(no subject)
Охотничья избушка
Избушка приземистая, потолок из расколотых бревен, в окно голову не просунешь. В стенах торчат ржавеющие гвозди, на них - все, что может пригодиться. На полке - посуда, соль, спички, томик Астафьева, «роман-газета» без заглавий и эпилогов. Догорающая печка как-то странно шипит и завывает. Словно кто-то ходит вокруг, сопит, вздыхает. А выйдешь - тишина. Застывшее небо пробивается звездами сквозь кедры и пихты. Лес - коренной, темнохвойный, разновозрастный. Черная тайга! Мощный верхний ярус корифеев. Под ним подрост - томящийся, ждущий свой черед, пробивающийся наверх - к свету, звездам.
Тяга к лесу, как тяга к земле, прочно укоренилась в генах (раньше бы сказали - в нутре сидит). В каждом таежнике, охотнике есть нечто от скитальца и отшельника. «Закон джунглей» звучит тупой жестокостью, «закон тайги» - жесткой справедливостью, чем-то языческим и непознаваемым. Наверное, даже монахи, рубившие в глуши скиты, не открещивались от таежных законов.
В детстве донимал вопрос: почему татаро - монголы не осели на завоеванных лесных землях? А если степняки любят простор, то почему не выжгли лес? Не заставили невольников выкорчевать его? Не под силу было? Сейчас проще. В тайге надсадно ревут трелевочники. Наползают метастазы вырубок, плодятся примитивные ценозы на пустошах. Говорят, у японцев на каждый «свой» акр земли приходится пять акров где-то в дальних пределах. Это - нефтяные поля Аравии, рудники Боливии, нивы Миннесоты. И наши лесные дали. А эстетствующие японцы любуются своими сосновыми рощами - прекрасны они в полнолуние на фоне моря!
А в тайгу идут не только за пиловочником. В нее уходят от усталости, напряжений, полуправд, суеты и сутолоки. Тайга придает силу и уверенность, позволяющие вновь влиться в гонку цивилизации. Где «надо бежать изо всех сил, чтобы остаться на месте». И где согревает мысль, что еще уцелели охотничьи избушки, в которых можно укрыться от непогоды, обогреться у весело гудящей печки, да и просто отдохнуть и помечтать.