Тареева об узниках 6 мая
tareeva в На злобу дня
"на Болотной площади прошел митинг в поддержку политзаключенных. Митинг проходил почти под моими окнами, в нем участвовали много моих друзей и знакомых. Обычно, после митинга все заходят ко мне и, поедая специально сваренный мною к этому случаю суп, рассказывают мне о митинге и показывают все в лицах. Но в этот раз был будний день, и митинг поздно кончился, все устали, а завтра рано вставать, так что никто ко мне не пришел. Кое-кто зашел перед митингом, а кое-кто после митинга постоял перед моими окнами и помахал рукой. Но я не о митинге.
Политзаключенных ужасно жалко. Особенно тех, которых взяли в связи с беспорядками 6 мая 2012 года. С ними обращаются как-то особенно жестоко. Говорят, история вершится в первый раз как трагедия, а во второй раз как фарс. Конечно, по сравнению со сталинскими процессами процесс, который готовит нынешняя власть, можно восприниматься как фарс. Тогда людей обвиняли в шпионаже, диверсиях, в попытках покушений на Сталина, а теперь всего лишь в уличных беспорядках. Но от этого фарса мне почему-то не смешно, а тем, кто попал в жернова - и подавно не смешно. То, что власть, желая обезопасить себя, пытается подавить протест в зародыше, и, может быть, несколько превышает необходимые меры самообороны, неудивительно и даже логично. Но есть в этих репрессиях что-то дополнительное, какая-то особенность. Проявляется немотивированная жестокость, чувствуется как бы чья-то личная злоба, проявление личной мстительности, и что-то даже чудится садистское. Словом, чувствуется характер, личный почерк вдохновителя и организатора всех этих репрессий.
В первые годы своего правления он не скрывал своего пиетета к Сталину, провозгласил тост за него, теперь он свое отношение скрывает, потому что ни в коем случае не хочет ассоциаций с теми репрессиями, которые осуждены во всем мире и у нас. Тем не менее, сравнения напрашиваются.
Жалко очень ребят, мне их просто физически жалко. Как подумаю о них - а думается все время, - так прямо накрывает волна жалости, боли и воспоминаний.
Вот хоть история с Развозжаевым. К нему пыток не применяли <наивная Энгелина Борисовна! В международном праве не только это, но и гораздо более "мягкие" вещи называются пытками - tapirr>, просто связали руки и ноги, руки привязали к ногам, и так, в скрюченном положении, продержали двое суток. Без еды и питья, ну это еще можно выдержать, и в туалет не водили. Если человек пробыл двое суток в своих испражнениях, моче и дерьме, то от собственного достоинства у него на тот момент мало что осталось. Больше унизить человека невозможно. Неудивительно, что он подписал какие-то признания, но удивительно, что, как только появилась возможность, он нашел в себе силы крикнуть «Меня похитили и пытали». Крикнуть после того, через что он прошел, и, находясь в руках палачей, на это не всякий был бы способен. И сейчас его дожимают. Мне кажется, его жизнь в опасности. И могут еще придумать что-нибудь такое, чего мы себе даже не представляем, и что заставит его подписать то, что от него потребуют. В сталинских процессах люди с героическим прошлым признавались в том, чего не совершали. И для меня совершенно не имеет значения, были ли шапки или шапок не было. Если даже были, то это очень русская история о разбойнике, который стал праведником, и даже получил дар исцелять. Таких историй очень много в русском фольклоре.
И очень жалко мне Кавказского, я с ним знакома, он одно время был в Яблоке. На собраниях иногда нес чушь, и Сергей Митрохин на него сердился, а я слушала эту чушь с удовольствием и интересом, думала, что непременно надо познакомиться с ним поближе и подружиться. Вот не получилось. За недели, проведенные в камере, он поправился на 25 килограмм. Оказывается, у него какое-то сложное системное заболевание, ему необходим особый режим и особое питание. А увеличение веса говорит о том, что он на прямом пути к гибели. Его мать в отчаянии. И один из заключенных слепнет, ему грозит полная слепота без срочной медицинской помощи, однако помощь не оказывается.
Вообще удивляет уровень безжалостности. История с Магнитским не только не воспринята как урок того, чего нельзя делать, а напротив, используется как положительный пример. А мы на все это смотрим с ощущением полной своей беспомощности, и практически ничего не пытаемся предпринимать. Протестует только подавляющее меньшинство.
Между сегодняшним лидером и Сталиным есть еще кое-что общее. Сталин не мог допустить, чтобы наш народ получал помощь из-за рубежа, ему казалось, что если советский человек съест банку американской тушенки, то тотчас Сталина разлюбит, а полюбит тех, кто его накормил. Во время войны еще приходилось с этим мириться, солдат надо было чем-то кормить, а после войны Сталин категорически отказался от всякой зарубежной помощи. Его отказ народу дорого обошелся, многие заплатили за него здоровьем, а кое-кто и жизнью. Два послевоенных года были очень тяжёлыми, не легче, чем военные годы - голод и мор.
Преследования, которым подвергаются НКО, напоминают эту ситуацию. Что такое иностранный агент? Нельзя быть иностранным агентом вообще, можно быть агентом иностранной разведки или агентом иностранной страховой компании, предлагающей страховку нашим гражданам, или агентом иностранной фирмы, продвигающей товары этой фирмы на наш рынок, и, таким образом, составляющей конкуренцию нашим производителям. Именно их называют иностранными агентами в США. Но у нас иностранными агентами называют организации, которые работают на пользу нашего общества, социологические службы, правозащитников и даже экологические и просто благотворительные организации.
Сегодня мы - свидетели преступлений. Свидетели или сообщники? Где та грань, перед которой ты еще свидетель и за которой ты уже сообщник? Этот вопрос мучил в сталинское время, и вот он вернулся. Но в сталинское время малейшая попытка сопротивления означала самоубийство и к тому же была совершенна бесполезна. Теперь это не так, пока не так.
Вот придумают способ обходиться без нефти и газа, а, следовательно, и без России, а рано или поздно его придумают, даже скорее рано, чем поздно, и тогда от нас все окончательно отвернутся. Совсем за людей считать не будут. Собственно, и сейчас, наверное, уже не считают, но не показывают этого из чувства самосохранения. Вот такое нас ждет будущее. Вот такие дела, дорогие френды."
"на Болотной площади прошел митинг в поддержку политзаключенных. Митинг проходил почти под моими окнами, в нем участвовали много моих друзей и знакомых. Обычно, после митинга все заходят ко мне и, поедая специально сваренный мною к этому случаю суп, рассказывают мне о митинге и показывают все в лицах. Но в этот раз был будний день, и митинг поздно кончился, все устали, а завтра рано вставать, так что никто ко мне не пришел. Кое-кто зашел перед митингом, а кое-кто после митинга постоял перед моими окнами и помахал рукой. Но я не о митинге.
Политзаключенных ужасно жалко. Особенно тех, которых взяли в связи с беспорядками 6 мая 2012 года. С ними обращаются как-то особенно жестоко. Говорят, история вершится в первый раз как трагедия, а во второй раз как фарс. Конечно, по сравнению со сталинскими процессами процесс, который готовит нынешняя власть, можно восприниматься как фарс. Тогда людей обвиняли в шпионаже, диверсиях, в попытках покушений на Сталина, а теперь всего лишь в уличных беспорядках. Но от этого фарса мне почему-то не смешно, а тем, кто попал в жернова - и подавно не смешно. То, что власть, желая обезопасить себя, пытается подавить протест в зародыше, и, может быть, несколько превышает необходимые меры самообороны, неудивительно и даже логично. Но есть в этих репрессиях что-то дополнительное, какая-то особенность. Проявляется немотивированная жестокость, чувствуется как бы чья-то личная злоба, проявление личной мстительности, и что-то даже чудится садистское. Словом, чувствуется характер, личный почерк вдохновителя и организатора всех этих репрессий.
В первые годы своего правления он не скрывал своего пиетета к Сталину, провозгласил тост за него, теперь он свое отношение скрывает, потому что ни в коем случае не хочет ассоциаций с теми репрессиями, которые осуждены во всем мире и у нас. Тем не менее, сравнения напрашиваются.
Жалко очень ребят, мне их просто физически жалко. Как подумаю о них - а думается все время, - так прямо накрывает волна жалости, боли и воспоминаний.
Вот хоть история с Развозжаевым. К нему пыток не применяли <наивная Энгелина Борисовна! В международном праве не только это, но и гораздо более "мягкие" вещи называются пытками - tapirr>, просто связали руки и ноги, руки привязали к ногам, и так, в скрюченном положении, продержали двое суток. Без еды и питья, ну это еще можно выдержать, и в туалет не водили. Если человек пробыл двое суток в своих испражнениях, моче и дерьме, то от собственного достоинства у него на тот момент мало что осталось. Больше унизить человека невозможно. Неудивительно, что он подписал какие-то признания, но удивительно, что, как только появилась возможность, он нашел в себе силы крикнуть «Меня похитили и пытали». Крикнуть после того, через что он прошел, и, находясь в руках палачей, на это не всякий был бы способен. И сейчас его дожимают. Мне кажется, его жизнь в опасности. И могут еще придумать что-нибудь такое, чего мы себе даже не представляем, и что заставит его подписать то, что от него потребуют. В сталинских процессах люди с героическим прошлым признавались в том, чего не совершали. И для меня совершенно не имеет значения, были ли шапки или шапок не было. Если даже были, то это очень русская история о разбойнике, который стал праведником, и даже получил дар исцелять. Таких историй очень много в русском фольклоре.
И очень жалко мне Кавказского, я с ним знакома, он одно время был в Яблоке. На собраниях иногда нес чушь, и Сергей Митрохин на него сердился, а я слушала эту чушь с удовольствием и интересом, думала, что непременно надо познакомиться с ним поближе и подружиться. Вот не получилось. За недели, проведенные в камере, он поправился на 25 килограмм. Оказывается, у него какое-то сложное системное заболевание, ему необходим особый режим и особое питание. А увеличение веса говорит о том, что он на прямом пути к гибели. Его мать в отчаянии. И один из заключенных слепнет, ему грозит полная слепота без срочной медицинской помощи, однако помощь не оказывается.
Вообще удивляет уровень безжалостности. История с Магнитским не только не воспринята как урок того, чего нельзя делать, а напротив, используется как положительный пример. А мы на все это смотрим с ощущением полной своей беспомощности, и практически ничего не пытаемся предпринимать. Протестует только подавляющее меньшинство.
Между сегодняшним лидером и Сталиным есть еще кое-что общее. Сталин не мог допустить, чтобы наш народ получал помощь из-за рубежа, ему казалось, что если советский человек съест банку американской тушенки, то тотчас Сталина разлюбит, а полюбит тех, кто его накормил. Во время войны еще приходилось с этим мириться, солдат надо было чем-то кормить, а после войны Сталин категорически отказался от всякой зарубежной помощи. Его отказ народу дорого обошелся, многие заплатили за него здоровьем, а кое-кто и жизнью. Два послевоенных года были очень тяжёлыми, не легче, чем военные годы - голод и мор.
Преследования, которым подвергаются НКО, напоминают эту ситуацию. Что такое иностранный агент? Нельзя быть иностранным агентом вообще, можно быть агентом иностранной разведки или агентом иностранной страховой компании, предлагающей страховку нашим гражданам, или агентом иностранной фирмы, продвигающей товары этой фирмы на наш рынок, и, таким образом, составляющей конкуренцию нашим производителям. Именно их называют иностранными агентами в США. Но у нас иностранными агентами называют организации, которые работают на пользу нашего общества, социологические службы, правозащитников и даже экологические и просто благотворительные организации.
Сегодня мы - свидетели преступлений. Свидетели или сообщники? Где та грань, перед которой ты еще свидетель и за которой ты уже сообщник? Этот вопрос мучил в сталинское время, и вот он вернулся. Но в сталинское время малейшая попытка сопротивления означала самоубийство и к тому же была совершенна бесполезна. Теперь это не так, пока не так.
Вот придумают способ обходиться без нефти и газа, а, следовательно, и без России, а рано или поздно его придумают, даже скорее рано, чем поздно, и тогда от нас все окончательно отвернутся. Совсем за людей считать не будут. Собственно, и сейчас, наверное, уже не считают, но не показывают этого из чувства самосохранения. Вот такое нас ждет будущее. Вот такие дела, дорогие френды."