Что-то-луние. У прокуратора бессонница.
Бессонница при недосыпе - интересная штука.
Когда тебе положено уже вырубиться, и ты в полудреме всего лишь устраиваешься поудобнее, сон как рукой снимает. Медленной садистской рукой.
Ты пытаешься заняться делом - музыкой, к примеру, но вскоре прекращаешь, потому что ложатся спать остальные обитатели квартиры. Есть еще масса беззвучных и куда более важных дел, но о них ты даже думать не можешь.
Выходишь покурить.
Возвращаешься в кровать и снова пытаешься заснуть. Не получается. Только ты впадаешь в состояние "ну хоть расслабленным аморфным пятном полежу" и действительно расслабляешься, в соцсети прописывается очередной человек, у которого все плохо и которому ах как необходимо общение с тобой. Разрываешься между врожденной патологией в виде стремления спасать всех и вся и принципами последнего времени, заключающихся в том, что ты не бесконечный и ресурсы твои тоже не бесконечны, и надо их экономить. В результате ни рыба, ни мясо - человеку не помог, ресурсы не сэкономил.
Человек отстал, но тут пишет другой бессонный просто для поговорить. Говоришь и отваливаешься.
Будишь маму и просишь попить с тобой чаю. За три года твоей болезни она привыкла. Завариваешь чай, слово за слово, и вот ты уже тихо плачешь от усталости и несбыточного желания вскрыть к чертям вены. Это еще менее реально, чем на осенние каникулы слетать в Новую Зеландию и подержать на руках киви, причем так, чтобы птица кайфовала не меньше, чем ты.
Допиваете чай. Мама идет досыпать, ты куришь еще три раза, в перерывах пытаясь найти что-то, что можешь слушать, не впадая в неистовую долбежку головой в диван. Не в стену, люди же спят.
Понимаешь, что не можешь. Просто не можешь. Берешь плеер, сигареты, ключи, телефон, пишешь записку, что ты во дворе, и выходишь на улицу.
На улице никого нет, только редкие машины проезжают по проспекту и твоей улице. Замечаешь проехавший мимо автобус и до зубовного скрежета хочешь сесть в него и уехать до конечной. Вспоминаешь, что травмированная поясница не позволяет сидеть; если поедешь стоя, будешь шататься и наверняка дернешь спину, а если ляжешь и займешь два сиденья, завалившиеся через какое-то не столь долгое время невыспавшиеся люди тебя обругают так, что будет казаться, будто ведро помоев вылили. Пожалуй, только это останавливает тебя от того, чтобы умотать, куда фары неизвестной маршрутки глядят.
Ходишь взад и вперед под окнами дома, выходишь на саму улицу, проходишь около десяти метров - пол"дороги" до проспекта - и видишь остановившуюся у обочины машину. Наверное, тебя снова приняли за проститутку - старое пальто, сигарета, крашеные вылинявшие волосы. Разворачиваешься и идешь обратно к подъезду. Отмечаешь про себя, что пугаешься собственной тени, а людей, могущих выйти из арки - нет. Дослушиваешь песню, прислоняешься к отцовской машине, закуриваешь новую сигарету. Её сиренево-синий дым смешивается с серым паром изо рта, и они вместе причудливо поднимаются вверх, постепенно растворяясь в воздухе. Поднимаешь глаза к окну кухни, где вы почти никогда не гасите свет, и видишь стоящего у окна высокого темного человека. А, нет, показалось. Всего лишь дверца микроволновки, стоящей на холодильнике.
Докуриваешь сигарету и поднимаешься в квартиру. Записка на месте - никто не проснулся за это время. Разуваешься, скидываешь пальто и краем глаза замечаешь свое отражение в зеркале.
Возможно, вечером придет с ночевкой друг, с которым всегда почему-то легче. Если придет, его выползет встречать существо с отекшим от транквилизаторов лицом и в великоватой рубашке, застегнутой на все пуговицы несмотря на наличие футболки под ней и кажущейся еще больше из-за стягивающего ортопедического корсета.
Проходишь в комнату, ложишься. Звонит только что вставший и увидевший сообщение друг, говорит, что обязательно приедет. Благодаришь его сквозь очередной поток слез, желаешь хорошего дня и вешаешь трубку.
О, кажется, начинает засыпаться. Без пяти семь утра. Спокойной ночи.
Когда тебе положено уже вырубиться, и ты в полудреме всего лишь устраиваешься поудобнее, сон как рукой снимает. Медленной садистской рукой.
Ты пытаешься заняться делом - музыкой, к примеру, но вскоре прекращаешь, потому что ложатся спать остальные обитатели квартиры. Есть еще масса беззвучных и куда более важных дел, но о них ты даже думать не можешь.
Выходишь покурить.
Возвращаешься в кровать и снова пытаешься заснуть. Не получается. Только ты впадаешь в состояние "ну хоть расслабленным аморфным пятном полежу" и действительно расслабляешься, в соцсети прописывается очередной человек, у которого все плохо и которому ах как необходимо общение с тобой. Разрываешься между врожденной патологией в виде стремления спасать всех и вся и принципами последнего времени, заключающихся в том, что ты не бесконечный и ресурсы твои тоже не бесконечны, и надо их экономить. В результате ни рыба, ни мясо - человеку не помог, ресурсы не сэкономил.
Человек отстал, но тут пишет другой бессонный просто для поговорить. Говоришь и отваливаешься.
Будишь маму и просишь попить с тобой чаю. За три года твоей болезни она привыкла. Завариваешь чай, слово за слово, и вот ты уже тихо плачешь от усталости и несбыточного желания вскрыть к чертям вены. Это еще менее реально, чем на осенние каникулы слетать в Новую Зеландию и подержать на руках киви, причем так, чтобы птица кайфовала не меньше, чем ты.
Допиваете чай. Мама идет досыпать, ты куришь еще три раза, в перерывах пытаясь найти что-то, что можешь слушать, не впадая в неистовую долбежку головой в диван. Не в стену, люди же спят.
Понимаешь, что не можешь. Просто не можешь. Берешь плеер, сигареты, ключи, телефон, пишешь записку, что ты во дворе, и выходишь на улицу.
На улице никого нет, только редкие машины проезжают по проспекту и твоей улице. Замечаешь проехавший мимо автобус и до зубовного скрежета хочешь сесть в него и уехать до конечной. Вспоминаешь, что травмированная поясница не позволяет сидеть; если поедешь стоя, будешь шататься и наверняка дернешь спину, а если ляжешь и займешь два сиденья, завалившиеся через какое-то не столь долгое время невыспавшиеся люди тебя обругают так, что будет казаться, будто ведро помоев вылили. Пожалуй, только это останавливает тебя от того, чтобы умотать, куда фары неизвестной маршрутки глядят.
Ходишь взад и вперед под окнами дома, выходишь на саму улицу, проходишь около десяти метров - пол"дороги" до проспекта - и видишь остановившуюся у обочины машину. Наверное, тебя снова приняли за проститутку - старое пальто, сигарета, крашеные вылинявшие волосы. Разворачиваешься и идешь обратно к подъезду. Отмечаешь про себя, что пугаешься собственной тени, а людей, могущих выйти из арки - нет. Дослушиваешь песню, прислоняешься к отцовской машине, закуриваешь новую сигарету. Её сиренево-синий дым смешивается с серым паром изо рта, и они вместе причудливо поднимаются вверх, постепенно растворяясь в воздухе. Поднимаешь глаза к окну кухни, где вы почти никогда не гасите свет, и видишь стоящего у окна высокого темного человека. А, нет, показалось. Всего лишь дверца микроволновки, стоящей на холодильнике.
Докуриваешь сигарету и поднимаешься в квартиру. Записка на месте - никто не проснулся за это время. Разуваешься, скидываешь пальто и краем глаза замечаешь свое отражение в зеркале.
Возможно, вечером придет с ночевкой друг, с которым всегда почему-то легче. Если придет, его выползет встречать существо с отекшим от транквилизаторов лицом и в великоватой рубашке, застегнутой на все пуговицы несмотря на наличие футболки под ней и кажущейся еще больше из-за стягивающего ортопедического корсета.
Проходишь в комнату, ложишься. Звонит только что вставший и увидевший сообщение друг, говорит, что обязательно приедет. Благодаришь его сквозь очередной поток слез, желаешь хорошего дня и вешаешь трубку.
О, кажется, начинает засыпаться. Без пяти семь утра. Спокойной ночи.