деревенские окна
Публикую текст, кот. написала для книги фотографий одной художницы. Правда, книгу еще не видела.
Может, здесь и бывают жаркие дни летом, но когда приезжаешь, всегда - холодно. Не промозгло, не до костей, просто дождь, чисто вымытые им листья деревьев и бледная прозрачность неба. Светло, с солнцем или без.
Приезжать нужно вечером, днем деревня принимает тебя за чужака, за гостя. Необходимо ей выплатить дань - свой первый сон, и встать утром, без будильника, просто оттого, что уже (это в 6.30!) выспался. Дань принята.
«Распогодится нынче» - решает бабушка, раздергивая занавески на окнах.
По каким приметам она определяет, что серое утро обернется теплым днем - уму непостижимо, то ли чижики на заборе по особенному сидят, то ли в облаках что есть. Только посмотрев поверх занавесок на улицу, всегда точно знает погоду, еще не встав с кровати. Из-за этого, наверное, деревенские окна никогда не наряжают в те шторы, что сплошь отрезают городского обитателя от внешнего мира. Их закрывают наполовину - где-то посередине натягивают леску, вешают пару белых или в блеклый узор ситцевых занавесок. Так всегда остается открытой верхняя часть окна. Всегда видно небо, погоду - участь сегодняшнего дня.
Дождь - будем завтракать в доме, то и дело поглядывая на улицу в поисках просвета меж низких облаков. Разглядывать бабушкины сокровища из комода, предъявленные на свет после долгих моих просьб: фотографии невиданно красивых людей в парадных одеждах, бусы из нешлифованного янтаря, выцветшее, а когда-то голубое платье из тяжелого шелка. Будем сидеть на огромной кровати-крепости, железной, спинки решетками увенчаны четырьмя хромированными шарами. Деревенская постель всегда торжественна, и обрамление ее неизменно - вязаные крючком кружева на подзорах кровати, жаккардовое покрывало и тюлевая накидка на стоящей уголком подушке. Читаем старые журналы для работниц и крестьянок - про гигиену и домашние консервы, и так до вечера, если не распогодится.
Будет солнце - пойдем в сад. В саду - летняя кухня с маленькой печкой - дощатая будка чуть больше телефонной. Днем там готовят еду, а вечером - греют воду для умывания оббегавших весь сад, огород, и даже упавших в пруд детей - на каникулах нас там собиралось пятеро.
Утро у всех было в разное время, никого не будили. На садовом столе стоял большой зеленый чайник, в заварку всегда добавлялся смородиновый лист - из огорода. В саду же росли только яблони, дубы и земляника вдоль забора. Висел гамак, настолько неудобный, что в нем никогда никто не сидел и не читал, как тургеневские барышни, книжек.
Все шло по раз и навсегда установленному порядку, «чередом»: провожалась на пастбище коза, бабушка стояла и смотрела ей вслед, пока все стадо не скроется за поворотом, готовился обед, иногда - ходили в магазин, в помощники брался самый послушный в этот день ребенок. Слово «магазин» слух мой здесь не царапает, и дня через три после приезда обнаруживаю его в собственном лексиконе. Приживается оно по необходимости, как резиновые сапоги, на которые приходится сменить городскую обувь - «куда ты в своих балетках, все ноги застудишь». Так и магазин. Что покупалось там кроме серого хлеба и карамельных, не обернутых в фантик конфет, - не помню, наверное, консервы. Больших денег в деревне никогда не было, да вообще не было такой категории - деньги; заменяли их полномочные представители - пенсия, получка, аванец. Богатых соседей стыдились, не понимали их жизненных целей: зачем три коровы, если одной козы Нюши и пяти кур достаточно, чтобы в семье было молоко и яйца. Больше - ненужная роскошь. В деревенской жизни вообще есть природная смиренность, приятие как должного - погоды, зонтами ей не противостоят; ежедневных забот - дрова, огород, живность; новостей - от судьбы не уйдешь. Смиренны и тихи цвета, даже в солнечный день.
Здесь ничего не меняется, только больше ветшают деревянные стены, от дождей они приобретают серый, мшистый цвет. Появляются новые старики, вместо прежних, в городах вырастают новые дачники. Уезжать отсюда трудно, жаль оставлять разумный порядок дня, людей - как они здесь останутся? Но жаль лишь мне. Этот рай я придумала только для себя.
Может, здесь и бывают жаркие дни летом, но когда приезжаешь, всегда - холодно. Не промозгло, не до костей, просто дождь, чисто вымытые им листья деревьев и бледная прозрачность неба. Светло, с солнцем или без.
Приезжать нужно вечером, днем деревня принимает тебя за чужака, за гостя. Необходимо ей выплатить дань - свой первый сон, и встать утром, без будильника, просто оттого, что уже (это в 6.30!) выспался. Дань принята.
«Распогодится нынче» - решает бабушка, раздергивая занавески на окнах.
По каким приметам она определяет, что серое утро обернется теплым днем - уму непостижимо, то ли чижики на заборе по особенному сидят, то ли в облаках что есть. Только посмотрев поверх занавесок на улицу, всегда точно знает погоду, еще не встав с кровати. Из-за этого, наверное, деревенские окна никогда не наряжают в те шторы, что сплошь отрезают городского обитателя от внешнего мира. Их закрывают наполовину - где-то посередине натягивают леску, вешают пару белых или в блеклый узор ситцевых занавесок. Так всегда остается открытой верхняя часть окна. Всегда видно небо, погоду - участь сегодняшнего дня.
Дождь - будем завтракать в доме, то и дело поглядывая на улицу в поисках просвета меж низких облаков. Разглядывать бабушкины сокровища из комода, предъявленные на свет после долгих моих просьб: фотографии невиданно красивых людей в парадных одеждах, бусы из нешлифованного янтаря, выцветшее, а когда-то голубое платье из тяжелого шелка. Будем сидеть на огромной кровати-крепости, железной, спинки решетками увенчаны четырьмя хромированными шарами. Деревенская постель всегда торжественна, и обрамление ее неизменно - вязаные крючком кружева на подзорах кровати, жаккардовое покрывало и тюлевая накидка на стоящей уголком подушке. Читаем старые журналы для работниц и крестьянок - про гигиену и домашние консервы, и так до вечера, если не распогодится.
Будет солнце - пойдем в сад. В саду - летняя кухня с маленькой печкой - дощатая будка чуть больше телефонной. Днем там готовят еду, а вечером - греют воду для умывания оббегавших весь сад, огород, и даже упавших в пруд детей - на каникулах нас там собиралось пятеро.
Утро у всех было в разное время, никого не будили. На садовом столе стоял большой зеленый чайник, в заварку всегда добавлялся смородиновый лист - из огорода. В саду же росли только яблони, дубы и земляника вдоль забора. Висел гамак, настолько неудобный, что в нем никогда никто не сидел и не читал, как тургеневские барышни, книжек.
Все шло по раз и навсегда установленному порядку, «чередом»: провожалась на пастбище коза, бабушка стояла и смотрела ей вслед, пока все стадо не скроется за поворотом, готовился обед, иногда - ходили в магазин, в помощники брался самый послушный в этот день ребенок. Слово «магазин» слух мой здесь не царапает, и дня через три после приезда обнаруживаю его в собственном лексиконе. Приживается оно по необходимости, как резиновые сапоги, на которые приходится сменить городскую обувь - «куда ты в своих балетках, все ноги застудишь». Так и магазин. Что покупалось там кроме серого хлеба и карамельных, не обернутых в фантик конфет, - не помню, наверное, консервы. Больших денег в деревне никогда не было, да вообще не было такой категории - деньги; заменяли их полномочные представители - пенсия, получка, аванец. Богатых соседей стыдились, не понимали их жизненных целей: зачем три коровы, если одной козы Нюши и пяти кур достаточно, чтобы в семье было молоко и яйца. Больше - ненужная роскошь. В деревенской жизни вообще есть природная смиренность, приятие как должного - погоды, зонтами ей не противостоят; ежедневных забот - дрова, огород, живность; новостей - от судьбы не уйдешь. Смиренны и тихи цвета, даже в солнечный день.
Здесь ничего не меняется, только больше ветшают деревянные стены, от дождей они приобретают серый, мшистый цвет. Появляются новые старики, вместо прежних, в городах вырастают новые дачники. Уезжать отсюда трудно, жаль оставлять разумный порядок дня, людей - как они здесь останутся? Но жаль лишь мне. Этот рай я придумала только для себя.