Стою на краю и пою
Заканчивается моё ежеутреннее объедание белой шелковицей, наступает жара, приплывают медузы, но пока радуемся и машем.
На море волшебно. Можно многое простить в этой жизни за обыкновенную радость теплого моря, видеть как дети радуются, плещутся, строят замки. Я зарываю ноги по шиколотку в теплый песок и смотрю как приходят и уходят волны. А потом закат, конечно, и поедание мороженого.
Вокруг много прекрасных мелочей. Движения души близких и совсем незнакомых людей, я составляю из них пеструю мозаику, красивую.
На следующей неделе пойду смотреть Хармса на иврите. На иврите Хармса, возможно всё.
Как и то, что моя Машка сейчас среди льдин, говорит, что там медведей больше, чем людей.
А ещё я сегодня видела, как в меня уже ехала на всей скорости машина, поперек движению, чуть не зацепила мне хвост машины. Визг тормозов, всё движение остановилось - за мной, я же проехала дальше, подумав, что на этот раз пронесло, но было совсем-совсем близко.
Так и живу. И с появлением пианино даже ещё лучше.
На море волшебно. Можно многое простить в этой жизни за обыкновенную радость теплого моря, видеть как дети радуются, плещутся, строят замки. Я зарываю ноги по шиколотку в теплый песок и смотрю как приходят и уходят волны. А потом закат, конечно, и поедание мороженого.
Вокруг много прекрасных мелочей. Движения души близких и совсем незнакомых людей, я составляю из них пеструю мозаику, красивую.
На следующей неделе пойду смотреть Хармса на иврите. На иврите Хармса, возможно всё.
Как и то, что моя Машка сейчас среди льдин, говорит, что там медведей больше, чем людей.
А ещё я сегодня видела, как в меня уже ехала на всей скорости машина, поперек движению, чуть не зацепила мне хвост машины. Визг тормозов, всё движение остановилось - за мной, я же проехала дальше, подумав, что на этот раз пронесло, но было совсем-совсем близко.
Так и живу. И с появлением пианино даже ещё лучше.