Церковь и пол. Козырев

[tapirr]

Эрик Гилл

Я даю несколько цитат, что быв заинтересовать вас, и что бы Вы перешли по ссылке, и прочли материал полностью.

Церковь и пол. Размышление первое: о семье и Церкви
Козырев Федор Николаевич

От редакции
Процессы, происходящие последние полвека в области пола, все более и более потрясают основания нашей цивилизации. Сегодня человек сталкивается уже не только с проявлениями "свободной любви", но и с возможностью изменить свой соб­ственной пол, он оказывается в соприкосновении с нетрадици­онными формами брака, к тому же подчас признаваемыми государством. В то же время семья традиционная как при­вычная и наиболее приемлемая форма отношений между муж­чиной и женщиной для многих теряет свою привлекательность. Осмысление причин происходящего, в том числе и обусловлен­ных нашей христианской историей, становится одной из актуальнейших проблем современности.

Религиозный аспект проблемы пола и рассматривается в новой книге Федора Николаевича Козырева. В книге "Церковь и пол", как и прежде, Козырев касается вопро­сов, жизненно важных для человека, стремящегося сознательно выстраивать свои отношения с миром и Богом.

Еще в древнем Китае считалось, что без благополучной и здоровой половой жизни не может быть ни личного счастья, ни здоровья, ни долголетия, ни хорошего потомства, ни духовного благополучия, ни даже социального спокойствия в семье и в обществе. Более того, возраст человека отсчитывался не с момента рождения, а с момента зачатия, поэтому в самом человеческом семени "с телесностью слита воедино духовность" ("Китайский эрос"). Эти представления близки В. В. Розанову одному из самых ярких мыслителей Серебряного века, идеи ко­торого, однако, до сих пор осмыслены крайне поверхностно.

Перед воротами Эдема
Две розы пышно расцвели,
Но роза - страстности эмблема,
А страстность - детище земли.
Одна так нежно розовеет,
Как дева, милым смущена,
Другая, пурпурная, рдеет,
Огнем любви обожжена.
А обе на Пороге Знанья...
Ужель Всевышний так судил
И тайну страстного сгоранья
К небесным тайнам приобщил?! -

написал в 1912 году Николай Гумилев. В этих строках чув­ствуется тот же розановский пафос обожествления пола, придания ему надлежащего эсхатологического статуса. Воп­рос стоит остро: что такое физиологические отношения по­лов - грех или добродетель? Исследованию и развитию мыслей Розанова, в основном, и посвящена предлагаемая читателю книга. Но если Розанов в какой-то момент, в силу исключительной эмоциональности своего отношения к истине, ради оправдания пола готов был отказаться от христианства, то Козырев по­казывает возможность положительного решения вопроса в рам­ках христианской этики.

Вопросы пола, без сомнения, заходят в плоскость и обще­ственной морали, и космической эволюции. Но вместе с тем они остаются вопросами очень личными, исключающими, как правило, возможность переубеждения доводами логики. И все же прав Ф. Н. Козырев, утверждая, что отношение к полу, по существу, обнаруживает отношение к бытию, к реальному земному существованию человека. Две стихии борются здесь - утверждения и отрицания жизни. Христианский мир не может быть безразличным к выбору между ними.

Размышление первое: О СЕМЬЕ И ЦЕРКВИ

Человеческий дух есть образ Высочайшего Эроса.
Святитель Григорий Палама

Отношение к семье и браку разделяет христиан ничуть не меньше, чем вопрос о папской власти, почитании святых или значимости апостольского правопреемства. Особенность этого разделения в том, что оно не устраняется церковным расколом. Евангельское откровение о браке, подобно тому мечу, о котором писал апостол, проникает "до разделения души и духа, составов и мозгов" (Евр.4.12) в тело Церкви и вырезает в нем более глубокий след, чем догмат и каноническое право. Может быть, причина этого в том, что разномыслие в данном случае заведомо слишком велико, чтобы искать объединительных формул, а может быть, Церковь до сих пор не пыталась их искать. Парадоксальным образом при всей своей богословской значимости этот вопрос, самый близкий и необходимый для каждого без исключения человека, оказался одним из наименее исследованных в двухтысячелетней хрис­тианской истории, по крайней мере, гораздо менее исследованным, чем вопросы, касающиеся бытия Бога или связи божественной и человеческой природ. Это вопрос о родовой жизни - о связи человека с человеческим родом.

Антиномии, на которых стоит христианское богосло­вие, хороши до той поры, пока они не затрагивают практи­ческой жизни. Можно наводить сколь угодно изысканные логические мосты между Христовой заповедью ненависти к домашним (Лк.14) и Павловым призывом к заботе о них (1Тим.5.8), но выбор богатого юноши (Мф.19.16-23), по­ставленный перед каждым христианином, не терпит комп­ромиссов и простирается куда дальше, чем вопрос об отно­шении к собственности. По сути дела, здесь Евангелие поднимает вопрос не только о том, как спастись, но и что такое спасение.

***

Семья всегда остается последней цитаделью свободы и достоинства личности в обществе всепроникающего идеоло­гического контроля. "Принуждению противостоит не свобо­да, а привязанность", - говорил Мартин Бубер. Недаром во всех утопиях и антиутопиях от Платона до Оруэлла орудием радикальных преобразований общества выступала отмена или коренная ломка устоев семьи. Не только чувство хозяина, воспитываемое в семье, но сами брачные отношения наносят непоправимый удар по культу государственной власти. Оруэлл в своей страшной антиутопии "1984" подробно показал, какое психологическое противоядие тоталитарной идеологии представляет собой даже внебрачная половая любовь. Устами своей героини он высказал догадку о том, что культ государственной власти, составляющий центральную точку паутины зла, может существовать вообще только на основе насильственного безбрачия: "Если ты сам по себе счастлив, зачем тебе возбуждаться из-за Старшего Брата, трехлетних планов, двухминуток ненависти и прочей гнусной ахинеи?" Насчет сроков Оруэлл почти не ошибся. Примерно в описываемое им время - не в Англии, так в Кампучии -теория массовой сублимации половой энергии в трудовую была удачно опробована на деле.

Когда государство начинает наступать на семью, зада­чей религии, обслуживающей его интересы, становится оттеснение семьи на второй план иерархии ценностей. Если брака нет на небе, его легче разрушить на земле. Евангелие, в силу антиномичности и многоплановости его откровений, предоставляет широчайшие возможности для злоупотребле­ний подобного рода. "В воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божий на небесах" (Мф.22.30). Собственно говоря, что еще нужно, чтобы отменить семью, если принять, что Царство Небесное можно построить здесь, на земле?

По Эриху Фромму, много и плодотворно занимавше­муся проблемами религии и пола, трагедия всех великих религий заключается в том, что "становясь массовыми орга­низациями, управляемыми религиозной бюрократией", они "заботятся о своем собственном выживании и поддержа­нии власти своих вождей и эксплуатируют внутреннее моральное чувство своих членов, направляя его против чужеземцев" (99, с.199).

***

О том, насколько прочно сидит в греческом монаше­стве традиция гнушения браком и телесным аспектом люб­ви, свидетельствует, наверное, ярче всего недавно появивше­еся эссе о любви "Вариации на тему "Песни Песней", написанное самым известным из открытых современности, прогрессивных богословов Греции Христосом Яннарасом (110). Для Яннараса брак и любовь "суть две противоборству­ющие данности". Подобно русскому митрополиту Иллариону, строившему свое Слово на противопоставлении Закона и Благодати, современный греческий богослов строит свое на противопоставлении любви, которая есть "пути жизни", и брака, который есть "путь естества" (ПО, гл.6). Он идет гораздо далее житейского цинического определения брака как "могилы любви", он разводит брак и любовь в разные концы на пути человека к спасению: "Любовь есть изумление от жизни, брак же - узаконивание необходимости.... То, что спорадически предлагает брак, не является предпосылкой любви - если вообще не исключает ее.... Пример пути жизни... воплощен в лице Христа. Человеку, чтобы следовать этому примеру, нужно разрушить узы своей зависимости от пути естества: узы родства, узы застрахованности, которыми связывают юридические рамки брака" (там же). На пути следования за Христом, согласно Яннарасу, "не может быть компромисса с самобронирующимся естеством, психологическим самоутверждением индивидуума в юридических рамках брачных уз" (там же). Ценность брака ограничивается для него, как и для свящ. Александра Захаро­ва, областью земного и преходящего. Все, что он может дать -это "чувство крыши над головой, уверенность в том, что Другой будет спутником, общую пищу, взаимное наслажде­ние". В перспективе же вечности он представляет собой лишь великий обман - "фиктивное увековечение "Я" в лице детей". И, конечно, любовь, противостоящая браку, есть любовь платоническая, лишенная родовой тяги к соитию: "Мы отличаем любовь от жажды тела. Любовное изумление всегда есть трепет души, и опьянение взаимностью приносит неожиданное очищение от всякого телесного требования. Маниакальные звери удовольствий внезапно усмиряются с первым кивком любви" (там же, гл.9).

***

Но подлинно ли возможно в Церкви другое отношение к семье? Не прав ли Розанов в своем пессимистическом диагнозе историческому христианству?..

"Везде от семьи остались "поскребыши", хлам: сердцевина была выедена. Сердцевина величия, сердцевина яркого признания, сердцевина верности и доблестей. Точно вокруг семьи, это­го "райского дерева", этого "дерева жизни", походил боль­ной, калека; и заразил ее калечеством своим, "убогим ви­дом"" (68, с.18)...

Сто лет, отделяющие нас от цитирован­ных строк, принесли с собой не только подтверждения худших его опасений о непоколебимости сил, враждующих с семьей и браком,[7] но и отрадные опровержения.

Двадцатый век подарил нам немало духовных писателей, пастырей и богословов, позаботившихся о том, чтобы представление о семье как малой Церкви, о брачном соитии как таинстве, подобном Евхаристии, - представление, на самом деле, глубоко укорененное не только в библейской, но и в раннехристианской традиции - медленно, но верно стало возвращаться в сознание верующих.

Мы уже что-то цитировали, процитируем еще.

"Когда мы использовали слово таинство применительно к христианскому событию супружества, это означало - как теперь становится ясно, - что мы возложили на любовь между двумя созданиями <...> слишком славное и слишком большое наследство: все таинственное строенье творения и искупления. Это настолько верно, что семья оказывается единственной христианской реальностью, к которой с полным правом можно применить то название, которое охватывает собой огромную общность народов и поколений, объединившись вокруг Христа. Это название - Церковь", - пишет Антонио Сикари (76, с.59).

В его книге зазвучал вдруг язык, на котором Церковь, на самом деле, должна была бы всегда говорить об этом предмете, и если бы говорила, то, возможно, мы имели бы сегодня совсем другую, менее мучительную историю. Там наконец говорится о том, что брак глубоко родственен Евхаристии, "поскольку он тоже - таинство телесной любви, которой обмениваются супруги во имя Господа Иисуса" (с.63). Там, наконец, в качестве идеала супружеской жизни преподносится не воздержание от половой жизни "для упражнения в посте и молитве", и, добавим, для скорейшего ее угасания, а "такая жизнь, при которой супруги умеют приносить в дар друг другу, так сказать, материю своих тел, такую материю, в которой чудесным образом претворяется вся личность" (с.64).

**

Полностью эту статью читать здесь:

http://kiev-orthodox.org/site/family/1340/

**

Материалы на эту тему:

"Секс и Библия" здесь,   здесь и здесь