земляное
Вообще я рада, что начала писать детские стихи. Они годятся уболтать ребенка, который собирается изгадить грядущее каким-нибудь скандалом. А раньше, стоило Максону скукситься, я обеспокоенно начинала выкрикивать:
Как дед бабку
Посадил в грядку!
Поливал ее водой
Чтобы стала молодой!
Моя голова полна частушек, родиной которых является станция Лев Толстой, где мой прадед Николай Кулаков трудился урядником.
Бабушка Мария Николаевна вскармливала меня черноземным фольклором вперемешку с проповедями адвентистов Седьмого дня, но выкрикиваю я почему-то похабщину. Из проповедей следовало, что у меня нет перспектив, но деталей память не сохранила.
Мой сборник частушек и песен 20-х гг. - больше ста штук - был отвергнут нашим институтским преподавателем по устному народному творчеству как недостаточно научная работа.
Тогда я принесла ему исследование "Название половых органов в речи детей старшего дошкольного возраста", принятое с восторгом и немедленным зачетом. Результат, я считаю, прекрасный - при том, что все названия половых органов я была вынуждена придумать сама. Как показала история, это был пик моей научной карьеры.
А школьную тетрадку с бабушкиными частушками я привезла в Ванкувер. 94-й год. Круглый подобострастный почерк прогульщицы. Тогда я еще не разучилась писать, эх. Но не перечитываю: а) грустно; б) я и так все помню (видимо, в старости буду фонтанировать).
Старухе - сто лет,
Старику - двести,
Старик лестницу несет
На нее лезти.
Я свою соперницу
Сволоку на мельницу,
Измелю ее в муку
И лепешек напеку.
На горе-горушке
Дрались побирушки,
Мужик бабу за виски:
Ты отдай мои куски.
Ах, Вася-Васёк!
Мое сердце засёк,
Засёк-зарубил,
Сам другую полюбил.
Я любила-любила
Вышитые грудина,
А теперя - какова! -
С кочетами рукава.
Сидит Ленин на лугу,
Гложет конскую ногу.
Ах, какая гадина -
Конская говядина.
Во я чернозем, хоть свеклу сахарную в меня сажай.
Как дед бабку
Посадил в грядку!
Поливал ее водой
Чтобы стала молодой!
Моя голова полна частушек, родиной которых является станция Лев Толстой, где мой прадед Николай Кулаков трудился урядником.
Бабушка Мария Николаевна вскармливала меня черноземным фольклором вперемешку с проповедями адвентистов Седьмого дня, но выкрикиваю я почему-то похабщину. Из проповедей следовало, что у меня нет перспектив, но деталей память не сохранила.
Мой сборник частушек и песен 20-х гг. - больше ста штук - был отвергнут нашим институтским преподавателем по устному народному творчеству как недостаточно научная работа.
Тогда я принесла ему исследование "Название половых органов в речи детей старшего дошкольного возраста", принятое с восторгом и немедленным зачетом. Результат, я считаю, прекрасный - при том, что все названия половых органов я была вынуждена придумать сама. Как показала история, это был пик моей научной карьеры.
А школьную тетрадку с бабушкиными частушками я привезла в Ванкувер. 94-й год. Круглый подобострастный почерк прогульщицы. Тогда я еще не разучилась писать, эх. Но не перечитываю: а) грустно; б) я и так все помню (видимо, в старости буду фонтанировать).
Старухе - сто лет,
Старику - двести,
Старик лестницу несет
На нее лезти.
Я свою соперницу
Сволоку на мельницу,
Измелю ее в муку
И лепешек напеку.
На горе-горушке
Дрались побирушки,
Мужик бабу за виски:
Ты отдай мои куски.
Ах, Вася-Васёк!
Мое сердце засёк,
Засёк-зарубил,
Сам другую полюбил.
Я любила-любила
Вышитые грудина,
А теперя - какова! -
С кочетами рукава.
Сидит Ленин на лугу,
Гложет конскую ногу.
Ах, какая гадина -
Конская говядина.
Во я чернозем, хоть свеклу сахарную в меня сажай.