская молодежь Восточной Европы становилась удобным объектом для революционной пропаганды? Бытовой антисемитизм, который проявлялся в Америке вплоть до 1960-х годов, имел двойное происхождение. Одни его корни были занесены из Старого Света вместе с волнами европейской эмиграции, накатившими на Америку сразу после Первой и Второй мировых войн. Появлению же других способствовал тот факт, что многие дореволюционные эмигранты из Восточной Европы рассматривались как "носители красной заразы» (после свержения царизма немало выходцев из таких семей реально участвовали в прокоммунистических движениях, а в годы войны с нацизмом некоторые представители младшего поколения этих иммигрантов охотно сотрудничали с советской разведкой, включая и тех, кто бескорыстно поставлял ей ценную научно-техническую информацию). От таких настроений они и многие из их потомков, унаследовавших стойкие симпатии к социалистическим идеям, трудно избавлялись лишь в годы усиления "холодной войны" -- будучи уже потрясенными такими событиями, как расправа над писателями-активистами Еврейского антифашистского комитета (1952 г.), "Дело врачей" (1953 г.), Кубинский кризис (1962 г.), вторжение советских танков в Будапешт (1956 г.) и Прагу (1968 г.), а тем паче из-за неизменно односторонней позиции Советского Союза и его ближайших союзников в ближневосточнем конфликте.
Интересен ответ Игоря Котлера на вопрос о том, насколько жизнестойка в США нынешняя еврейская община. Докладчик считает, что, учитывая степень ассимиляции и демографические тенденции в среде американских евреев, их сообщество в 21-м веке несет немалую убыль. Численность этой общины (около 6 млн) давно не растет. Она бы и уменьшилась, не произойди за последнюю треть века всплеск эмиграции из бывшего Советского Союза, а также Ирана и Израиля. Но и этот приток практически иссякает. И если полвека назад доля евреев в населении США превышала 3%, то ныне, когда общая численность американцев превысила 300 млн, эта доля опустилась ниже 2%.
Но в 20-м веке на счету американских евреев оказалось немало успехов в плане достижения не только реального равноправия, но и индивидуальных заслуг. Они заняли достойное место в белой общине США и стали много где желанны, включая самые элитные слои американского общества. В частности, замуж за еврея вышла Кэролайн, дочь президента Кеннеди. Три с лишним десятилетия спустя ее примеру последовала Челси, дочь Билла и Хиллари Клинтонов, а также Иванка -- дочь знаменитого строительного магната и светского льва Дональда Трампа. Смешанные браки в Америке давно стали почти нормой, чему не препятствует либеральная идеология реформистского иудаизма. Доля таких браков в общине перевалила за половину. Они -- одна из главных причин убыли общины: в среднем лишь один из каждых трех детей, растущих в смешанной семьях, воспитывается в духе еврейского самосознания. Однако, с другой стороны, в США отнюдь не мало детей рождаются в семьях, где родители продолжают исповедовать ортодоксальный иудаизм. Но даже выросши в такой многодетной среде, почти каждый шестой ребенок, повзрослев, делает выбор не в пользу ортодоксии и становится потенциальным субъектом смешанного брака. Так что в целом процесс относительного убывания общины остается проблемой. И с образом жизни, регламентируемым ортодоксальными предписаниями, едва ли совместима большая политика и высокая "представительская активность". Пример Джозефа Либермана, чуть не ставшего в 2000 году вице-президентом США -- скорее исключение, чем контраргумент.
Перед каждыми всеобщими выборами в Америке некоторые политологи привычно гадают: кому достанутся голоса американских евреев? Таким вопросом задался и Питер Бейнарт -- автор блиц-исследования, опубликованного к разгар президентской гонки 2012 года. В его публикации рассмотрено известное положение, согласно которому внушительное большинство американских евреев традиционно отдают свои голоса выдвиженцам от Демпартии. Согласно результатам опросов, на многих президентских выборах, включая несколько последних, это большинство редко опускалось ниже трех четвертей.
Однако внутри общины американских евреев имеются два социума, чьи избиратели всё более активно и последовательно голосуют за кандидатов от Республиканской партии. Так, результаты голосования русскоязычных евреев на президентских выборах 2004 и 2008 годов оказались диаметрально противоположны общинным. Приблизительно трое из каждых четырех избирателей, принадлежащих к этому электорату, голосовали за республиканцев. Не менее активно поддерживают республиканцев и приверженцы ортодоксального иудаизма.
В чем причины? Гадать в отношении русскоязычных американцев не приходится. У большинства из них сохранился стойкий иммунитет против не состоявшихся на практике социалистических идей, к которым проявляют слабость политики из Демпартии. При этом многие эмигранты из Советского Союза, а также из постсоветских государств -- подобно большинству республиканских лидеров -- весьма чувствительны к любой недооценке террористических или внешнеполитических угроз и в то же время не склонны превозносить либеральные свободы, традиционно почитаемые демократическим электоратом.
Что касается остальной массы американских евреев, то следует принять во внимание общее положение, согласно которому при выборе политических ориентиров номинальная принадлежность к той или иной из существующих в США конфессий имеет куда меньшее значение, чем уровень религиозности избирателей. Рассмотрим, к примеру, феномен успеха в ряде праймериз одного из участников президентской гонки 2012 года Рика Санторума -- представителя католической общины. Еще пару десятилетий назад невозможно было представить, чтобы евангелисты, составляющие большинство среди жителей Айовы и Южной Каролины, влились бы в электорат католика: слишком велик был антагонизм между этими ветвями христианства. Ныне одна лишь принадлежность избирателей к той или иной религии (за исключением, пожалуй, мусульман и мормонов с их более крепкой, чем в других конфессиях, централизацией) мало что говорит об их политических предпочтениях.
А вот глубина религиозности избирателей, последовательность в исполнении ими религиозных предписаний часто играет решающую роль. И ожесточенные схватки между традиционалистами и секуляристами (т.е. борьба, ведомая уже не столько между религиями, сколько внутри них) затрагивают целый ряд конфессий. В этом -- ключ к пониманию электорального поведения американских евреев. На нашей памяти республиканские лидеры в течение каждой избирательной кампании клялись встать грудью на защиту интересов Израиля, чтобы прервать почти столетнюю историю тяготения евреев к Демпартии и перетянуть их на свою сторону. И каждый раз республиканцев ждало разочарование. Причина в том, что в соответствии с выкладками Бейнарта лишь около 20% нерелигиозных американских евреев голосуют, руководствуясь отношением к Израилю -- стране, которую большая их часть никогда не посещала.
Цифры и факты говорят о том, что многие американцы голосуют не как приверженцы своей конфессии, а как секуляристы -- люди светские и довольно равнодушные к религии. Согласно социологическим данным, среди евреев таких избирателей куда больше, чем среди представителей других американских этносов и конфессий. Так, согласно данным того же Бейнарта, доля тех, кто верует в существование Бога, среди евреев не превышает 25%, притом что среди других белых американцев она достигает 60%. А доля американцев, систематически посещающих религиозные службы, среди евреев в среднем составляет не более 20%, тогда как среди католиков она близка к 45%, среди протестантов -- около 35%, a среди мормонов -- превышает 70%.
Многих евреев не очень беспокоит леволиберальный подход к вопросам безопасности, но они достаточно восприимчивы к проблемам, порождающим ожесточенные споры между секуляристами и традиционалистами. Такие споры ведутся по поводу свободы абортов, прав однополых пар, приобретения и ношения личного оружия, взаимосвязи церкви и государства. Подобные вопросы менее важны, чем состояние национальной безопасности, но они возникают в повседневной жизни по отношенению к куда более зримым объектам. Это подталкивает большинство евреев, разделяющих позиции секуляризма и либерализма, в объятия Демпартии. К этому нельзя не добавить, что за демократов традиционно голосует и малоимущая (обычно самая многодетная) часть религиозного еврейства -- в силу ее зависимости от социальных программ. Зато другие ортодоксальные иудеи все активнее выражают свои симпатии к Республиканской партии, поскольку высоко ценят ее стратегию, направленную на поддержку не только Израиля, но и традиционных культурных и религиозных ценностей.
Стоит отметить, что существуют еще две этнические группы, относимые к русскоязычному социуму, которые отличаются стойкой приверженностью к своему культурному наследию. Речь идет о сплоченных общинах бухарских и горских евреев. Каждая из них успешно встраивается в американское общество, сохраняя свое науиональное своеобразие. И не случайно выходец из горско-еврейской общины Давид Сторобин, привезенный сюда из Махачкалы подростком и получивший в Нью-Йорке юридическое образование, спустя два десятилетия после своей высадки в Новом Свете одержал, представляя Республиканскую партию, сенсационную победу на досрочных выборах в сенат штата Нью-Йорк. Это был симптоматичный факт -- несмотря на то, что в результате следующих выборов он уступил это место более опытному представителю Демпартии.
Что же касается дальнейших перспектив притока избирателей-евреев в стан республиканского электората, то они двояки. С одной стороны, доля двух указанных социумов (ортодоксального и русскоязычного), играющих роль электорального ресурса Республиканской партии, пока что относительно скромна и по каждому из них ныне едва ли превышает 10% от общей численности американских евреев. При этом количественный рост русскоязычного сектора проблематичен ввиду заметно ослабших в последние годы темпов его эмигрантского пополнения и энергичной культурной ассимиляции большой части молодежи. В отличие от них ортодоксальные иудеи (и по ряду объективных признаков -- указанные общины бухарских и горских евреев) отличаются относительно высокой рождаемостью и куда меньшей склонностью к ассимиляции. Бейнарт считает, что их численность с каждым поколением имеет шанс удваиваться.
Если к этому добавить, что бурные события в современном мире -- особенно во внешнем -- могут способствовать пересмотру некоторых ценностных приоритетов, то нетрудно прийти к выводу о вероятности постепенного снижения доли американских евреев, голосующих за кандидатов Демпартии. (На президентских выборах 2012 года этот показатель впервые опустился ниже 70%.) И вот уже в 2013 году голосующие активисты из упомянутого выше 46-го бруклинского округа в качестве своего лидера впервые избрали республиканца Марка Нуссбаума -- молодого юриста и выходца из русскоязычной общины, имеющего боевые награды за доблестное участие в Иракской войне.
Однако в нынешней ситуации такого рода процесс, способный влиять на результаты местных выборов, едва ли может сказаться на общем раскладе политических сил в стране. Ведь большинство евреев, голосующих за республиканцев, живет в штатах, где существует иммигрантский интернационал (это прежде всего штаты Нью-Йорк, Калифорния, Нью-Джерси и Массачусетс). В целом такие штаты служат традиционными оплотами Демпартии, и республиканские голоса, попадающие в "общий котел" такого штата, не способны изменить там общее партийное предпочтение.
В общем теперь проясняется гипотетическая идея о временном всплеске «представительской активности». Он пришелся на период, когда пика американизации, а вслед за тем консолидации и расцвета достигло поколение внуков и правнуков иммигрантов «большой волны», еще не успевших слишком «расплавиться» в межобщинном котле. Данное заключение, вытекающее из высказываний Марка Грина и Игоря Котлера, не бесспорно, но в логике ему не откажешь. С ним перекликается мнение американской публицистки Лайзы Миллер, изложенное в январском 2008 года номере журнала Newsweek. Ее статья содержит такой вывод: "Ныне возникают вопросы, ответы на которые невозможно найти в богатой и драматичной истории евреев. В частности: ведет ли распространение смешанных браков к коллапсу иудаизма или же к формированию новой разновидности американцев? Способен ли реформизм удовлетворять тяготение еврейства к духовности не в ущерб ортодоксии? Не так уж трудно разбираться в изгибах пройденного пути. Куда сложнее предвидеть будущее".
Через год в том же журнале появилась публикация Джозефа Эпштейна, включающая менее расплывчатые и куда более скептические рассуждения. Характерна их концовка: "Недавно у меня состоялась беседа с историком старой европейской школы. Он узнал, что я работаю над книгой о расцвете американского еврейства в 20-м веке. В указанном труде найдет отражение выдающийся вклад представителей этого этноса в мировую науку, просвещение, медицину, коммерцию, искусство, культуру. Ученый признал, что это интересная тема, заслуживающая обстоятельной книги. Но он заявил, что под данной историей теперь подводится черта. Историк утверждает, что евреи утратили свою исключительную жизненную энергию, сделавшую их столь могучей силой в Америке. С его точки зрения, здесь им никогда больше не подняться до уровня своих прежних достижений. Об этом говорит ряд симптомов, и среди них -- чрезмерное число евреев-радикалов как левого, так и правого толка, широкое распространение смешанных браков, а также новая генерация любителей рискованных авантюр и "сладкой жизни", проматывающих семейные состояния. По его мнению, роль евреев как этнической группы в американском обществе постепенно нивелируется".
Источник
Дополнение: Отношение американских евреев к Израилю продолжает ухудшаться. Одни призывают спасать Израиль от самого себя, другие уверены, что об Израиле пора забыть, чтобы заняться другими. Но, возможно, дело просто в том, что американские евреи все чаще ощущают себя больше американцами, нежели евреями.
В тот же сентябрьский день решалась судьба и одного из мест в ассамблее (нижней палате) парламента штата Нью-Йорк, на которое реально претендовали два других демократа. Это превращало голосование во втором туре в формальность, что привычно для нью-йоркщины. Однако тот «полуфинальный» (а по сути уже и финальный) поединок не имел прецедента в американской истории: никогда ранее обоими его участниками не были выходцы из русскоязычной общины. К ней принадлежало около четверти общей численности жителей 46-го бруклинского избирательного округа, ставшего ареной для этого состязания. В результате голосования, венчавшего ожесточенную предвыборную борьбу, верх с небольшим перевесом одержал Алек Бруку-Красный. Итак, представитель нашей иммигрантской общины впервые стал депутатом парламента штата Нью-Йорк.
Факт традиционного засилья демократов почти во всех властных структурах Нью-Йорка - города, издавна ставшего электоральной базой для разного толка либералов, а также активистов от профсоюзов и меньшинств - вполне понятен и вопросов к Грину не вызвал. Но куда менее объясним для аудитории, где преобладали бывшие советские граждане, оказался другой феномен -- обилие в высших эшелонах нью-йоркского истеблишмента лиц с еврейскими корнями.
И действительно: скрупулезные аналитики могли бы тогда их легко представить одновременно на посту и мэра Нью-Йорка (вездесущий Майкл Блумберг), и губернатора штата (Элиот Спицер, который после ноябрьских выборов 2006 года сменил Джорджа Патаки, но, пробыв губернатором лишь немногим более года, срочно уволился, так как влип в секс-скандал), и генерального прокурора (если бы на тех праймериз победил Марк Грин, чуть отставший по числу набранных голосов от Эндрю Куомо), и главного ревизора (Алан Хевеси), и одного из двух сенаторов, представлявших штат в вашингтонском Капитолии (Чарльз Шумер) - не говоря уж о ряде позиций не столь высокого ранга. Примечательно, что такое совпадение не уникально: один из нью-йоркских журналистов саркастично заметил, что еще и клинтоновский кабинет министров по данному признаку «напоминал ленинское политбюро».
И у наших людей, не сумевших забыть советские реалии, такой состав нью-йоркской выборной - или избранной - тусовки вызвал, скажем так, нездоровое любопытство. И один из журналистов, ощущая поддержку аудитории, осмелился попросить внука иммигрантов из Российской империи дать комментарий на сей счет. На данную просьбу Марк Грин, как ему пристало, ответил политкорректным вопросом: «And so what?» И действительно: «И что с того?» Но затем по-американски расплывчато все же добавил, что всплеск подобной «представительской активности» отмечается на протяжении лишь нынешнего исторического периода. И раз так, домыслили мы, то следует ожидать скорого его спада. Почему? Тут кандидат прозрачно намекнул, что не склонен к дальнейшему обсуждению столь щекотливой темы. Он поднялся и, энергично пожав руки всем участникам встречи, дал понять, что пришел час, когда ему надлежит срочно отбыть в очередной пункт своего городского предвыборного турне.
Идея ответа на данный вопрос неожиданно прозвучала позднее на семинаре, прошедшем в Нью-Йоркском музее памяти жертв Холокоста - в выступлении историка Игоря Котлера. Особое внимание слушателей привлекло его сообщение об этапах развития еврейской самоидентификации. Излагая свои тезисы, лектор указал на существование кардинального различия в самосознании евреев, эмигрировавших в Америку из Западной и Восточной Европы. Это различие обозначилось вслед за появлением реформистского иудаизма, чей первый храм был основан в Германии без малого два века назад -- в 1818 году.
Причины возникновения такого течения вполне объяснимы. Воспользоваться плодами побеждавших в странах Западной Европы промышленных и буржуазно-демократических революций, ведших к эмансипации евреев, многим из них мешала религиозная ортодоксия.
Например, невозможность работать по субботам ставила предпринимателей-иудеев в невыгодное положение в сравнении с христианскими конкурентами. Но и в силу других причин -- прежде всего из-за побеждавшего в Европе духа свободы -- назревало неизбежное расставание с ортодоксальной синагогой большой части ее паствы, прежде всего молодежи. Чтобы сдержать отток, германский раввинат пошел на введение существенных послаблений в религиозные предписания, объявив их (включая главные традиции соблюдения шабата и кашрута, ежедневных молитв и верности идее возвращения к Сиону) не обязательными, а только факультативными. Ради удержания колеблющихся допускался и перенос выходного дня (шабата -- важнейшего из праздников) с субботы на воскресенье.
В итоге в иудаизме сформировалось вполне либеральное реформистское направление. Некоторые считают, что оно приняло на себя функции, схожие с ролью протестантизма в западном христианстве. Однако если протестантство с самого начала было нацелено на замену ряда фундамендалистских (католических) канонов другими кредо, предусмативающими введение новых предписаний, то иудейский реформизм ограничился лишь ослаблением ортодоксальных догматов. В частности, в результате снятия ряда запретов право исполнять обязанности раввинов в реформизме получили женщины. И службы в реформистских синагогах стали проходить не на иврите, а на главном языке страны проживания: в Германии -- на немецком, в Америке -- на английском.
Согласно новой идеологии, главный иудейский храм - не тот, что подлежит восстановлению на Земле Обетованной, а местный, существующий в стране проживания паствы. Провозглашение лояльности своей стране стало одним из главных принципов реформистов. Будучи уравнены в основных правах с окружающим населением, германские евреи объявили себя «немцами Моисеевой веры», готовыми сражаться за свое отечество с чужеземными армиями, в рядах которых служили их соплеменники и единоверцы. И сражались - например, в Первую мировую войну. Аналогично действовали тогда британские, французские, российские и другие европейские евреи. Даже в период Второй мировой войны, когда евреям по определению надлежало держаться только одного союзнического блока, существовал фронт в Европе, где они воевали по обе стороны. Такое имело место до окончательного формирования таких блоков -- в течение «зимней» советско-финской кампании 1939-40 годов.
Но родиной и питомником реформистского иудаизма оставалась Германия. С идеологией, сформировавшейся на его основе, немецкие евреи дожили до установления нацистской диктатуры, в годы которой их община практически исчезла: кто из той полумиллионной общины не стал беженцем, оказался в концлагере. После войны ее пополнили соплеменники, переселявшиеся из других стран. Но ментальность большинства новоприбывших отличалась от специфичной идеологии предшественников. И рожденный в Германии реформистский иудаизм, видимо, не заслуживал бы особого внимания, не окажи он в свое время огромное влияние на еврейскую общину в США.
До начавшейся в 1880-е годы «большой волны» эмиграции из Российской империи и других стран Восточной Европы основная масса евреев, живших в Америке, были выходцами из Германии. И для новых пришельцев они становились законодателями моды. Из около двухсот синагог, действовавших в США в конце 19-го века, лишь 12 были ортодоксальными. Остальные утвердили себя как реформистские либо консервативные. (Консервативная синагога перебазировалась в Америку также из Германии и заняла промежуточное положение. Ее идеологи рассматиривают свое течение как осовремененное в сравнении с ортодоксией, но консервативное по отношению к реформизмому.)
Та «большая волна» продолжалась около 40 лет и принесла в Америку более 2,5 млн восточноевропейских последователей иудаизма и их соплеменников (четверо из каждых пяти нынешних американских евреев - их потомки). Тогдашний поток был очень пестрым. С ним прибывали ортодоксы и хасиды, социалисты и анархисты, агностики и атеисты. Но в том потоке не могло быть реформистов и консерваторов, ибо данные течения появились вследствие эмансипации, до которой в странах исхода было далеко. В США же местные -- в прошлом немецкие -- евреи представляли реформизм в качестве неотъемлемой части идеологии и практики «плавильного котла», необходимого новым пришельцам для их американизации. В результате реформистское течение делалось в Америке всё более массовым. А в глазах остальных американцев, еврейство стало восприниматься как конфессия с доминирующим реформистским направлением.
Стоит ли удивляться, что стесненная в правах, но освобождавшаяся от религиозных оков еврейская молодежь Восточной Европы становилась удобным объектом для революционной пропаганды? Бытовой антисемитизм, который проявлялся в Америке вплоть до 1960-х годов, имел двойное происхождение. Одни его корни были занесены из Старого Света вместе с волнами европейской эмиграции, накатившими на Америку сразу после Первой и Второй мировых войн. Появлению же других способствовал тот факт, что многие дореволюционные эмигранты из Восточной Европы рассматривались как "носители красной заразы» (после свержения царизма немало выходцев из таких семей реально участвовали в прокоммунистических движениях, а в годы войны с нацизмом некоторые представители младшего поколения этих иммигрантов охотно сотрудничали с советской разведкой, включая и тех, кто бескорыстно поставлял ей ценную научно-техническую информацию). От таких настроений они и многие из их потомков, унаследовавших стойкие симпатии к социалистическим идеям, трудно избавлялись лишь в годы усиления "холодной войны" -- будучи уже потрясенными такими событиями, как расправа над писателями-активистами Еврейского антифашистского комитета (1952 г.), "Дело врачей" (1953 г.), Кубинский кризис (1962 г.), вторжение советских танков в Будапешт (1956 г.) и Прагу (1968 г.), а тем паче из-за неизменно односторонней позиции Советского Союза и его ближайших союзников в ближневосточнем конфликте.
Интересен ответ Игоря Котлера на вопрос о том, насколько жизнестойка в США нынешняя еврейская община. Докладчик считает, что, учитывая степень ассимиляции и демографические тенденции в среде американских евреев, их сообщество в 21-м веке несет немалую убыль. Численность этой общины (около 6 млн) давно не растет. Она бы и уменьшилась, не произойди за последнюю треть века всплеск эмиграции из бывшего Советского Союза, а также Ирана и Израиля. Но и этот приток практически иссякает. И если полвека назад доля евреев в населении США превышала 3%, то ныне, когда общая численность американцев превысила 300 млн, эта доля опустилась ниже 2%.
Но в 20-м веке на счету американских евреев оказалось немало успехов в плане достижения не только реального равноправия, но и индивидуальных заслуг. Они заняли достойное место в белой общине США и стали много где желанны, включая самые элитные слои американского общества. В частности, замуж за еврея вышла Кэролайн, дочь президента Кеннеди. Три с лишним десятилетия спустя ее примеру последовала Челси, дочь Билла и Хиллари Клинтонов, а также Иванка -- дочь знаменитого строительного магната и светского льва Дональда Трампа. Смешанные браки в Америке давно стали почти нормой, чему не препятствует либеральная идеология реформистского иудаизма. Доля таких браков в общине перевалила за половину. Они -- одна из главных причин убыли общины: в среднем лишь один из каждых трех детей, растущих в смешанной семьях, воспитывается в духе еврейского самосознания. Однако, с другой стороны, в США отнюдь не мало детей рождаются в семьях, где родители продолжают исповедовать ортодоксальный иудаизм. Но даже выросши в такой многодетной среде, почти каждый шестой ребенок, повзрослев, делает выбор не в пользу ортодоксии и становится потенциальным субъектом смешанного брака. Так что в целом процесс относительного убывания общины остается проблемой. И с образом жизни, регламентируемым ортодоксальными предписаниями, едва ли совместима большая политика и высокая "представительская активность". Пример Джозефа Либермана, чуть не ставшего в 2000 году вице-президентом США -- скорее исключение, чем контраргумент.
Перед каждыми всеобщими выборами в Америке некоторые политологи привычно гадают: кому достанутся голоса американских евреев? Таким вопросом задался и Питер Бейнарт -- автор блиц-исследования, опубликованного к разгар президентской гонки 2012 года. В его публикации рассмотрено известное положение, согласно которому внушительное большинство американских евреев традиционно отдают свои голоса выдвиженцам от Демпартии. Согласно результатам опросов, на многих президентских выборах, включая несколько последних, это большинство редко опускалось ниже трех четвертей.
Однако внутри общины американских евреев имеются два социума, чьи избиратели всё более активно и последовательно голосуют за кандидатов от Республиканской партии. Так, результаты голосования русскоязычных евреев на президентских выборах 2004 и 2008 годов оказались диаметрально противоположны общинным. Приблизительно трое из каждых четырех избирателей, принадлежащих к этому электорату, голосовали за республиканцев. Не менее активно поддерживают республиканцев и приверженцы ортодоксального иудаизма.
В чем причины? Гадать в отношении русскоязычных американцев не приходится. У большинства из них сохранился стойкий иммунитет против не состоявшихся на практике социалистических идей, к которым проявляют слабость политики из Демпартии. При этом многие эмигранты из Советского Союза, а также из постсоветских государств -- подобно большинству республиканских лидеров -- весьма чувствительны к любой недооценке террористических или внешнеполитических угроз и в то же время не склонны превозносить либеральные свободы, традиционно почитаемые демократическим электоратом.
Что касается остальной массы американских евреев, то следует принять во внимание общее положение, согласно которому при выборе политических ориентиров номинальная принадлежность к той или иной из существующих в США конфессий имеет куда меньшее значение, чем уровень религиозности избирателей. Рассмотрим, к примеру, феномен успеха в ряде праймериз одного из участников президентской гонки 2012 года Рика Санторума -- представителя католической общины. Еще пару десятилетий назад невозможно было представить, чтобы евангелисты, составляющие большинство среди жителей Айовы и Южной Каролины, влились бы в электорат католика: слишком велик был антагонизм между этими ветвями христианства. Ныне одна лишь принадлежность избирателей к той или иной религии (за исключением, пожалуй, мусульман и мормонов с их более крепкой, чем в других конфессиях, централизацией) мало что говорит об их политических предпочтениях.
А вот глубина религиозности избирателей, последовательность в исполнении ими религиозных предписаний часто играет решающую роль. И ожесточенные схватки между традиционалистами и секуляристами (т.е. борьба, ведомая уже не столько между религиями, сколько внутри них) затрагивают целый ряд конфессий. В этом -- ключ к пониманию электорального поведения американских евреев. На нашей памяти республиканские лидеры в течение каждой избирательной кампании клялись встать грудью на защиту интересов Израиля, чтобы прервать почти столетнюю историю тяготения евреев к Демпартии и перетянуть их на свою сторону. И каждый раз республиканцев ждало разочарование. Причина в том, что в соответствии с выкладками Бейнарта лишь около 20% нерелигиозных американских евреев голосуют, руководствуясь отношением к Израилю -- стране, которую большая их часть никогда не посещала.
Цифры и факты говорят о том, что многие американцы голосуют не как приверженцы своей конфессии, а как секуляристы -- люди светские и довольно равнодушные к религии. Согласно социологическим данным, среди евреев таких избирателей куда больше, чем среди представителей других американских этносов и конфессий. Так, согласно данным того же Бейнарта, доля тех, кто верует в существование Бога, среди евреев не превышает 25%, притом что среди других белых американцев она достигает 60%. А доля американцев, систематически посещающих религиозные службы, среди евреев в среднем составляет не более 20%, тогда как среди католиков она близка к 45%, среди протестантов -- около 35%, a среди мормонов -- превышает 70%.
Многих евреев не очень беспокоит леволиберальный подход к вопросам безопасности, но они достаточно восприимчивы к проблемам, порождающим ожесточенные споры между секуляристами и традиционалистами. Такие споры ведутся по поводу свободы абортов, прав однополых пар, приобретения и ношения личного оружия, взаимосвязи церкви и государства. Подобные вопросы менее важны, чем состояние национальной безопасности, но они возникают в повседневной жизни по отношенению к куда более зримым объектам. Это подталкивает большинство евреев, разделяющих позиции секуляризма и либерализма, в объятия Демпартии. К этому нельзя не добавить, что за демократов традиционно голосует и малоимущая (обычно самая многодетная) часть религиозного еврейства -- в силу ее зависимости от социальных программ. Зато другие ортодоксальные иудеи все активнее выражают свои симпатии к Республиканской партии, поскольку высоко ценят ее стратегию, направленную на поддержку не только Израиля, но и традиционных культурных и религиозных ценностей.
Стоит отметить, что существуют еще две этнические группы, относимые к русскоязычному социуму, которые отличаются стойкой приверженностью к своему культурному наследию. Речь идет о сплоченных общинах бухарских и горских евреев. Каждая из них успешно встраивается в американское общество, сохраняя свое науиональное своеобразие. И не случайно выходец из горско-еврейской общины Давид Сторобин, привезенный сюда из Махачкалы подростком и получивший в Нью-Йорке юридическое образование, спустя два десятилетия после своей высадки в Новом Свете одержал, представляя Республиканскую партию, сенсационную победу на досрочных выборах в сенат штата Нью-Йорк. Это был симптоматичный факт -- несмотря на то, что в результате следующих выборов он уступил это место более опытному представителю Демпартии.
Что же касается дальнейших перспектив притока избирателей-евреев в стан республиканского электората, то они двояки. С одной стороны, доля двух указанных социумов (ортодоксального и русскоязычного), играющих роль электорального ресурса Республиканской партии, пока что относительно скромна и по каждому из них ныне едва ли превышает 10% от общей численности американских евреев. При этом количественный рост русскоязычного сектора проблематичен ввиду заметно ослабших в последние годы темпов его эмигрантского пополнения и энергичной культурной ассимиляции большой части молодежи. В отличие от них ортодоксальные иудеи (и по ряду объективных признаков -- указанные общины бухарских и горских евреев) отличаются относительно высокой рождаемостью и куда меньшей склонностью к ассимиляции. Бейнарт считает, что их численность с каждым поколением имеет шанс удваиваться.
Если к этому добавить, что бурные события в современном мире -- особенно во внешнем -- могут способствовать пересмотру некоторых ценностных приоритетов, то нетрудно прийти к выводу о вероятности постепенного снижения доли американских евреев, голосующих за кандидатов Демпартии. (На президентских выборах 2012 года этот показатель впервые опустился ниже 70%.) И вот уже в 2013 году голосующие активисты из упомянутого выше 46-го бруклинского округа в качестве своего лидера впервые избрали республиканца Марка Нуссбаума -- молодого юриста и выходца из русскоязычной общины, имеющего боевые награды за доблестное участие в Иракской войне.
Однако в нынешней ситуации такого рода процесс, способный влиять на результаты местных выборов, едва ли может сказаться на общем раскладе политических сил в стране. Ведь большинство евреев, голосующих за республиканцев, живет в штатах, где существует иммигрантский интернационал (это прежде всего штаты Нью-Йорк, Калифорния, Нью-Джерси и Массачусетс). В целом такие штаты служат традиционными оплотами Демпартии, и республиканские голоса, попадающие в "общий котел" такого штата, не способны изменить там общее партийное предпочтение.
В общем теперь проясняется гипотетическая идея о временном всплеске «представительской активности». Он пришелся на период, когда пика американизации, а вслед за тем консолидации и расцвета достигло поколение внуков и правнуков иммигрантов «большой волны», еще не успевших слишком «расплавиться» в межобщинном котле. Данное заключение, вытекающее из высказываний Марка Грина и Игоря Котлера, не бесспорно, но в логике ему не откажешь. С ним перекликается мнение американской публицистки Лайзы Миллер, изложенное в январском 2008 года номере журнала Newsweek. Ее статья содержит такой вывод: "Ныне возникают вопросы, ответы на которые невозможно найти в богатой и драматичной истории евреев. В частности: ведет ли распространение смешанных браков к коллапсу иудаизма или же к формированию новой разновидности американцев? Способен ли реформизм удовлетворять тяготение еврейства к духовности не в ущерб ортодоксии? Не так уж трудно разбираться в изгибах пройденного пути. Куда сложнее предвидеть будущее".
Через год в том же журнале появилась публикация Джозефа Эпштейна, включающая менее расплывчатые и куда более скептические рассуждения. Характерна их концовка: "Недавно у меня состоялась беседа с историком старой европейской школы. Он узнал, что я работаю над книгой о расцвете американского еврейства в 20-м веке. В указанном труде найдет отражение выдающийся вклад представителей этого этноса в мировую науку, просвещение, медицину, коммерцию, искусство, культуру. Ученый признал, что это интересная тема, заслуживающая обстоятельной книги. Но он заявил, что под данной историей теперь подводится черта. Историк утверждает, что евреи утратили свою исключительную жизненную энергию, сделавшую их столь могучей силой в Америке. С его точки зрения, здесь им никогда больше не подняться до уровня своих прежних достижений. Об этом говорит ряд симптомов, и среди них -- чрезмерное число евреев-радикалов как левого, так и правого толка, широкое распространение смешанных браков, а также новая генерация любителей рискованных авантюр и "сладкой жизни", проматывающих семейные состояния. По его мнению, роль евреев как этнической группы в американском обществе постепенно нивелируется".
Источник
Дополнение: Отношение американских евреев к Израилю продолжает ухудшаться. Одни призывают спасать Израиль от самого себя, другие уверены, что об Израиле пора забыть, чтобы заняться другими. Но, возможно, дело просто в том, что американские евреи все чаще ощущают себя больше американцами, нежели евреями.