Шутовской колпак
Оригинал взят у villlka в Шутовской колпак
говорят, она пришла из типографии - "Шутовской колпак".
написала я ее давно, просто никто не ожидал, что, пока я буду писать, везде появятся гомофобные законы и даже дойдет до их обсуждения на федеральном уровне. долгое время я была уверена, что книга поэтому никогда не выйдет. поэтому теперь особенно радуюсь.
"Шутовской колпак" для меня - это книга о театре, о творчестве и о свободе быть самим собой, чего бы это ни стоило. я писала ее на каком-то особенном драйве - и с ней связано множество совпадений. к примеру, когда я вышла на Лену Ремизову (Ильче) с просьбой нарисовать обложку и она стала читать рукопись, вдруг оказалось, что она по образованию - кукольник. мы начали говорить - о кукольном театре я могу часами :) - и выяснилось, что свою первую практику Лена проходила в том же театре, где я росла и где происходит все действие "Шутовского колпака". в тех же самых мастерских, ходила по тем же самым лестницам - только уже несколько лет спустя после того, как мои родители из того театра ушли. и тут я пожалела, что в самой книге не будет картинок :).
в общем, вот так. ниже - аннотация и небольшой отрывок из книги.
Шут - самая красивая и своеобразная кукла театра. Шут - тринадцатилетный Гришка, потому что он не такой, как другие. И Лёлик, гениальный и чудаковатый мастер, создающий уникальных, «живых» кукол - тоже Шут. Но самый главный шут это Сэм - лучший актер театра, из-за своей «нетрадиционной ориентации» живущий как на пороховой бочке. Сэм, которого уравновешенный Гришка и дерзкая Сашок - «театральные дети» - обожают с малолетства.
Но от нетерпимости и несправедливости не скроешься за театральным занавесом, и Сэм переезжает в толерантную Голландию, Лёлика отправляют на пенсию, а прекрасного Шута продают в частную коллекцию... Остаются дружба, верность, жизнь и вопросы, на которые Гришке предстоит ответить, прежде чем он поймет, кто же он на самом деле: что важнее - быть «нормальным» или быть самим собой? Стоит ли стараться соответствовать чему-то «правильному»? И главное, кто за нас имеет право решать, что - «правильно»?
"Раз-два-три, раз-два-три: кажется, что на сцене и
в зрительном зале зажигаются свечи, зажигают-
ся огни на елке и тихо-тихо начинает падать снег.
Снег в ритме вальса снежных хлопьев. Он взмета-
ется, он, кажется, метет по земле-сцене, он падает
и падает на головы притихших зрителей, а где-то
тонко поет невидимый хор. И пусть это просто
свет, пусть это Майка где-то на балконе колдует
так, что на сцене и в зрительном зале настоящий
снегопад, все равно эта метель совсем как в жиз-
ни. Пусть человек в черном плаще и цилиндре на
авансцене - папа, пусть где-то там готовится к вы-
ходу Сэм. Все равно этот снег взаправдашний - и
сказка взаправдашняя. Пусть там, на улице, еще
осень, а снега еще ждать и ждать.
В театре все не как в жизни - если чего-то силь-
но хочешь, оно обязательно происходит.
Пока идет спектакль, я помогаю Лёлику соби-
рать чемоданы. Я сам напросился - ведь когда что-
то делаешь, то не так грустно.
Можно пока не думать про то, как ты будешь
приходить в мастерские, а там только Филипп и
Мама Карло, и никакого Лёлика. Про то, будет ли
еще открываться Конфетный балаганчик, если
Лёлик больше не придет в театр. Будет ли Лёлик
делать своих кукол дома? И вообще - что он будет
делать?
Думать про то, что людей списывают - точно, списы-
вают, это тебе не показалось тогда - как кукол из старого
спектакля: если ты старый, как Лёлик, списывают, если
ты не такой, как все, если ты вроде Сэма.
Мы складываем в чемодан последние чертежи и
старые записные книжки, которым, кажется, уже
сто лет. Складываем старые фотографии борода-
тых марионеток со странными огромными глаза-
ми и швами на челюсти.
- Куклы из Брно, - говорит Лёлик, - их сделали
по чертежам девятнадцатого века. - Однажды они
играли спектакль в страшных казематах, в кото-
рых когда-то императоры держали преступников.
Зрители тогда сидели прямо на полу, а освещение
сделали как раньше - только свечи.
Лелик ни с кем не прощается - терпеть не могу
прощаться, говорит он, такая все это глупость -
и мы выходим из актерского подъезда: Сэм несет
обтрепанные чемоданы Лёлика, Сашок тащит ма-
ленькую коробку с деревяшками. Лёлик бодрится
и делает вид, что это все ничего - уйти из театра,
из которого он хотел только ногами вперед.
- Счастливо, Леонид Аркадьич, - говорит вах-
тер Альберт Ильич, на секунду оторвавшись от те-
левизора. - Счастливо, - кивает Лёлик, будто идет
только на полчасика, в магазин.
Мы выходим - и кажется, что попали в другой
мир и другое время.
В свете фонарей черное небо и черная улица пе-
стрит, кружится, вальсирует под невидимую музыку.
Елоховская церковь стала сумрачной картин-
кой, по которой пробегает рябь, снежная рябь.
И кажется, что где-то поет невидимый хор, как
в спектакле.
- Рановато, - вздохнул Сэм.
- Надо же, - сказал Лёлик.
А это просто первый снег идет. Бесшумно и гу-
сто.
Снег идет.
Он ложится на траву, еще не высохшую совсем,
не замороженную по-настоящему, на крыши ма-
шин, на нос Сашка - и тут же тает, такая Сашок
горячая. Белыми становятся черные дорожки,
будто кто-то решил враз их перекрасить, мелкая
снежная крупа превращается в лохматые хлопья
и падает, падает, укрывает все густым молочным
туманом, хрустящим, как лимонные вафли, и пах-
нущим льдом.
Первый снег.
Он идет раньше, чем обычно - чтобы тоже про-
водить Лёлика."
говорят, она пришла из типографии - "Шутовской колпак".
написала я ее давно, просто никто не ожидал, что, пока я буду писать, везде появятся гомофобные законы и даже дойдет до их обсуждения на федеральном уровне. долгое время я была уверена, что книга поэтому никогда не выйдет. поэтому теперь особенно радуюсь.
"Шутовской колпак" для меня - это книга о театре, о творчестве и о свободе быть самим собой, чего бы это ни стоило. я писала ее на каком-то особенном драйве - и с ней связано множество совпадений. к примеру, когда я вышла на Лену Ремизову (Ильче) с просьбой нарисовать обложку и она стала читать рукопись, вдруг оказалось, что она по образованию - кукольник. мы начали говорить - о кукольном театре я могу часами :) - и выяснилось, что свою первую практику Лена проходила в том же театре, где я росла и где происходит все действие "Шутовского колпака". в тех же самых мастерских, ходила по тем же самым лестницам - только уже несколько лет спустя после того, как мои родители из того театра ушли. и тут я пожалела, что в самой книге не будет картинок :).
в общем, вот так. ниже - аннотация и небольшой отрывок из книги.
Шут - самая красивая и своеобразная кукла театра. Шут - тринадцатилетный Гришка, потому что он не такой, как другие. И Лёлик, гениальный и чудаковатый мастер, создающий уникальных, «живых» кукол - тоже Шут. Но самый главный шут это Сэм - лучший актер театра, из-за своей «нетрадиционной ориентации» живущий как на пороховой бочке. Сэм, которого уравновешенный Гришка и дерзкая Сашок - «театральные дети» - обожают с малолетства.
Но от нетерпимости и несправедливости не скроешься за театральным занавесом, и Сэм переезжает в толерантную Голландию, Лёлика отправляют на пенсию, а прекрасного Шута продают в частную коллекцию... Остаются дружба, верность, жизнь и вопросы, на которые Гришке предстоит ответить, прежде чем он поймет, кто же он на самом деле: что важнее - быть «нормальным» или быть самим собой? Стоит ли стараться соответствовать чему-то «правильному»? И главное, кто за нас имеет право решать, что - «правильно»?
"Раз-два-три, раз-два-три: кажется, что на сцене и
в зрительном зале зажигаются свечи, зажигают-
ся огни на елке и тихо-тихо начинает падать снег.
Снег в ритме вальса снежных хлопьев. Он взмета-
ется, он, кажется, метет по земле-сцене, он падает
и падает на головы притихших зрителей, а где-то
тонко поет невидимый хор. И пусть это просто
свет, пусть это Майка где-то на балконе колдует
так, что на сцене и в зрительном зале настоящий
снегопад, все равно эта метель совсем как в жиз-
ни. Пусть человек в черном плаще и цилиндре на
авансцене - папа, пусть где-то там готовится к вы-
ходу Сэм. Все равно этот снег взаправдашний - и
сказка взаправдашняя. Пусть там, на улице, еще
осень, а снега еще ждать и ждать.
В театре все не как в жизни - если чего-то силь-
но хочешь, оно обязательно происходит.
Пока идет спектакль, я помогаю Лёлику соби-
рать чемоданы. Я сам напросился - ведь когда что-
то делаешь, то не так грустно.
Можно пока не думать про то, как ты будешь
приходить в мастерские, а там только Филипп и
Мама Карло, и никакого Лёлика. Про то, будет ли
еще открываться Конфетный балаганчик, если
Лёлик больше не придет в театр. Будет ли Лёлик
делать своих кукол дома? И вообще - что он будет
делать?
Думать про то, что людей списывают - точно, списы-
вают, это тебе не показалось тогда - как кукол из старого
спектакля: если ты старый, как Лёлик, списывают, если
ты не такой, как все, если ты вроде Сэма.
Мы складываем в чемодан последние чертежи и
старые записные книжки, которым, кажется, уже
сто лет. Складываем старые фотографии борода-
тых марионеток со странными огромными глаза-
ми и швами на челюсти.
- Куклы из Брно, - говорит Лёлик, - их сделали
по чертежам девятнадцатого века. - Однажды они
играли спектакль в страшных казематах, в кото-
рых когда-то императоры держали преступников.
Зрители тогда сидели прямо на полу, а освещение
сделали как раньше - только свечи.
Лелик ни с кем не прощается - терпеть не могу
прощаться, говорит он, такая все это глупость -
и мы выходим из актерского подъезда: Сэм несет
обтрепанные чемоданы Лёлика, Сашок тащит ма-
ленькую коробку с деревяшками. Лёлик бодрится
и делает вид, что это все ничего - уйти из театра,
из которого он хотел только ногами вперед.
- Счастливо, Леонид Аркадьич, - говорит вах-
тер Альберт Ильич, на секунду оторвавшись от те-
левизора. - Счастливо, - кивает Лёлик, будто идет
только на полчасика, в магазин.
Мы выходим - и кажется, что попали в другой
мир и другое время.
В свете фонарей черное небо и черная улица пе-
стрит, кружится, вальсирует под невидимую музыку.
Елоховская церковь стала сумрачной картин-
кой, по которой пробегает рябь, снежная рябь.
И кажется, что где-то поет невидимый хор, как
в спектакле.
- Рановато, - вздохнул Сэм.
- Надо же, - сказал Лёлик.
А это просто первый снег идет. Бесшумно и гу-
сто.
Снег идет.
Он ложится на траву, еще не высохшую совсем,
не замороженную по-настоящему, на крыши ма-
шин, на нос Сашка - и тут же тает, такая Сашок
горячая. Белыми становятся черные дорожки,
будто кто-то решил враз их перекрасить, мелкая
снежная крупа превращается в лохматые хлопья
и падает, падает, укрывает все густым молочным
туманом, хрустящим, как лимонные вафли, и пах-
нущим льдом.
Первый снег.
Он идет раньше, чем обычно - чтобы тоже про-
водить Лёлика."