Лекция Георгия Чистякова об Александре Мене
Сегодня, 22 января - День рождения священника Александра Меня, убитого за проповедь Христа в 1990 году.
Священник Георгий Чистяков
Отец Александр Мень
Лекция, прочитанная в Университете св. Фомы Аквинского, Миннесота (США) (февраль 2005 год)
Отец Александр Мень, о жизни и мученичестве которого я буду говорить сегодня, был убит 9 сентября 1990 года ранним утром в воскресенье, когда он вышел из дома, чтобы добраться до церкви, где он должен был служить воскресную литургию. Литургия так и не была отслужена. Топор убийцы лишил его жизни. Моя задача рассказать о том, кто был этот человек, который стал первым христианским мучеником в истории постсоветской России.
В советское время Церковь была задавлена властями и священники не осмеливались проповедовать Евангелие. Они служили литургию и молебны для старушек, которые приходили в храмы, и на этом их активность ограничивалась. Это была Церковь молчания, как сказал как-то Иоанн Павел II. Отец Александр Мень в отличие от своих собратьев проповеди говорил, к нему на службы приходили, а, вернее, приезжали на поезде, потому что он служил в деревне в 30 км от Москвы, молодежь, студенты университета, интеллектуалы. При этом он не только проповедовал во время службы, но организовывал встречи на квартирах, участники которых объединялись в молитвенные группы. Это был единственный приход в России, где прихожане не боялись друг друга, а знали друг друга и дружили.
Так, например, одна из его прихожанок скульптор Зоя Масленникова рассказывает: «В те времена, когда отец Александр служил в храмах, ни о какой работе с прихожанами кроме исповеди во время богослужения и исполнения церковных треб официально речи не могло быть. Все, что он делал, все его общение с верующими было не санкционировано». Ему приходилось встречаться с ними в лучшие времена в домике при церкви, в худшие времена это запрещалось, тогда он встречался со своими прихожанами на квартирах, разговаривал с ними по пути от церкви к дому, в электричке.
Это был не просто приход, но община, духовная семья, братство.
«Всю жизнь, - пишет об о. Александре Владимир Илюшенко, - власти светские и духовные преследовали его. Его свободомыслие было для них неприемлемо и подозрительно». «К свободе призваны вы, братья», - любил повторять о. Александр, цитируя апостола Павла. И с горечью продолжал: «Люди не хотят свободы. Причины разные, но это факт». «Я убежден, - говорил о. Александр в своем интервью, заготовленном на случай ареста, - что свобода должна вырастать из духовной глубины человека. Никакие внешние перемены не дадут ничего радикально нового, если люди не переживут свободу и уважение к чужим мнениям в собственном опыте».
В семидесятые годы часто бывало, что молодые люди, уверовав в Бога, уходили с работы, бросали науку или искусство (в общем, все, чем они занимались) и, устроившись на работу где-нибудь в качестве ночного сторожа, погружались в чисто ритуальную жизнь: чтение акафистов, паломничества, посты и так далее. Отца Александра такое православие не устраивало. Он считал необходимым, чтобы верующие люди работали в школах и в университете, в библиотеках и т.д. и занимались искусством, наукой, литературой. Уход от реальности казался ему очень опасным именно для верующего человека, который, действительно, должен быть «солью земли», как сам Иисус говорит об этом в Нагорной Проповеди.
Отец Александр не только проповедовал во время службы, но писал книги. Рукописи тайно благодаря сотруднице посольства Франции Асе Дуровой, русской католичке и монахине, переправлялись в Брюссель, где их превращало в книги и печатало маленькое католическое издательство «Жизнь с Богом» или Foyer Oriental Chretien. Его основательница и директор, ныне покойная Ирина Поснова, основала этот экуменический центр при поддержке кардинала Эжена Тиссерана сразу после окончания войны. Целью центра была помощь православной России и верующим православным людям в СССР.
Именно в этом издательстве был опубликован, разумеется, под псевдонимом, семитомник о. Александра «В поисках пути, истины и жизни». В этом труде о. Александр показывает, как в мировой истории, вернее, в истории философии и религии, действует Сам Бог, как Его присутствие мало-помалу и невероятно трудным путем, но всё вернее открывается человеку.
Последний 7-й том называется «Сын Человеческий». Это история Иисуса. Эта книга существует теперь на французском, итальянском, испанском и других языках. По-русски она издается огромными тиражами. Может быть, по той причине, что в России вчерашние атеисты ничего не знают о Христе? Джованни Гуайта, итальянский писатель и переводчик этой книги на итальянский, отвечает на вопрос, почему она имеет такой успех. Оказывается, и на Западе человек, казалось бы, психологически ничего общего с российским выходцем из советского времени не имеющий, тоже нуждается в о. Александре и в его слове.
Когда Джованни Гуайта решил перевести книгу «Сын Человеческий» на итальянский язык, один из французских друзей о. Александра сразу же заметил, что этого делать не нужно, потому что на Западе существует и без того огромное множество таких книг, где популярно и на высоком уровне излагалась бы жизнь Иисуса. И ошибся. Когда «Сын Человеческий» вышел (сначала на итальянском, а потом, в его же переводе, по-французски) оказалось, что книга прекрасно раскупается. Она оказалась востребованной не только в России, но и в других странах, вероятно, в силу того, что в этой книге есть нечто абсолютно уникальное. Что именно? Вероятно, «полное слияние с Тем, о Ком он говорил» - с Иисусом из Назарета. Эффект присутствия… Читатель этой книги - как тот, кто делает духовные упражнения по системе святого Игнатия (Лойолы) - переносится туда, где проповедует Иисус, становится свидетелем каждого Его шага и, как говорит святой Лука в начале своего Евангелия, autopthV, то есть «самовидцем» проповеди Иисуса.
С участием отца Александра в Бельгии была подготовлена так называемая Брюссельская Библия, в сущности, единственное комментированное издание Библии на русском языке, аналог Иерусалимской Библии. До сих пор ей пользуются и в семинариях Русской Православной Церкви и те, кто хочет глубже усвоить библейский текст.
Наступает эпоха перестройки. Конец 80-х годов. Почти ежедневно о. Александр читает лекции в залах различных клубов, в университете и других учебных заведениях, к нему приходит широкая известность. Молодежь потянулась к вере в Бога. В России часто говорят о православии как о традиционной вере русского народа, для многих православие - это русская вера, национальная религия. О. Александр же говорил о вере в Иисуса, о Евангелии, о новом рождении человека, которое он переживает, когда становится христианином. Теперь тексты этих лекций братом отца Александра превращены в книги и изданы. Продаются, имеют успех. И после его смерти люди приходят ко Христу благодаря его проповеди.
В начале перестройки вместе с несколькими прихожанами о. Александр приходит в Российскую детскую клиническую больницу. Он крестит детей, утешает матерей, собирает среди своих прихожан средства для того, чтобы поддержать больных и их семьи материально. Так рождается группа милосердия, из которой теперь выросла большая православная каритативная служба. Именно тогда определились три направления в жизни, созданной о. Александром общины: литургия, чтение Евангелие и молитва в малых группах и каритативная работа.
Нельзя не сказать об экуменизме о. Александра. Он всегда подчеркивал непреходящую ценность мирового религиозного опыта. «Есть опыт просто неопределенной мистики, - писал о. Александр, - есть опыт всех религий, в каждой есть своя ценность, всё это прекрасно, все руки, простертые к небу, - это чудесные руки, достойные человеческого звания, потому что это руки существа, образа и подобия Божьего, которые тянутся к своему Первообразу». Помню, как он заинтересовался, когда я рассказал ему об итальянской книге, в которой были собраны молитвы всех народов и всех религий. При этом он постоянно подчеркивал уникальность христианства. «Но Христос, - говорил он, - есть рука, протянутая вниз, как на древних иконах иногда изображается, - оттуда протянута нам рука».
Отец Александр Мень был убежденнейшим сторонником мира между христианами разных исповеданий, в котором видел conditio sine qua non для будущего христианства. О. Александр полностью бы поддержал участницу одного из христианских форумов в сегодняшнем интернете, которая недавно написала: «Хватит межрелигиозной борьбы. Не секрет, что из-за этих междоусобных “войн”, многие вообще не воспринимают христианство всерьез. Мол, сами там не могут разобраться, а еще другим проповедуют». При этом, когда в эфире московского радио кто-то из радиослушателей спросил «Можно ли называть Александра Меня экуменистом?», а ведущий сразу отозвался «Конечно, можно», французский писатель Ив Аман, автор лучшей биографии о. Александра, заметил: «Я не знаю, можно или нельзя, смотря по тому, что вкладывать в это слово, особенно сейчас. Но вообще отец Александр никогда не занимался экуменической деятельностью как таковой. Он не участвовал в экуменическом движении».
Действительно, в отличие от своего современника митрополита Никодима (Ротова), он, будучи рядовым священником, разумеется, не вел никаких переговоров с католическими иерархами, не бывал на приемах у Папы Римского и т.д., но при этом не менее митрополита был предан пути христианского единства. Он, как сказал во время диалога в радиоэфире Ив Аман, был «открыт другим конфессиям и признавал богатства, которые у них есть». Теперь (особенно представители православной молодежи) иногда утверждают, что экуменизм 60-70-х годов был продиктован чисто тактическими целями, поскольку в условиях атеистического государства, постоянного усиления антирелигиозной пропаганды и жестокой борьбы с религией поддержка ведущих стран Запада, в правительствах которых католики и протестанты лоббировали интересы православия в России, спасала Церковь от разгрома.
На самом деле, это не совсем так. Конечно, поддержка католиков и протестантов, Ватикана и Всемирного Совета Церквей была тогда для нас чрезвычайно важна, потому что советский режим был вынужден считаться с международным общественным мнением. Это прекрасно понимал такой великий человек, каким был митрополит Никодим и поэтому извлекал из этих отношений максимум пользы для православия в России и в других республиках бывшего СССР. С другой стороны, католики (например, брюссельский центр «Жизнь с Богом» и его руководители Ирина Поснова и о. Антоний Ильц) и протестанты, прежде всего, из США, помогали верующим в России просто и абсолютно бескорыстно как христиане.
Ведь именно они печатали для России религиозную литературу, которая затем в чемоданах дипломатов нелегально попадала на территорию СССР, готовили эти книги к печати, печатали в том числе и книги отца Александра, которые, разумеется, тогда не могли выйти в свет в России. Это была постоянная помощь и поддержка, которая ничем, кроме как их верой во Христа, не объяснялась. И тут необходимо заметить, что в шестидесятые-семидесятые годы мы все, верующие в России, как-то очень ясно ощущали, что близки друг другу не только по той причине, что против нас всегда борется один и тот же противник - КПСС и ее марксистская идеология, но и по причине несравненно более важной: они (коммунисты) борются против своих бесчисленных врагов в стране и за ее пределами, мы сражаемся за - за то, чтобы человек мог свободно верить в Бога и иметь возможность совершенствоваться в своей вере.
«Главное в экуменизме отца Александра, - пишет Андрей Еремин, - практический подход. В словах Христа “да будут все едино” (Ин. 17:21) батюшка видел призыв не к богословствованию, а к действию... Поэтому к любому позитивному начинанию христиан других конфессий он относился терпимо и с интересом» (с. 230). «Отец Александр, - говорит Андрей Еремин, - постоянно напоминал, что Христос пришёл учить нас не Filioque, а жизни с Богом, которая дается причастием к Рожденному, Воплощенному, Распятому и Воскресшему» (с. 205). То, что нас, христиан разных исповеданий, объединяет, неизмеримо больше того, что нас отделяет друг от друга, - постоянно подчеркивал о. Александр.
Однажды, говоря о том, почему в мире сегодня так много разных исповеданий, он заметил: «Противоречивость между различными христианскими исповеданиями - протестантами, католиками, православными - это не есть распад, разлом, а это есть лишь проявление частей целого, единого целого, до которого надо дойти - до глубины». На вопрос журналиста о том, как он в качестве православного относится к другим исповеданиям, отец Александр ответил: «Отношение мое сложилось не сразу. Но путем долгих размышлений, контактов и исследований я пришел к убеждению, что Церковь по существу едина и разделили христиан главным образом их ограниченность, узость, грехи. Этот печальный факт стал одной из главных причин кризисов в христианстве. Только на пути братского единения и уважения к многообразным формам церковной жизни можем мы надеяться вновь обрести силу, мир и благословение Божие». «Мы приходим к мысли о необходимости интегрального христианства, включающего всю гамму духовных путей и переживаний», - писал именно в эти годы о. Александр Мень. «Причины раскола, - утверждал он, - лежат вне чисто духовной сферы».
Не могу не сказать и о духовной генеалогии о. Александра. Маленьким мальчиком он стал православным в катакомбах 30-х годов, когда религия находилась под абсолютным запретом. Здесь он воспринял традиционное русское православие, но в то же время он был абсолютно современным человеком. О. Александр происходил из еврейской семьи. Может быть, отсюда его особенная любовь к Писанию, к Слову Божьему. Это существенно, так как для русской духовности в целом характерна ориентация на аскетику, на пост и молитву в ущерб чтению Писания.
Есть открытое христианство и есть закрытое. Открытое христианство базируется на ощущении невидимо, но реально присутствующего среди верующих в Него Воскресшего Иисуса. «Путь к открытому христианству лежит через сопричастность каждого Откровению Божественной любви, - пишет, излагая взгляды о. Александра, писатель Андрей Еремин, - когда исчезает открытость, свобода и возникает тяга к гарантированному обеспечению, пропадают вера и надежда. И человек уже идет не “по воде”, а “по асфальту”». В связи с этим А. Еремин вспоминает французского богослова о. П. Тиволье, который пишет: «Христианин не может засесть в своей вере, как в неприступной крепости. Отнюдь нет. Скорее, можно сказать, что он в лодке, которая качается от жизненных бурь - и может потонуть. Но направляет лодку Христос, Которому человек доверяет».
Закрытую же модель христианства характеризует стремление обладать истиной в готовом виде, а, следовательно, как пишет об этом Владимир Илюшенко в книге «Отец Александр Мень: жизнь и смерть во Христе», «обрядоверие, нетерпимость к инакомыслию, консервация отечественной старины». Она основывается на «традиционалистских ценностях, ксенофобии и шовинизме». Здесь Владимир Илюшенко излагает как раз те мысли, которые неоднократно высказывал о. Александр накануне своей гибели. Так, например, за несколько дней до смерти в интервью испанской журналистке Пилар Бонет среди прочего он сказал: «Ну, если называть зарождение русского фашизма не тревожным, то что тогда тревожно? Конечно! И его очень активно поддерживают очень многие в Церкви... Это, конечно, позор для нас, для верующих, потому что общество ожидало найти в нас какую-то поддержку, а поддержка получается для фашистов. Конечно, не все так ориентированы, но это немалый процент. Я не могу сказать какой, я этого не изучал. Но куда ни сунешься, с кем ни поговоришь: этот - монархист, этот - антисемит, этот - антиэкуменист и так далее».
Проблема закрытого христианства в 90-е годы волновала не одного о. Александра. Старейший православный богослов Франции Оливье Клеман, размышляя об этом, писал: «Нельзя изолироваться, превращаться в гетто. Нужно, чтобы из Православия исходила потрясающая мощь, мощь свободы и света. К сожалению, чаще всё глохнет в обрядности, обрядоверии». «Обрядоверием же - как очень точно говорится на официальном сайте Белгородской епархии Русской Православной Церкви - называется такое духовное состояние верующего человека, когда следование духу Евангелия отходит для него на второй план, а главными становятся какие-то обычаи, установления».
Как бы продолжая мысль Клемана, о. Александр в одной из своих лекций указал на то, что мощнейшие направленные против обрядоверия тексты можно найти не где-нибудь у современных богословов, таких как о. Александр Шмеман, а в Священном Писании. «Пророки выступали, - говорил о. Александр, - против тирании, несправедливости, угнетения, против религиозного формализма, против обрядоверия, против национального превозношения, шовинизма, против войн, против насилия. По этой причине мы можем сказать: прав был Петр Чаадаев, который писал, что учение пророков - это не что-то уже ушедшее в прошлое, которое дорого для нас потому, что пророки предсказывали явление Христа, но что это учение, имеющее полную актуальность и сегодня».
Для закрытого христианства в высшей степени характерен и магизм. Об этом замечательно говорил однажды митрополит Кирилл (Гундяев). «В день Крещения тысячи и тысячи людей идут за Святой водой. И часто приходят люди совершенно не верующие, чтобы взять Святую воду. И я спросил этих людей, а с каким чувством вы приходите в храм - зачем вы ее берете, Святую воду? Вы ее берете, надеясь, что Святая вода автоматически спасет вас от греха или от беды, или от болезни? Вот это и есть магическое отношение к Святыне. Я могу быть мерзавцем, могу делать все, что угодно, могу грабить, убивать, прелюбодействовать, обманывать, но выпил Святую воду - всё сработало. Вот это и есть магизм».
«Подход религии, - подчеркивает митрополит Кирилл, - в том, что человек - ответственный участник в деле своего спасения или в деле своей гибели. Магизм предполагает воздействие предметов, слов, чисел, которые действуют с непреодолимой силой и могут спасти или погубить человека. Вот в чем различие между магизмом и религией». «Магизм, - не уставал повторять о. Александр, - привносит в религию слепую, почти маниакальную веру во всесилие ритуалов и заклятий», именно поэтому магизм всегда ведет к обрядоверию. При этом важно понимать, что «в магизме скрыто присутствует та духовная тенденция, которая коренится в первородном грехе человечества: поставить себя в центре мироздания», - подчеркивает о. Александр. Поэтому не случайно с магизмом и проистекающим из него обрядоверием легко уживается национальный эгоцентризм, шовинизм и ксенофобия.
Закрытое христианство представляет собой, если вспомнить о знаменитой книге Анри Бергсона «Два источника морали и религии» - Бергсона, о котором о. Александр всегда говорил как о философе, без сомнения, оказавшем на него влияние - религию статического типа. Такая религия отличается существованием коллективных представлений, как правило, «озадачивающих индивидуальный разум», ведущей ролью ритуала и целой системой знаний и действий, которые предохраняли бы человека от воздействия на него зла. Типично для статической религии и наличие образа врага. Такая религия характерна для традиционалистских обществ. В отличие от нее динамическую религию (а, следовательно, и открытое христианство) характеризует живое мистическое чувство, порыв, что так характерен для ветхозаветных пророков, и любовь, которая, как говорит Бергсон, «для мистика составляет самую сущность Бога». Динамическая религия невозможна без личной вовлеченности верующего в живое богообщение, без его личного мистического опыта. Поэтому корпоративной закрытости статической религии здесь противопоставляется любовь, которая наполняет человека, ибо это, как говорит Бергсон, «уже не просто любовь одного человека к Богу, это любовь Бога ко всем людям». Здесь истина веры поверяется личным чувством верующего. Такова религиозность, провозглашенная в Новом Завете, такова свободная религиозность великих мистиков христианства, таких как св. Франциск Ассизский и св. Серафим Саровский. Статическая религия «привязывает индивида к обществу», динамическая - каждому открывает путь к небу и дает силы полюбить все человечество.
Но «можем ли мы, - спрашивал о. Александр, - сейчас, на пороге третьего тысячелетия... возвращаться к средневековому состоянию христианского мышления? Некоторые люди, особенно молодые, сегодня готовы к этому. Готовы по лености мысли, по невежеству». С ужасом говорил он о том, что «людям хочется несвободного христианства», что «люди тянутся именно к рабству». «Это страшно и встречается каждодневно, и мы с этим непрерывно сталкиваемся». Почему это имеет место? Откуда это стремление к несвободе, обрядоверию, зашоренности?
Очень хорошо (вероятно, именно так сказал бы и о. Александр) ответила на этот вопрос его ученица Валентина Кузнецова: «Сейчас даже отдельные священники читают Евангелие очень мало. Гораздо больше распространены акафисты, жития, апокрифы. Я не против этого, но все-таки это уже “переработанная пища”, которая по своим идеям и достоинствам значительно уступает Новому Завету. Отчасти это связано с тем, что Евангелие - это не книга для спокойного чтения на ночь. Если человек искренне верит, то Нагорная Проповедь или притчи будут его тревожить, ведь после них нельзя просто достать платочек и смахнуть слезинку, а нужно прилагать усилия для изменения собственной жизни. И вот то место, которое должно занимать Писание, оказывается заполненным другими текстами. Выход из этого только один - евангелизация, попытка сформировать вкус и интерес к Новому Завету». Об этом же говорит Владимир Илюшенко, замечая, что о. Александр понял, что «надо заново христианизировать тяжело больную страну, ибо выход России из духовного тупика возможен лишь на пути ее новой евангелизации».
В основе его религиозности лежало не просто чувство Бога и благоговение перед Ним, но Писание - Слово Божие, живое и действенное, то, что острее всякого меча обоюдоострого (4:12), как говорится в Послании к Евреям. В этом смысле о. Александр был похож на пророка, прежде всего, на Исайю, который никого ничему не учил, но зато доносил до сердец именно то, что говорит Бог - «ко амар Йахвэ», как любил он повторять на иврите.
Самое существенное заключается в том, чтобы человек понял, что такое живой контакт с Богом, который становится возможен, когда ты открываешь для себя Слово Божие, что такое предстояние перед Богом, что значат слова Библии о том, что Авраам ходил перед Богом. Поняв это, ты раз и навсегда будешь свободен от закрытости. «Познание Бога - не односторонний процесс, как познает человек природу, а это - встреча», - говорил о. Александр. Чтобы пережить эту встречу, считал отец Александр, нет необходимости быть каким-то особенным религиозным гением: «Для каждого человека существует возможность глубочайшей таинственной личной встречи с Высшей Реальностью».
Богословие «встречи», так хорошо разработанное митрополитом Антонием Блумом, знаменитым русским епископом, жившим в Лондоне и прославившимся своими трудами о молитве, было о. Александру, действительно, понятно и близко. Сам он встречался с митрополитом Антонием не много, но всегда радовался, когда узнавал, что во время очередного приезда митрополита в Москву кто-то из его прихожан был на его богослужении или на встрече, которые конспиративно устраивались на квартирах. Слова из церковного гимна «Христос - моя сила» одинаково характеризуют и митрополита Антония, и о. Александра.
Главное в христианстве, с точки зрения о. Александра, не традиции и не их сакрализация, не церковная старина и любование ею, но живое присутствие Воскресшего Иисуса. «Он остался, - говорил о. Александр незадолго до своей гибели, - величайший двигатель истории, сокровенно, глубоко остался в мире, “Я с вами во все дни до скончания века”. Он воскрес для того, чтобы присутствовать всюду в нашей жизни. И сегодня каждый может Его найти. Он не историческое лицо, о котором можно вспомнить, а можно забыть. Да, Он жил две тысячи лет назад. Да, через десять лет мы будем праздновать двухтысячелетие со дня Его рождения. Hо Он не просто был, а Он есть - в этом вся тайна христианства, разгадка его силы».
Отец Александр относился к числу людей, которые не боятся. Он не боялся ходить в больницы к тяжело больным и умирающим, хотя советским режимом это было строжайшим образом запрещено. Он не боялся проповедовать и говорить с незнакомыми людьми о вере (чего не делал почти никто из приходских священников). Более того, он не боялся говорить о вере с детьми, что вообще считалось уголовным преступлением. Он не боялся языка своей эпохи и, в отличие от практически всех своих собратьев, умел (подобно апостолу Павлу) говорить о Христе с «язычниками» на языке этих «язычников». О. Александр не боялся синтезировать опыт своих предшественников, очень разных и порою взаимоисключающих друг друга, и это получалось у него удивительно хорошо, ибо он делал это не на уровне человека, но на уровне любви Божьей.
Глубоко укорененный в традиции, знавший православие не по книгам, но выросший в катакомбах предвоенного времени, он весь был обращен в будущее. В его руках Библия становилась компасом, который верно указывает путь в грядущее. Именно в этом и заключается его подвиг.
«Наша страна, - сказал как-то его ближайший ученик о. Александр Борисов, - будет в большинстве своем гордиться, что в условиях советского режима, в условиях, когда все было направлено на то, чтобы не появились такие люди, как о. Александр Мень, и такие книги, какие он написал, что в этих условиях жил такой замечательный человек, который открывал нам Божью любовь. Через любовь, которую Бог дал его сердцу, он приводил и еще будет приводить тысячи и тысячи людей к истине, ко Христу, к добру и созиданию».
Также см.
Епископ Серафим Сигрист «Христос исцеляет мир через святых» (о почитании о. Александра как святого)
Л.И. Василенко «Посмертная травля отца Александра Меня»
Священник Георгий Чистяков «ЛАСТОЧКА, КОТОРАЯ ДЕЛАЕТ ВЕСНУ»
Священник Георгий Чистяков. Статья «Отец Александр Мень». Также см
Священник Георгий Чистяков на радио Свобода о Мене
Архимандрит Зинон (Теодор) «Когда Слово стало плотью»
В. Юликов " Из его рук" воспоминания-интервью: 1, 2, 3, 4, 5, 6
О.Степурко Воспонимания об А.Мене
Священник Георгий Чистяков
Отец Александр Мень
Лекция, прочитанная в Университете св. Фомы Аквинского, Миннесота (США) (февраль 2005 год)
Отец Александр Мень, о жизни и мученичестве которого я буду говорить сегодня, был убит 9 сентября 1990 года ранним утром в воскресенье, когда он вышел из дома, чтобы добраться до церкви, где он должен был служить воскресную литургию. Литургия так и не была отслужена. Топор убийцы лишил его жизни. Моя задача рассказать о том, кто был этот человек, который стал первым христианским мучеником в истории постсоветской России.
В советское время Церковь была задавлена властями и священники не осмеливались проповедовать Евангелие. Они служили литургию и молебны для старушек, которые приходили в храмы, и на этом их активность ограничивалась. Это была Церковь молчания, как сказал как-то Иоанн Павел II. Отец Александр Мень в отличие от своих собратьев проповеди говорил, к нему на службы приходили, а, вернее, приезжали на поезде, потому что он служил в деревне в 30 км от Москвы, молодежь, студенты университета, интеллектуалы. При этом он не только проповедовал во время службы, но организовывал встречи на квартирах, участники которых объединялись в молитвенные группы. Это был единственный приход в России, где прихожане не боялись друг друга, а знали друг друга и дружили.
Так, например, одна из его прихожанок скульптор Зоя Масленникова рассказывает: «В те времена, когда отец Александр служил в храмах, ни о какой работе с прихожанами кроме исповеди во время богослужения и исполнения церковных треб официально речи не могло быть. Все, что он делал, все его общение с верующими было не санкционировано». Ему приходилось встречаться с ними в лучшие времена в домике при церкви, в худшие времена это запрещалось, тогда он встречался со своими прихожанами на квартирах, разговаривал с ними по пути от церкви к дому, в электричке.
Это был не просто приход, но община, духовная семья, братство.
«Всю жизнь, - пишет об о. Александре Владимир Илюшенко, - власти светские и духовные преследовали его. Его свободомыслие было для них неприемлемо и подозрительно». «К свободе призваны вы, братья», - любил повторять о. Александр, цитируя апостола Павла. И с горечью продолжал: «Люди не хотят свободы. Причины разные, но это факт». «Я убежден, - говорил о. Александр в своем интервью, заготовленном на случай ареста, - что свобода должна вырастать из духовной глубины человека. Никакие внешние перемены не дадут ничего радикально нового, если люди не переживут свободу и уважение к чужим мнениям в собственном опыте».
В семидесятые годы часто бывало, что молодые люди, уверовав в Бога, уходили с работы, бросали науку или искусство (в общем, все, чем они занимались) и, устроившись на работу где-нибудь в качестве ночного сторожа, погружались в чисто ритуальную жизнь: чтение акафистов, паломничества, посты и так далее. Отца Александра такое православие не устраивало. Он считал необходимым, чтобы верующие люди работали в школах и в университете, в библиотеках и т.д. и занимались искусством, наукой, литературой. Уход от реальности казался ему очень опасным именно для верующего человека, который, действительно, должен быть «солью земли», как сам Иисус говорит об этом в Нагорной Проповеди.
Отец Александр не только проповедовал во время службы, но писал книги. Рукописи тайно благодаря сотруднице посольства Франции Асе Дуровой, русской католичке и монахине, переправлялись в Брюссель, где их превращало в книги и печатало маленькое католическое издательство «Жизнь с Богом» или Foyer Oriental Chretien. Его основательница и директор, ныне покойная Ирина Поснова, основала этот экуменический центр при поддержке кардинала Эжена Тиссерана сразу после окончания войны. Целью центра была помощь православной России и верующим православным людям в СССР.
Именно в этом издательстве был опубликован, разумеется, под псевдонимом, семитомник о. Александра «В поисках пути, истины и жизни». В этом труде о. Александр показывает, как в мировой истории, вернее, в истории философии и религии, действует Сам Бог, как Его присутствие мало-помалу и невероятно трудным путем, но всё вернее открывается человеку.
Последний 7-й том называется «Сын Человеческий». Это история Иисуса. Эта книга существует теперь на французском, итальянском, испанском и других языках. По-русски она издается огромными тиражами. Может быть, по той причине, что в России вчерашние атеисты ничего не знают о Христе? Джованни Гуайта, итальянский писатель и переводчик этой книги на итальянский, отвечает на вопрос, почему она имеет такой успех. Оказывается, и на Западе человек, казалось бы, психологически ничего общего с российским выходцем из советского времени не имеющий, тоже нуждается в о. Александре и в его слове.
Когда Джованни Гуайта решил перевести книгу «Сын Человеческий» на итальянский язык, один из французских друзей о. Александра сразу же заметил, что этого делать не нужно, потому что на Западе существует и без того огромное множество таких книг, где популярно и на высоком уровне излагалась бы жизнь Иисуса. И ошибся. Когда «Сын Человеческий» вышел (сначала на итальянском, а потом, в его же переводе, по-французски) оказалось, что книга прекрасно раскупается. Она оказалась востребованной не только в России, но и в других странах, вероятно, в силу того, что в этой книге есть нечто абсолютно уникальное. Что именно? Вероятно, «полное слияние с Тем, о Ком он говорил» - с Иисусом из Назарета. Эффект присутствия… Читатель этой книги - как тот, кто делает духовные упражнения по системе святого Игнатия (Лойолы) - переносится туда, где проповедует Иисус, становится свидетелем каждого Его шага и, как говорит святой Лука в начале своего Евангелия, autopthV, то есть «самовидцем» проповеди Иисуса.
С участием отца Александра в Бельгии была подготовлена так называемая Брюссельская Библия, в сущности, единственное комментированное издание Библии на русском языке, аналог Иерусалимской Библии. До сих пор ей пользуются и в семинариях Русской Православной Церкви и те, кто хочет глубже усвоить библейский текст.
Наступает эпоха перестройки. Конец 80-х годов. Почти ежедневно о. Александр читает лекции в залах различных клубов, в университете и других учебных заведениях, к нему приходит широкая известность. Молодежь потянулась к вере в Бога. В России часто говорят о православии как о традиционной вере русского народа, для многих православие - это русская вера, национальная религия. О. Александр же говорил о вере в Иисуса, о Евангелии, о новом рождении человека, которое он переживает, когда становится христианином. Теперь тексты этих лекций братом отца Александра превращены в книги и изданы. Продаются, имеют успех. И после его смерти люди приходят ко Христу благодаря его проповеди.
В начале перестройки вместе с несколькими прихожанами о. Александр приходит в Российскую детскую клиническую больницу. Он крестит детей, утешает матерей, собирает среди своих прихожан средства для того, чтобы поддержать больных и их семьи материально. Так рождается группа милосердия, из которой теперь выросла большая православная каритативная служба. Именно тогда определились три направления в жизни, созданной о. Александром общины: литургия, чтение Евангелие и молитва в малых группах и каритативная работа.
Нельзя не сказать об экуменизме о. Александра. Он всегда подчеркивал непреходящую ценность мирового религиозного опыта. «Есть опыт просто неопределенной мистики, - писал о. Александр, - есть опыт всех религий, в каждой есть своя ценность, всё это прекрасно, все руки, простертые к небу, - это чудесные руки, достойные человеческого звания, потому что это руки существа, образа и подобия Божьего, которые тянутся к своему Первообразу». Помню, как он заинтересовался, когда я рассказал ему об итальянской книге, в которой были собраны молитвы всех народов и всех религий. При этом он постоянно подчеркивал уникальность христианства. «Но Христос, - говорил он, - есть рука, протянутая вниз, как на древних иконах иногда изображается, - оттуда протянута нам рука».
Отец Александр Мень был убежденнейшим сторонником мира между христианами разных исповеданий, в котором видел conditio sine qua non для будущего христианства. О. Александр полностью бы поддержал участницу одного из христианских форумов в сегодняшнем интернете, которая недавно написала: «Хватит межрелигиозной борьбы. Не секрет, что из-за этих междоусобных “войн”, многие вообще не воспринимают христианство всерьез. Мол, сами там не могут разобраться, а еще другим проповедуют». При этом, когда в эфире московского радио кто-то из радиослушателей спросил «Можно ли называть Александра Меня экуменистом?», а ведущий сразу отозвался «Конечно, можно», французский писатель Ив Аман, автор лучшей биографии о. Александра, заметил: «Я не знаю, можно или нельзя, смотря по тому, что вкладывать в это слово, особенно сейчас. Но вообще отец Александр никогда не занимался экуменической деятельностью как таковой. Он не участвовал в экуменическом движении».
Действительно, в отличие от своего современника митрополита Никодима (Ротова), он, будучи рядовым священником, разумеется, не вел никаких переговоров с католическими иерархами, не бывал на приемах у Папы Римского и т.д., но при этом не менее митрополита был предан пути христианского единства. Он, как сказал во время диалога в радиоэфире Ив Аман, был «открыт другим конфессиям и признавал богатства, которые у них есть». Теперь (особенно представители православной молодежи) иногда утверждают, что экуменизм 60-70-х годов был продиктован чисто тактическими целями, поскольку в условиях атеистического государства, постоянного усиления антирелигиозной пропаганды и жестокой борьбы с религией поддержка ведущих стран Запада, в правительствах которых католики и протестанты лоббировали интересы православия в России, спасала Церковь от разгрома.
На самом деле, это не совсем так. Конечно, поддержка католиков и протестантов, Ватикана и Всемирного Совета Церквей была тогда для нас чрезвычайно важна, потому что советский режим был вынужден считаться с международным общественным мнением. Это прекрасно понимал такой великий человек, каким был митрополит Никодим и поэтому извлекал из этих отношений максимум пользы для православия в России и в других республиках бывшего СССР. С другой стороны, католики (например, брюссельский центр «Жизнь с Богом» и его руководители Ирина Поснова и о. Антоний Ильц) и протестанты, прежде всего, из США, помогали верующим в России просто и абсолютно бескорыстно как христиане.
Ведь именно они печатали для России религиозную литературу, которая затем в чемоданах дипломатов нелегально попадала на территорию СССР, готовили эти книги к печати, печатали в том числе и книги отца Александра, которые, разумеется, тогда не могли выйти в свет в России. Это была постоянная помощь и поддержка, которая ничем, кроме как их верой во Христа, не объяснялась. И тут необходимо заметить, что в шестидесятые-семидесятые годы мы все, верующие в России, как-то очень ясно ощущали, что близки друг другу не только по той причине, что против нас всегда борется один и тот же противник - КПСС и ее марксистская идеология, но и по причине несравненно более важной: они (коммунисты) борются против своих бесчисленных врагов в стране и за ее пределами, мы сражаемся за - за то, чтобы человек мог свободно верить в Бога и иметь возможность совершенствоваться в своей вере.
«Главное в экуменизме отца Александра, - пишет Андрей Еремин, - практический подход. В словах Христа “да будут все едино” (Ин. 17:21) батюшка видел призыв не к богословствованию, а к действию... Поэтому к любому позитивному начинанию христиан других конфессий он относился терпимо и с интересом» (с. 230). «Отец Александр, - говорит Андрей Еремин, - постоянно напоминал, что Христос пришёл учить нас не Filioque, а жизни с Богом, которая дается причастием к Рожденному, Воплощенному, Распятому и Воскресшему» (с. 205). То, что нас, христиан разных исповеданий, объединяет, неизмеримо больше того, что нас отделяет друг от друга, - постоянно подчеркивал о. Александр.
Однажды, говоря о том, почему в мире сегодня так много разных исповеданий, он заметил: «Противоречивость между различными христианскими исповеданиями - протестантами, католиками, православными - это не есть распад, разлом, а это есть лишь проявление частей целого, единого целого, до которого надо дойти - до глубины». На вопрос журналиста о том, как он в качестве православного относится к другим исповеданиям, отец Александр ответил: «Отношение мое сложилось не сразу. Но путем долгих размышлений, контактов и исследований я пришел к убеждению, что Церковь по существу едина и разделили христиан главным образом их ограниченность, узость, грехи. Этот печальный факт стал одной из главных причин кризисов в христианстве. Только на пути братского единения и уважения к многообразным формам церковной жизни можем мы надеяться вновь обрести силу, мир и благословение Божие». «Мы приходим к мысли о необходимости интегрального христианства, включающего всю гамму духовных путей и переживаний», - писал именно в эти годы о. Александр Мень. «Причины раскола, - утверждал он, - лежат вне чисто духовной сферы».
Не могу не сказать и о духовной генеалогии о. Александра. Маленьким мальчиком он стал православным в катакомбах 30-х годов, когда религия находилась под абсолютным запретом. Здесь он воспринял традиционное русское православие, но в то же время он был абсолютно современным человеком. О. Александр происходил из еврейской семьи. Может быть, отсюда его особенная любовь к Писанию, к Слову Божьему. Это существенно, так как для русской духовности в целом характерна ориентация на аскетику, на пост и молитву в ущерб чтению Писания.
Есть открытое христианство и есть закрытое. Открытое христианство базируется на ощущении невидимо, но реально присутствующего среди верующих в Него Воскресшего Иисуса. «Путь к открытому христианству лежит через сопричастность каждого Откровению Божественной любви, - пишет, излагая взгляды о. Александра, писатель Андрей Еремин, - когда исчезает открытость, свобода и возникает тяга к гарантированному обеспечению, пропадают вера и надежда. И человек уже идет не “по воде”, а “по асфальту”». В связи с этим А. Еремин вспоминает французского богослова о. П. Тиволье, который пишет: «Христианин не может засесть в своей вере, как в неприступной крепости. Отнюдь нет. Скорее, можно сказать, что он в лодке, которая качается от жизненных бурь - и может потонуть. Но направляет лодку Христос, Которому человек доверяет».
Закрытую же модель христианства характеризует стремление обладать истиной в готовом виде, а, следовательно, как пишет об этом Владимир Илюшенко в книге «Отец Александр Мень: жизнь и смерть во Христе», «обрядоверие, нетерпимость к инакомыслию, консервация отечественной старины». Она основывается на «традиционалистских ценностях, ксенофобии и шовинизме». Здесь Владимир Илюшенко излагает как раз те мысли, которые неоднократно высказывал о. Александр накануне своей гибели. Так, например, за несколько дней до смерти в интервью испанской журналистке Пилар Бонет среди прочего он сказал: «Ну, если называть зарождение русского фашизма не тревожным, то что тогда тревожно? Конечно! И его очень активно поддерживают очень многие в Церкви... Это, конечно, позор для нас, для верующих, потому что общество ожидало найти в нас какую-то поддержку, а поддержка получается для фашистов. Конечно, не все так ориентированы, но это немалый процент. Я не могу сказать какой, я этого не изучал. Но куда ни сунешься, с кем ни поговоришь: этот - монархист, этот - антисемит, этот - антиэкуменист и так далее».
Проблема закрытого христианства в 90-е годы волновала не одного о. Александра. Старейший православный богослов Франции Оливье Клеман, размышляя об этом, писал: «Нельзя изолироваться, превращаться в гетто. Нужно, чтобы из Православия исходила потрясающая мощь, мощь свободы и света. К сожалению, чаще всё глохнет в обрядности, обрядоверии». «Обрядоверием же - как очень точно говорится на официальном сайте Белгородской епархии Русской Православной Церкви - называется такое духовное состояние верующего человека, когда следование духу Евангелия отходит для него на второй план, а главными становятся какие-то обычаи, установления».
Как бы продолжая мысль Клемана, о. Александр в одной из своих лекций указал на то, что мощнейшие направленные против обрядоверия тексты можно найти не где-нибудь у современных богословов, таких как о. Александр Шмеман, а в Священном Писании. «Пророки выступали, - говорил о. Александр, - против тирании, несправедливости, угнетения, против религиозного формализма, против обрядоверия, против национального превозношения, шовинизма, против войн, против насилия. По этой причине мы можем сказать: прав был Петр Чаадаев, который писал, что учение пророков - это не что-то уже ушедшее в прошлое, которое дорого для нас потому, что пророки предсказывали явление Христа, но что это учение, имеющее полную актуальность и сегодня».
Для закрытого христианства в высшей степени характерен и магизм. Об этом замечательно говорил однажды митрополит Кирилл (Гундяев). «В день Крещения тысячи и тысячи людей идут за Святой водой. И часто приходят люди совершенно не верующие, чтобы взять Святую воду. И я спросил этих людей, а с каким чувством вы приходите в храм - зачем вы ее берете, Святую воду? Вы ее берете, надеясь, что Святая вода автоматически спасет вас от греха или от беды, или от болезни? Вот это и есть магическое отношение к Святыне. Я могу быть мерзавцем, могу делать все, что угодно, могу грабить, убивать, прелюбодействовать, обманывать, но выпил Святую воду - всё сработало. Вот это и есть магизм».
«Подход религии, - подчеркивает митрополит Кирилл, - в том, что человек - ответственный участник в деле своего спасения или в деле своей гибели. Магизм предполагает воздействие предметов, слов, чисел, которые действуют с непреодолимой силой и могут спасти или погубить человека. Вот в чем различие между магизмом и религией». «Магизм, - не уставал повторять о. Александр, - привносит в религию слепую, почти маниакальную веру во всесилие ритуалов и заклятий», именно поэтому магизм всегда ведет к обрядоверию. При этом важно понимать, что «в магизме скрыто присутствует та духовная тенденция, которая коренится в первородном грехе человечества: поставить себя в центре мироздания», - подчеркивает о. Александр. Поэтому не случайно с магизмом и проистекающим из него обрядоверием легко уживается национальный эгоцентризм, шовинизм и ксенофобия.
Закрытое христианство представляет собой, если вспомнить о знаменитой книге Анри Бергсона «Два источника морали и религии» - Бергсона, о котором о. Александр всегда говорил как о философе, без сомнения, оказавшем на него влияние - религию статического типа. Такая религия отличается существованием коллективных представлений, как правило, «озадачивающих индивидуальный разум», ведущей ролью ритуала и целой системой знаний и действий, которые предохраняли бы человека от воздействия на него зла. Типично для статической религии и наличие образа врага. Такая религия характерна для традиционалистских обществ. В отличие от нее динамическую религию (а, следовательно, и открытое христианство) характеризует живое мистическое чувство, порыв, что так характерен для ветхозаветных пророков, и любовь, которая, как говорит Бергсон, «для мистика составляет самую сущность Бога». Динамическая религия невозможна без личной вовлеченности верующего в живое богообщение, без его личного мистического опыта. Поэтому корпоративной закрытости статической религии здесь противопоставляется любовь, которая наполняет человека, ибо это, как говорит Бергсон, «уже не просто любовь одного человека к Богу, это любовь Бога ко всем людям». Здесь истина веры поверяется личным чувством верующего. Такова религиозность, провозглашенная в Новом Завете, такова свободная религиозность великих мистиков христианства, таких как св. Франциск Ассизский и св. Серафим Саровский. Статическая религия «привязывает индивида к обществу», динамическая - каждому открывает путь к небу и дает силы полюбить все человечество.
Но «можем ли мы, - спрашивал о. Александр, - сейчас, на пороге третьего тысячелетия... возвращаться к средневековому состоянию христианского мышления? Некоторые люди, особенно молодые, сегодня готовы к этому. Готовы по лености мысли, по невежеству». С ужасом говорил он о том, что «людям хочется несвободного христианства», что «люди тянутся именно к рабству». «Это страшно и встречается каждодневно, и мы с этим непрерывно сталкиваемся». Почему это имеет место? Откуда это стремление к несвободе, обрядоверию, зашоренности?
Очень хорошо (вероятно, именно так сказал бы и о. Александр) ответила на этот вопрос его ученица Валентина Кузнецова: «Сейчас даже отдельные священники читают Евангелие очень мало. Гораздо больше распространены акафисты, жития, апокрифы. Я не против этого, но все-таки это уже “переработанная пища”, которая по своим идеям и достоинствам значительно уступает Новому Завету. Отчасти это связано с тем, что Евангелие - это не книга для спокойного чтения на ночь. Если человек искренне верит, то Нагорная Проповедь или притчи будут его тревожить, ведь после них нельзя просто достать платочек и смахнуть слезинку, а нужно прилагать усилия для изменения собственной жизни. И вот то место, которое должно занимать Писание, оказывается заполненным другими текстами. Выход из этого только один - евангелизация, попытка сформировать вкус и интерес к Новому Завету». Об этом же говорит Владимир Илюшенко, замечая, что о. Александр понял, что «надо заново христианизировать тяжело больную страну, ибо выход России из духовного тупика возможен лишь на пути ее новой евангелизации».
В основе его религиозности лежало не просто чувство Бога и благоговение перед Ним, но Писание - Слово Божие, живое и действенное, то, что острее всякого меча обоюдоострого (4:12), как говорится в Послании к Евреям. В этом смысле о. Александр был похож на пророка, прежде всего, на Исайю, который никого ничему не учил, но зато доносил до сердец именно то, что говорит Бог - «ко амар Йахвэ», как любил он повторять на иврите.
Самое существенное заключается в том, чтобы человек понял, что такое живой контакт с Богом, который становится возможен, когда ты открываешь для себя Слово Божие, что такое предстояние перед Богом, что значат слова Библии о том, что Авраам ходил перед Богом. Поняв это, ты раз и навсегда будешь свободен от закрытости. «Познание Бога - не односторонний процесс, как познает человек природу, а это - встреча», - говорил о. Александр. Чтобы пережить эту встречу, считал отец Александр, нет необходимости быть каким-то особенным религиозным гением: «Для каждого человека существует возможность глубочайшей таинственной личной встречи с Высшей Реальностью».
Богословие «встречи», так хорошо разработанное митрополитом Антонием Блумом, знаменитым русским епископом, жившим в Лондоне и прославившимся своими трудами о молитве, было о. Александру, действительно, понятно и близко. Сам он встречался с митрополитом Антонием не много, но всегда радовался, когда узнавал, что во время очередного приезда митрополита в Москву кто-то из его прихожан был на его богослужении или на встрече, которые конспиративно устраивались на квартирах. Слова из церковного гимна «Христос - моя сила» одинаково характеризуют и митрополита Антония, и о. Александра.
Главное в христианстве, с точки зрения о. Александра, не традиции и не их сакрализация, не церковная старина и любование ею, но живое присутствие Воскресшего Иисуса. «Он остался, - говорил о. Александр незадолго до своей гибели, - величайший двигатель истории, сокровенно, глубоко остался в мире, “Я с вами во все дни до скончания века”. Он воскрес для того, чтобы присутствовать всюду в нашей жизни. И сегодня каждый может Его найти. Он не историческое лицо, о котором можно вспомнить, а можно забыть. Да, Он жил две тысячи лет назад. Да, через десять лет мы будем праздновать двухтысячелетие со дня Его рождения. Hо Он не просто был, а Он есть - в этом вся тайна христианства, разгадка его силы».
Отец Александр относился к числу людей, которые не боятся. Он не боялся ходить в больницы к тяжело больным и умирающим, хотя советским режимом это было строжайшим образом запрещено. Он не боялся проповедовать и говорить с незнакомыми людьми о вере (чего не делал почти никто из приходских священников). Более того, он не боялся говорить о вере с детьми, что вообще считалось уголовным преступлением. Он не боялся языка своей эпохи и, в отличие от практически всех своих собратьев, умел (подобно апостолу Павлу) говорить о Христе с «язычниками» на языке этих «язычников». О. Александр не боялся синтезировать опыт своих предшественников, очень разных и порою взаимоисключающих друг друга, и это получалось у него удивительно хорошо, ибо он делал это не на уровне человека, но на уровне любви Божьей.
Глубоко укорененный в традиции, знавший православие не по книгам, но выросший в катакомбах предвоенного времени, он весь был обращен в будущее. В его руках Библия становилась компасом, который верно указывает путь в грядущее. Именно в этом и заключается его подвиг.
«Наша страна, - сказал как-то его ближайший ученик о. Александр Борисов, - будет в большинстве своем гордиться, что в условиях советского режима, в условиях, когда все было направлено на то, чтобы не появились такие люди, как о. Александр Мень, и такие книги, какие он написал, что в этих условиях жил такой замечательный человек, который открывал нам Божью любовь. Через любовь, которую Бог дал его сердцу, он приводил и еще будет приводить тысячи и тысячи людей к истине, ко Христу, к добру и созиданию».
Также см.
Епископ Серафим Сигрист «Христос исцеляет мир через святых» (о почитании о. Александра как святого)
Л.И. Василенко «Посмертная травля отца Александра Меня»
Священник Георгий Чистяков «ЛАСТОЧКА, КОТОРАЯ ДЕЛАЕТ ВЕСНУ»
Священник Георгий Чистяков. Статья «Отец Александр Мень». Также см
Священник Георгий Чистяков на радио Свобода о Мене
Архимандрит Зинон (Теодор) «Когда Слово стало плотью»
В. Юликов " Из его рук" воспоминания-интервью: 1, 2, 3, 4, 5, 6
О.Степурко Воспонимания об А.Мене