Сегодняшний Ванька Жуков пишет письмо - подражание Чехову
Ваня Жуков, восьмилетний мальчик, привезенный три месяца тому назад в семейный детский дом, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись, когда «мама» семейного детского дома - директор Марина Сергеевна и ее помощница ушли, он достал из шкафа ручку с изжеванным пластиковым кончиком, и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на портреты каких-то знаменитых писателей, по обе стороны которых тянулись полки с детскими книгами, и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на стуле, а сам он стоял перед стулом на коленях.
«Милый мой папочка! - писал он. - Пишу тебе письмо. Поздравляю тебя с Рождеством!»
Ваня перевел глаза на темное окно, в котором стояло отражение неяркой настольной лампы, и живо вообразил себе своего отца, работающего ночным сторожем в магазинчике у вокзала в их городке на севере России. Это был маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижный мужчина лет 45-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит на старом диване или балагурит с соседями у крыльца, ночью же, тепло одетый, сидит в магазине и слушает радио.
Рядом с ним ним, растянувшись на полу, лежат его помощники: старая Каштанка и кобелек Вьюн, прозванный так за свой черный цвет и тело, длинное, как у ласки. Этот Вьюн необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу.
Теперь, наверно, отец стоит на улице возле дома, щурит глаза и, притопывая от холода, балагурит с соседскими мужиками. Он всплескивает руками, пожимается от холода и, посмеиваясь, дразнит то Людку с третьего этажа, то дворничиху.
- Табачку? - говорит он, подставляя женщинам дешевые папиросы.
Они пытаются прикурить, но закашливаются от едкого дыма его « козьих ножек» . Отец приходит в неописанный восторг, заливается смехом и кричит:
- Отдирай, примерзло!
Дают понюхать табаку и собакам. Каштанка чихает, крутит мордой и, обиженная, отходит в сторону. Вьюн же из почтительности не чихает и вертит хвостом. А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю улицу с ее домами под белыми крышами, деревья, посребренные инеем, сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом...
Ваня вздохнул, и продолжал писать:
«А вчера мне попало. Директорша сказала, что я не готов жить в коллективе и решила переучить меня на человека. Я должен теперь каждое утро подходить к каждому мальчику из нашего класса и желать доброго утра, пожимая всем руки . Это называется система Штайнера. А на прошлой неделе неделе завхоз не дала мне новую одежду к празднику, за то что я порвал нечаянно старые джинсы. Всем пацанам дали, а мне нет. Мальчишки надо мной насмехаются, зовут шестеркой, посылают за жвачкой и заставляют красть у поварихи еду, а директорша меня наказывает. А еды не хватает. Утром дают хлеба с маслом, в обед каши и супа, и к вечеру тоже хлеба с йогуртами или компотами, а чтоб колбасы или сыру, то воспитатели сами трескают. Милый папочка, возьми меня отсюда домой, нету у меня уже сил так жить. Увези меня отсюда, а то я тут умру...»
Ваня покривил рот, потер сжатым кулаком глаза и всхлипнул.
«Я буду тебе суп варить, я научился здесь- продолжал он, -а если что, то наказывай меня, даже побей- я больше жаловаться не побегу. Папочка, милый, нету никакой возможности уже терпеть тут! Хотел убежать, да денег на билеты нет, а пешком боюсь. А когда вырасту, то выучусь на пожарного, пойду работать, тебя кормить и в обиду никому не дам.
Ваня судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что когда был маленьким за елкой на базар всегда ходил отец и брал с собою его- Ваню. Веселое было время! И отец от мороза крякал, и мороз крякал, а глядя на них, и Ваня крякал. Бывало, прежде чем выбрать елку, отец выкуривает папиросу, посмеивается над озябшим сыном.
Выбранную елку они тащили домой через людный базар, а там принимались наряжать ее... Тогда была жива мать. Она ждала мужа и сына с горячим обедом, но им было не до еды - им нетерпелось ставить и наряжать елку . Когда же мать умерла, отец Ваньку «забросил», как говорили учителя в школе, написавшие жалобу в социальные службы. Однажды к ним пришли домой две тетки с милиционером и забрали Ваню от отца. Мальчика отправили в центр приема детей, откуда перенаправили в детский дом семейного типа.
«Приезжай, милый папочка, - продолжал письмо Ваня, - забери меня отсюда быстрее. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все пацаны тут бьют и кушать постоянно хочется, а скука такая здесь, что я всё время плачу. А сегодня утром Вовка длинный ботинком по голове ударил, так что я упал и кровь из носа пошла. Плохая у меня здесь жизнь, хуже собаки всякой... А одежду мою никому не отдавай. ДО свидания, твой сын Иван Жуков, милый папочка приезжай».
Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне ... Подумав немного, он написал адрес, запечатал письмо, отнес его в почтовый ящик в коридоре и пошел спать.
Наутро мама семейного дома Марина Сергеевна пила кофе с помощницей Катей и читала письмо Вани.
Дочитав, она бросила его в мусорное ведро, скривив накрашенные губы.
-Что пишет? -спросила Катя.
-Ерунду какую-то - ответила директриса.
Автор стилизации Татьяна МАСС
«Милый мой папочка! - писал он. - Пишу тебе письмо. Поздравляю тебя с Рождеством!»
Ваня перевел глаза на темное окно, в котором стояло отражение неяркой настольной лампы, и живо вообразил себе своего отца, работающего ночным сторожем в магазинчике у вокзала в их городке на севере России. Это был маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижный мужчина лет 45-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит на старом диване или балагурит с соседями у крыльца, ночью же, тепло одетый, сидит в магазине и слушает радио.
Рядом с ним ним, растянувшись на полу, лежат его помощники: старая Каштанка и кобелек Вьюн, прозванный так за свой черный цвет и тело, длинное, как у ласки. Этот Вьюн необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу.
Теперь, наверно, отец стоит на улице возле дома, щурит глаза и, притопывая от холода, балагурит с соседскими мужиками. Он всплескивает руками, пожимается от холода и, посмеиваясь, дразнит то Людку с третьего этажа, то дворничиху.
- Табачку? - говорит он, подставляя женщинам дешевые папиросы.
Они пытаются прикурить, но закашливаются от едкого дыма его « козьих ножек» . Отец приходит в неописанный восторг, заливается смехом и кричит:
- Отдирай, примерзло!
Дают понюхать табаку и собакам. Каштанка чихает, крутит мордой и, обиженная, отходит в сторону. Вьюн же из почтительности не чихает и вертит хвостом. А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю улицу с ее домами под белыми крышами, деревья, посребренные инеем, сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом...
Ваня вздохнул, и продолжал писать:
«А вчера мне попало. Директорша сказала, что я не готов жить в коллективе и решила переучить меня на человека. Я должен теперь каждое утро подходить к каждому мальчику из нашего класса и желать доброго утра, пожимая всем руки . Это называется система Штайнера. А на прошлой неделе неделе завхоз не дала мне новую одежду к празднику, за то что я порвал нечаянно старые джинсы. Всем пацанам дали, а мне нет. Мальчишки надо мной насмехаются, зовут шестеркой, посылают за жвачкой и заставляют красть у поварихи еду, а директорша меня наказывает. А еды не хватает. Утром дают хлеба с маслом, в обед каши и супа, и к вечеру тоже хлеба с йогуртами или компотами, а чтоб колбасы или сыру, то воспитатели сами трескают. Милый папочка, возьми меня отсюда домой, нету у меня уже сил так жить. Увези меня отсюда, а то я тут умру...»
Ваня покривил рот, потер сжатым кулаком глаза и всхлипнул.
«Я буду тебе суп варить, я научился здесь- продолжал он, -а если что, то наказывай меня, даже побей- я больше жаловаться не побегу. Папочка, милый, нету никакой возможности уже терпеть тут! Хотел убежать, да денег на билеты нет, а пешком боюсь. А когда вырасту, то выучусь на пожарного, пойду работать, тебя кормить и в обиду никому не дам.
Ваня судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что когда был маленьким за елкой на базар всегда ходил отец и брал с собою его- Ваню. Веселое было время! И отец от мороза крякал, и мороз крякал, а глядя на них, и Ваня крякал. Бывало, прежде чем выбрать елку, отец выкуривает папиросу, посмеивается над озябшим сыном.
Выбранную елку они тащили домой через людный базар, а там принимались наряжать ее... Тогда была жива мать. Она ждала мужа и сына с горячим обедом, но им было не до еды - им нетерпелось ставить и наряжать елку . Когда же мать умерла, отец Ваньку «забросил», как говорили учителя в школе, написавшие жалобу в социальные службы. Однажды к ним пришли домой две тетки с милиционером и забрали Ваню от отца. Мальчика отправили в центр приема детей, откуда перенаправили в детский дом семейного типа.
«Приезжай, милый папочка, - продолжал письмо Ваня, - забери меня отсюда быстрее. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все пацаны тут бьют и кушать постоянно хочется, а скука такая здесь, что я всё время плачу. А сегодня утром Вовка длинный ботинком по голове ударил, так что я упал и кровь из носа пошла. Плохая у меня здесь жизнь, хуже собаки всякой... А одежду мою никому не отдавай. ДО свидания, твой сын Иван Жуков, милый папочка приезжай».
Ванька свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне ... Подумав немного, он написал адрес, запечатал письмо, отнес его в почтовый ящик в коридоре и пошел спать.
Наутро мама семейного дома Марина Сергеевна пила кофе с помощницей Катей и читала письмо Вани.
Дочитав, она бросила его в мусорное ведро, скривив накрашенные губы.
-Что пишет? -спросила Катя.
-Ерунду какую-то - ответила директриса.
Автор стилизации Татьяна МАСС