обещанный бабушкин рассказ
Вчера я обещала выложить рассказ моей бабушки, написанный ею этой весной.
Кратко о бабушке: родилась в 1920 году в селе Гарбузин Киевской области, в семье было шестеро детей. Позже все переехали в Россию, в основном в Сибирь, спасаясь от голода. Жила в Кемерово, Томске, с 1949 года живет в Йошкар-Оле. Преподавала сопромат в политехническом институте, муж был профессором там же. Трое детей, трое внуков, четыре правнука. Рассказы начала писать в прошлом году - в 90 лет. Это последний из них и единственный существующий в эл.виде (три дня назад с трудом уговорила ее дать мне его быстро набрать при ней). Я его чуть-чуть подредактировала - в основном убрала украинизмы (которые ухитрились сохраниться до сих пор и в речи, и на письме, несмотря на 70 с лишним лет жизни в России и огромную начитанность).
М.Д. Ворона
Танец дикарей
С прошлого лета я гусиный пастух. С весны пасу гусей на ставке. Стадо большое, в нем два гусака - серый и белый, оба большие, красивые и сильно драчливые.
Ставок - большая почти ровная прямоугольная площадь, ограниченная слева высокой насыпью шоссейной дороги, ведущей в город, справа - канавой с невысоким валом земли вдоль края, впереди гора, а с четвертой стороны речка. Бегущая прохладная вода речки, вероятно, из любопытства забежала на эту площадку, но, согретая и обласканная солнцем, так и осталась на ней, образовав ставок.
От горы к мосту часть дорожного откоса и небольшую полоску земли вдоль него облюбовала и заселила роскошная жгучая крапива высотой больше моего роста. У подножья насыпи, чуть заметная в траве, тропинка направилась к мосту, нырнула под него и побежала к броду.
На горе небольшое белое здание начальной школы (сестра Тина рассказывала, что до Октябрьской революции там была контора графа). Со стороны ставка школы не видно. На склоне горы - школьный огород, а в самом его низу - большая раскидистая груша с очень вкусными грушами. Огород огорожен изгородью в две жерди.
От огорода простирается широкая полоса луга, сначала краешком зашедшего в ставок напоить свою травку, но затем ушедшего дальше и дальше - за его середину.
А вода в ставке! Чистая-чистая и настолько прозрачная, что, когда смотришь на нее, она, как волшебница, становится невидимкой, и открывается сказочное царство. Вот там невдалеке замок спрятался среди «деревьев» - трав. Лягушки, растопырив лапы, парят в воздухе, а из-за леса вылетает армия черных и коричневых пиявок, извивающихся то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Это все стражи замка. А сколько их еще спряталось в лесу. Кого же они охраняют? А может быть, здесь живет сам Кащей Бессмертный?
Для гусей ставок настоящий рай - простор, сочная трава, рядом вода - пасись, купайся, отдыхай. Что еще нужно? Но шкодливая натура, как на веревке, тянет их то в огород, то к канаве. А стоит только гусакам оказаться за канавой и закричать, как все стадо окажется там. Что мне тогда делать? Через канаву перебраться я не могу - она широкая, глубокая и полная холодной воды. Вот и приходится стеречь их, чтобы они и близко не подходили к ней.
А школьный огород? Его тоже нужно охранять от шкодников. Поэтому я все время на страже с длинным прутом, особенно когда они близко к канаве. Но не легче мне, когда залезут и в огород. Правда, когда в огороде шкодят только гусыни с гусятами, с ними справляюсь легко - они, подгоняемые прутом, быстро убегают, и я могу угнать их далеко за изгородь.
А если среди шкодников и гуса-а-а-к-и-и, тогда дело обстоит - кто-кого: или я их выгоню, или они меня загонят на грушу, если успею до нее добежать и залезть, а если не успею - устроят побоище. Но загнать меня на грушу гусакам мало, они еще под грушей толкутся, кричат, ругаются.
- Как ты посмела нарушить нашу трапезу? - подлетают и стараются клюнуть меня. Немного успокоившись - уходят, криком сообщая остальным, что враг бежал, все спокойно. А враг слезает с груши и опять делает попытку выгнать их. В этот день, после нескольких попыток, удается не только выгнать, но и прогнать далеко от огорода.
Наконец, гуси насытились, наплавались - отдыхают. А я намаялась с ними и хочу есть. Утром ем плохо: сразу после сна есть не хочется. Иду к груше, снимаю с сука торбу и отправляюсь в крапиву. В крапиве освобожденный от нее круг, устланный травой, - моя крепость. Здесь я обедаю и укрываюсь от гусаков, когда они преследуют меня вблизи крапивы. Даже если догоняют у самого ее края, я лезу в нее, и они отцепляются - не любят крапиву. Нарушить границы моего владения не осмеливается ни один член гусиного семейства, кроме Пулыка. В иные дни приходится по несколько раз использовать это укрытие.
Вынимаю из торбы свой обед: хлеб, вареную картошку, помидоры, огурцы, иногда бывает и шматочек сала.
- Пулык! Пулык! Пулык! - кричу, высунув голову из крапивы. На мой зов, растопырив крылышки, спотыкаясь и падая, бежит мой любимец. Отделяю ему всего, что мне положили, и он, не дожидаясь приглашения, начинает с аппетитом уплетать, периодически попикивая, как бы говоря - вкусно! вкусно!
Не отстаю от него и я. Все съедено - обед закончен. Пулык устраивается рядом и крепко засыпает.
Пулык - это гусенок, вылупившийся самым последним из родившихся в шести гнездах гусят. Он отстал ростом и развитием от своих родных и двоюродных сестер и братьев, При перегоне стада на ставок он не успевал за ним - отставал и плакал. Поэтому мне приходилось большую часть пути на пастбище и обратно нести его на руках. Он очень привык ко мне, к своему имени и бегает ко мне не только обедать, но и с жалобой или просьбой о помощи, когда впиваются пиявки в перепонки лапок.
После обеда мне тоже, как Пулыку, хочется спать, но нужно следить за гусями, а из крапивы их не видно. Я вылезаю из нее, сажусь на берегу и, поглядывая на стадо, смотрю на жизнь в прогретой прибрежной полосе ставка.
В один из дней подошла к своему месту на берегу, вижу - трава в ставке покрыта маленькими белыми шариками. Я рассказала об этом Тине.
- Это икринки лягушек, - сказала она. - Из них вырастут большие взрослые лягушки, но сначала родятся головастики, потом… Ты каждый день посматривай на икру и увидишь, что будет потом.
Я стала следить за икрой, что с ней будет происходить. Дней через пять прихожу, как обычно, а икри-и-нок нет, но в воде масса шевелящихся маленьких существ. Зачерпнула горсточку - в ней копошатся крохотные шарики с хвостиками.
- Вот вы какие, головастики!
Стала рассматривать их. А ротиков-то нет! А как же они жить будут? Они же помрут. Очень расстроилась, но сестре не рассказала. Каждый день торопилась к головастикам, ловила их и смотрела, не появились ли ротики. На четвертый день обнаружила ротики.
- Ура! Есть ротики, значит будут жить!
Головастики подрастали, стали появляться и расти задние, затем передние ножки, хвостики постепенно уменьшались, затем совсем исчезли. Каждый день рукой в воде я играла с этим все изменяющимся стадом, ловила малышек, рассматривала их. И наконец в моей пригоршне крошечные лягушатки.
- Так вот какой лягушачий мир! Спасибо сестричке, что подарила его мне.
Гуси поднялись. Некоторые здесь же стали пастись, часть пошла купаться, одна группа пасется в направлении к шоссейке, а гусаки с небольшой группой гусят и несколькими гусынями начали пастись в сторону канавы. Я их пока не тревожу - могут сами вернуться обратно. Но гусаки, изредка срывая верхушки травы, быстро ушли от основной группы и стали приближаться к канаве. Завернув отставших, побежала за гусаками. Мне удалось их немного отогнать, но оставлять там было опасно. Стала отгонять дальше. Вначале они шли спокойно, потом несколько раз разворачивались, пригнув головы к земле, и с угрожающим шипеньем бросались в мою сторону - я отступала, затем опять подгоняла вперед. В очередной раз они развернулись и, хлопая крыльями, подбежали ко мне, - один вцепился клювом в грудь (лицо и шею успела закрыть руками), второй в плечо, затем сзади в шею и начали бить мослами крыльев. Изо всех сил пыталась оторвать переднего гусака, чтобы упасть, но только оторву его, как он снова и снова вцепляется и бьет.
Наконец мне удалось оторвать его и упасть - задний повалился на меня. Лежу не шевелюсь. Гусаки отряхнулись, еще клюнув меня по нескольку раз. Гордо подняв головы, ушли, торжествующим гоготаньем оповещая стоящих полукругом у поля боя, вернее поля избиения, гусынь с гусятами:
- Враг повержен! Но мы лежачего не бьем - мы милосердны.
Довольные победители и судьи ушли пастись. Повергнутый враг - это я - плача поднялся с травы и поплелся к груше. Сажусь отрывать впившизся в ноги пиявок. Ох сколько их навпивалось - и когда только успевают? И так ноги в кровоточащих цыпках - болят, а тут еще эти кровопийцы.
- За что мне такое наказание? Я пасу этих паршивцев, а они меня почти каждый день избивают.
Солнце еще высоко - жарко. Набегавшись за гусятами, избитая ими, заплаканная и вспотевшая в своем холщовом платье с длинными рукавами, решаю погнать их на Попильню к речке и там покупаться.
Пригнала гусей на Попильню, спустились к реке. И они занялись кто чем, но шкодить здесь негде. Когда они расселись отдыхать, я пошла вдоль берега на Камень, где обычно купаются. Подойдя к пляжу, увидела на песке загорающих шесть девочек, среди них Надя - моя родня. Некоторые девочки были ровесницы мне, другие чуть постарше. Надя, увидев меня, говорит:
- Маринка, раздевайся, ложись позагораем и пойдем купаться.- Она старше меня - ей уже семь лет.
- Вы давно купались? - спросила я.
- Нет, - ответила одна из девочек.
Я сняла платье и повалилась в теплый песок. Лежим с закрытыми глазами, перебрасываемся отдельными фразами. Спустя некоторое время девочки поднялись и побежали в воду. Я села и залюбовалась ими - как хорошо они плавали, ныряли и баловались в воде.
Все девочки, кроме Нади, накупались и стоят на берегу. Надя плавает и зовет меня.
- Маринка, иди купаться!
Мне хочется еще понежиться на песке, но поднимаюсь и иду в воду, окунаюсь - прохлада охватывает все тело. Плескаюсь у берега, моюсь.
Надя «стоит» в реке и расставленными в стороны руками, хлопая по воде, кричит:
- Вот как! Вот как! Вот как! Маринка, плыви!
А сама уходит все дальше и дальше от берега. Я подумала, что она идет по дну речки, и поплыла к ней, а плавала еще плохо. Проплыв небольшое расстояние, решила встать на дно, но уйдя с головой в воду, дна не достала. Вынырнув, попыталась плыть к берегу - от испуга получалось барахтанье на месте. Когда появилась усталость, начала нырять - то нырну, то вынырну, то нырну, то опять вынырну. Девочки на берегу смеются, прыгают, кричат:
- Ох и баловница!
- Ну и выделывает номера!
- Я так не смогу!
- Ох, сколько ныряет!
С каждым нырком стала все реже и реже выныривать, тело сковывало бессилие и безразличие, все больше тянуло ко дну, а сквозь кисейную светло-зеленую занавесь воды вижу на берегу маленьких дикарей без набедренных повязок, танцующих свой боевой танец. Вдруг мгновенно все задернул черный занавес.
Вот ведь, пригрелась на песке и уснула, - ударила в голову мысль, - девочки скажут - засоня. Ме-е-е-дленно, чуть-чуть приоткрываю щелочки глаз, - лежу на песке, вокруг меня на корточках сидят девочки с устремленными на меня напряженными взглядами, Надя около головы.
Вдруг как пронесшийся ураган сдул их с мест и поднял в воздух в неистовом теперь уже победном танце дикарей. Со смехом и криками они носились в воздухе, выделывая разные фигуры. Танец все усложнялся и ускорялся. Я села - вокруг меня в вихре танца проносились танцоры, перед моими глазами мелькали их пятки, коленки, головы. Танец длился очень долго. Наконец утомленные танцоры плюхнулись на песок, но галдеж и смех долго еще не прекращался. Потом наступила тишина - вероятно, все думали об одном.
Поднялась Надя и говорит:
- Хватит, належались, пошли купаться.
Девочки поднялись и побежали в воду. Я купаться не пошла, а села, смотрела на купающихся и думала: я должна, должна научиться плавать и нырять так же, как они.
Когда девочки накупались, мы все оделись и распрощались. Они пошли домой, а я к гусям.
Гуси сидели на берегу. Сосчитав их, я поняла, что они плавали к другому берегу, а там ямы, в которых живут большие старые сомы, и они схватили двух гусят. Гуси испугались и, не доплыв до берега, вернулись обратно.
Не дожидаясь новой попытки гусей переплыть Рось, поднимаю их и гоню на ставок, - домой еще рано. Перед заходом солнца собираю все стадо, и оно без понуканий, толпой направляется домой.
За бродом начинается подъем на гору. Дорога здесь узкая - слева прижатая к очень высокой почти отвесной стене горы с несколькими кустиками сверху, справа - крутой спуск к речке, поросший кустарником и деревьями. В вечернее время здесь темно, страшно. Кажется, что идешь мимо великана с высоко поднятыми руками, готового схватить тебя в любой момент и бросить в речку. Всегда хочется скорее пройти это место.
При подъеме гуси, как солдаты, ежедневно выстраиваются в колонну: впереди - гусаки, за ними гусыни по три в ряду, дальше гусята по пять-шесть в ряду, а я замыкающая.
Таким строем, с последними лучами заходящего солнца, входим в улицу и не спеша проходим до самого дома.
г. Йошкар-Ола
Март 2011 г.
Кратко о бабушке: родилась в 1920 году в селе Гарбузин Киевской области, в семье было шестеро детей. Позже все переехали в Россию, в основном в Сибирь, спасаясь от голода. Жила в Кемерово, Томске, с 1949 года живет в Йошкар-Оле. Преподавала сопромат в политехническом институте, муж был профессором там же. Трое детей, трое внуков, четыре правнука. Рассказы начала писать в прошлом году - в 90 лет. Это последний из них и единственный существующий в эл.виде (три дня назад с трудом уговорила ее дать мне его быстро набрать при ней). Я его чуть-чуть подредактировала - в основном убрала украинизмы (которые ухитрились сохраниться до сих пор и в речи, и на письме, несмотря на 70 с лишним лет жизни в России и огромную начитанность).
М.Д. Ворона
Танец дикарей
С прошлого лета я гусиный пастух. С весны пасу гусей на ставке. Стадо большое, в нем два гусака - серый и белый, оба большие, красивые и сильно драчливые.
Ставок - большая почти ровная прямоугольная площадь, ограниченная слева высокой насыпью шоссейной дороги, ведущей в город, справа - канавой с невысоким валом земли вдоль края, впереди гора, а с четвертой стороны речка. Бегущая прохладная вода речки, вероятно, из любопытства забежала на эту площадку, но, согретая и обласканная солнцем, так и осталась на ней, образовав ставок.
От горы к мосту часть дорожного откоса и небольшую полоску земли вдоль него облюбовала и заселила роскошная жгучая крапива высотой больше моего роста. У подножья насыпи, чуть заметная в траве, тропинка направилась к мосту, нырнула под него и побежала к броду.
На горе небольшое белое здание начальной школы (сестра Тина рассказывала, что до Октябрьской революции там была контора графа). Со стороны ставка школы не видно. На склоне горы - школьный огород, а в самом его низу - большая раскидистая груша с очень вкусными грушами. Огород огорожен изгородью в две жерди.
От огорода простирается широкая полоса луга, сначала краешком зашедшего в ставок напоить свою травку, но затем ушедшего дальше и дальше - за его середину.
А вода в ставке! Чистая-чистая и настолько прозрачная, что, когда смотришь на нее, она, как волшебница, становится невидимкой, и открывается сказочное царство. Вот там невдалеке замок спрятался среди «деревьев» - трав. Лягушки, растопырив лапы, парят в воздухе, а из-за леса вылетает армия черных и коричневых пиявок, извивающихся то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Это все стражи замка. А сколько их еще спряталось в лесу. Кого же они охраняют? А может быть, здесь живет сам Кащей Бессмертный?
Для гусей ставок настоящий рай - простор, сочная трава, рядом вода - пасись, купайся, отдыхай. Что еще нужно? Но шкодливая натура, как на веревке, тянет их то в огород, то к канаве. А стоит только гусакам оказаться за канавой и закричать, как все стадо окажется там. Что мне тогда делать? Через канаву перебраться я не могу - она широкая, глубокая и полная холодной воды. Вот и приходится стеречь их, чтобы они и близко не подходили к ней.
А школьный огород? Его тоже нужно охранять от шкодников. Поэтому я все время на страже с длинным прутом, особенно когда они близко к канаве. Но не легче мне, когда залезут и в огород. Правда, когда в огороде шкодят только гусыни с гусятами, с ними справляюсь легко - они, подгоняемые прутом, быстро убегают, и я могу угнать их далеко за изгородь.
А если среди шкодников и гуса-а-а-к-и-и, тогда дело обстоит - кто-кого: или я их выгоню, или они меня загонят на грушу, если успею до нее добежать и залезть, а если не успею - устроят побоище. Но загнать меня на грушу гусакам мало, они еще под грушей толкутся, кричат, ругаются.
- Как ты посмела нарушить нашу трапезу? - подлетают и стараются клюнуть меня. Немного успокоившись - уходят, криком сообщая остальным, что враг бежал, все спокойно. А враг слезает с груши и опять делает попытку выгнать их. В этот день, после нескольких попыток, удается не только выгнать, но и прогнать далеко от огорода.
Наконец, гуси насытились, наплавались - отдыхают. А я намаялась с ними и хочу есть. Утром ем плохо: сразу после сна есть не хочется. Иду к груше, снимаю с сука торбу и отправляюсь в крапиву. В крапиве освобожденный от нее круг, устланный травой, - моя крепость. Здесь я обедаю и укрываюсь от гусаков, когда они преследуют меня вблизи крапивы. Даже если догоняют у самого ее края, я лезу в нее, и они отцепляются - не любят крапиву. Нарушить границы моего владения не осмеливается ни один член гусиного семейства, кроме Пулыка. В иные дни приходится по несколько раз использовать это укрытие.
Вынимаю из торбы свой обед: хлеб, вареную картошку, помидоры, огурцы, иногда бывает и шматочек сала.
- Пулык! Пулык! Пулык! - кричу, высунув голову из крапивы. На мой зов, растопырив крылышки, спотыкаясь и падая, бежит мой любимец. Отделяю ему всего, что мне положили, и он, не дожидаясь приглашения, начинает с аппетитом уплетать, периодически попикивая, как бы говоря - вкусно! вкусно!
Не отстаю от него и я. Все съедено - обед закончен. Пулык устраивается рядом и крепко засыпает.
Пулык - это гусенок, вылупившийся самым последним из родившихся в шести гнездах гусят. Он отстал ростом и развитием от своих родных и двоюродных сестер и братьев, При перегоне стада на ставок он не успевал за ним - отставал и плакал. Поэтому мне приходилось большую часть пути на пастбище и обратно нести его на руках. Он очень привык ко мне, к своему имени и бегает ко мне не только обедать, но и с жалобой или просьбой о помощи, когда впиваются пиявки в перепонки лапок.
После обеда мне тоже, как Пулыку, хочется спать, но нужно следить за гусями, а из крапивы их не видно. Я вылезаю из нее, сажусь на берегу и, поглядывая на стадо, смотрю на жизнь в прогретой прибрежной полосе ставка.
В один из дней подошла к своему месту на берегу, вижу - трава в ставке покрыта маленькими белыми шариками. Я рассказала об этом Тине.
- Это икринки лягушек, - сказала она. - Из них вырастут большие взрослые лягушки, но сначала родятся головастики, потом… Ты каждый день посматривай на икру и увидишь, что будет потом.
Я стала следить за икрой, что с ней будет происходить. Дней через пять прихожу, как обычно, а икри-и-нок нет, но в воде масса шевелящихся маленьких существ. Зачерпнула горсточку - в ней копошатся крохотные шарики с хвостиками.
- Вот вы какие, головастики!
Стала рассматривать их. А ротиков-то нет! А как же они жить будут? Они же помрут. Очень расстроилась, но сестре не рассказала. Каждый день торопилась к головастикам, ловила их и смотрела, не появились ли ротики. На четвертый день обнаружила ротики.
- Ура! Есть ротики, значит будут жить!
Головастики подрастали, стали появляться и расти задние, затем передние ножки, хвостики постепенно уменьшались, затем совсем исчезли. Каждый день рукой в воде я играла с этим все изменяющимся стадом, ловила малышек, рассматривала их. И наконец в моей пригоршне крошечные лягушатки.
- Так вот какой лягушачий мир! Спасибо сестричке, что подарила его мне.
Гуси поднялись. Некоторые здесь же стали пастись, часть пошла купаться, одна группа пасется в направлении к шоссейке, а гусаки с небольшой группой гусят и несколькими гусынями начали пастись в сторону канавы. Я их пока не тревожу - могут сами вернуться обратно. Но гусаки, изредка срывая верхушки травы, быстро ушли от основной группы и стали приближаться к канаве. Завернув отставших, побежала за гусаками. Мне удалось их немного отогнать, но оставлять там было опасно. Стала отгонять дальше. Вначале они шли спокойно, потом несколько раз разворачивались, пригнув головы к земле, и с угрожающим шипеньем бросались в мою сторону - я отступала, затем опять подгоняла вперед. В очередной раз они развернулись и, хлопая крыльями, подбежали ко мне, - один вцепился клювом в грудь (лицо и шею успела закрыть руками), второй в плечо, затем сзади в шею и начали бить мослами крыльев. Изо всех сил пыталась оторвать переднего гусака, чтобы упасть, но только оторву его, как он снова и снова вцепляется и бьет.
Наконец мне удалось оторвать его и упасть - задний повалился на меня. Лежу не шевелюсь. Гусаки отряхнулись, еще клюнув меня по нескольку раз. Гордо подняв головы, ушли, торжествующим гоготаньем оповещая стоящих полукругом у поля боя, вернее поля избиения, гусынь с гусятами:
- Враг повержен! Но мы лежачего не бьем - мы милосердны.
Довольные победители и судьи ушли пастись. Повергнутый враг - это я - плача поднялся с травы и поплелся к груше. Сажусь отрывать впившизся в ноги пиявок. Ох сколько их навпивалось - и когда только успевают? И так ноги в кровоточащих цыпках - болят, а тут еще эти кровопийцы.
- За что мне такое наказание? Я пасу этих паршивцев, а они меня почти каждый день избивают.
Солнце еще высоко - жарко. Набегавшись за гусятами, избитая ими, заплаканная и вспотевшая в своем холщовом платье с длинными рукавами, решаю погнать их на Попильню к речке и там покупаться.
Пригнала гусей на Попильню, спустились к реке. И они занялись кто чем, но шкодить здесь негде. Когда они расселись отдыхать, я пошла вдоль берега на Камень, где обычно купаются. Подойдя к пляжу, увидела на песке загорающих шесть девочек, среди них Надя - моя родня. Некоторые девочки были ровесницы мне, другие чуть постарше. Надя, увидев меня, говорит:
- Маринка, раздевайся, ложись позагораем и пойдем купаться.- Она старше меня - ей уже семь лет.
- Вы давно купались? - спросила я.
- Нет, - ответила одна из девочек.
Я сняла платье и повалилась в теплый песок. Лежим с закрытыми глазами, перебрасываемся отдельными фразами. Спустя некоторое время девочки поднялись и побежали в воду. Я села и залюбовалась ими - как хорошо они плавали, ныряли и баловались в воде.
Все девочки, кроме Нади, накупались и стоят на берегу. Надя плавает и зовет меня.
- Маринка, иди купаться!
Мне хочется еще понежиться на песке, но поднимаюсь и иду в воду, окунаюсь - прохлада охватывает все тело. Плескаюсь у берега, моюсь.
Надя «стоит» в реке и расставленными в стороны руками, хлопая по воде, кричит:
- Вот как! Вот как! Вот как! Маринка, плыви!
А сама уходит все дальше и дальше от берега. Я подумала, что она идет по дну речки, и поплыла к ней, а плавала еще плохо. Проплыв небольшое расстояние, решила встать на дно, но уйдя с головой в воду, дна не достала. Вынырнув, попыталась плыть к берегу - от испуга получалось барахтанье на месте. Когда появилась усталость, начала нырять - то нырну, то вынырну, то нырну, то опять вынырну. Девочки на берегу смеются, прыгают, кричат:
- Ох и баловница!
- Ну и выделывает номера!
- Я так не смогу!
- Ох, сколько ныряет!
С каждым нырком стала все реже и реже выныривать, тело сковывало бессилие и безразличие, все больше тянуло ко дну, а сквозь кисейную светло-зеленую занавесь воды вижу на берегу маленьких дикарей без набедренных повязок, танцующих свой боевой танец. Вдруг мгновенно все задернул черный занавес.
Вот ведь, пригрелась на песке и уснула, - ударила в голову мысль, - девочки скажут - засоня. Ме-е-е-дленно, чуть-чуть приоткрываю щелочки глаз, - лежу на песке, вокруг меня на корточках сидят девочки с устремленными на меня напряженными взглядами, Надя около головы.
Вдруг как пронесшийся ураган сдул их с мест и поднял в воздух в неистовом теперь уже победном танце дикарей. Со смехом и криками они носились в воздухе, выделывая разные фигуры. Танец все усложнялся и ускорялся. Я села - вокруг меня в вихре танца проносились танцоры, перед моими глазами мелькали их пятки, коленки, головы. Танец длился очень долго. Наконец утомленные танцоры плюхнулись на песок, но галдеж и смех долго еще не прекращался. Потом наступила тишина - вероятно, все думали об одном.
Поднялась Надя и говорит:
- Хватит, належались, пошли купаться.
Девочки поднялись и побежали в воду. Я купаться не пошла, а села, смотрела на купающихся и думала: я должна, должна научиться плавать и нырять так же, как они.
Когда девочки накупались, мы все оделись и распрощались. Они пошли домой, а я к гусям.
Гуси сидели на берегу. Сосчитав их, я поняла, что они плавали к другому берегу, а там ямы, в которых живут большие старые сомы, и они схватили двух гусят. Гуси испугались и, не доплыв до берега, вернулись обратно.
Не дожидаясь новой попытки гусей переплыть Рось, поднимаю их и гоню на ставок, - домой еще рано. Перед заходом солнца собираю все стадо, и оно без понуканий, толпой направляется домой.
За бродом начинается подъем на гору. Дорога здесь узкая - слева прижатая к очень высокой почти отвесной стене горы с несколькими кустиками сверху, справа - крутой спуск к речке, поросший кустарником и деревьями. В вечернее время здесь темно, страшно. Кажется, что идешь мимо великана с высоко поднятыми руками, готового схватить тебя в любой момент и бросить в речку. Всегда хочется скорее пройти это место.
При подъеме гуси, как солдаты, ежедневно выстраиваются в колонну: впереди - гусаки, за ними гусыни по три в ряду, дальше гусята по пять-шесть в ряду, а я замыкающая.
Таким строем, с последними лучами заходящего солнца, входим в улицу и не спеша проходим до самого дома.
г. Йошкар-Ола
Март 2011 г.