Петя Спирин, молодой человек двадцати трех лет, шел в дом номер три по улице Социалистическая на сеанс спиритизма. Вернее, не шел, а брел по узкой тропе между сугробами, стараясь попадать в следы, оставленные прохожими. Буран, однако, заметал тропинку быстрее, чем люди успевали ее утоптать, поэтому Петя то и дело проваливался. Снег насыпался в его короткие полусапоги, носки были уже мокрые, кожа саднила от холода. Суровый сибирский ветер кидал колючую крупу во все стороны сразу, уши и нос то горели, то немели. Социализм на улице Социалистическая был представлен почерневшими от угольной пыли пятиэтажками с заколоченными фанерой балконамами, унылыми фонарями на обглоданных вьюгами столбах и стонущими от ветра ржавыми качелями. Ни одного человека в этот час не было вокруг, только вдалеке черная кошачья тень мелькнула и быстро скрылась в подвальном окне. Петя подумал, что еще месяц назад готов был назвать бредом любую мистику, а о спиритизме вообще ничего не слышал. Но покойный дед, каждую ночь посещавший внука в странных снах, пошатнул Петин юношеский материализм.
В этом маленьком шахтерском городе Петя родился и рос до десяти лет, потом переехал с родителями в Москву, бабку с дедом навещал в летние каникулы, все реже и реже. Сначала умерла бабушка, а через два года и дед. Небольшая двухкомнатная квартира стариков и гараж с горбатой машиной, каких теперь уж на дороге не увидишь, остались Пете в наследство. Он приехал продать все это богатство и навсегда уехать с малой родины, по которой давно не скучал.
Дедова квартира пропахла старостью и валокордином. Диваны страшно завывали при любом надавливании, темные ковры на стенах и полах истерлись и лысели проплешинами, все было ненужным и унылым. «Последняя связь с малой родинкой оборвалась, - думал Петя. - Надо все это выкинуть скорее, чтобы покупателей не распугать». Надеясь задержаться в городе не больше месяца, он с энтузиазмом и без малейшей ностальгии начал избавляться от потертых дедовых пиджаков с заплатками на локтях, бабкиных шалей и греющих поясов из собачьей шерсти, от десятков стеклянных банок для солений и пластиковых пакетов, от вырезок из газет с рецептами и моточков шерсти. Все это собиралось годами, среди стариковских богатств попадалось смешное - толстенная туалетная бумага неизвестного года выпуска, куски резиновых шлангов разной длины, ручки от фарфоровых чашек. «Вот зачем ты хранил ручки от чашек, а? - мысленно спрашивал деда Петя. - Приклеить что ли собирался? Старый ты балбес».
В спальне стариков стояли две кровати с панцирной сеткой. «Как на этом можно спать вообще? - думал Петя. - Спина болела, все жаловались, а кровать новую купить - это нет, будем скрюченными». Впрочем, он устал за день, выбора не было. Спать на скрипучем диване еще хуже, рассудил Петя. Бабушкина кровать после смерти хозяйки так и стояла аккуратно заправленной стареньким зеленым покрывалом, подушка треугольником, сверху кружевная накидка. На нее Петя и улегся, поворочался, обругал неудобную сетку и крепко уснул.
Во сне к Пете пришел дед. То есть как пришел - скорее, возник в дверях. Петя услышал покашливание, повернулся и увидел знакомые седые волосы ежиком, морщины у вечно прищуренных глаз, большой нос с красными жилками на левой ноздре, привычно согнутую больную правую ногу. Дед был одет как в тот последний раз, когда Петя его видел, в клетчатую фланелевую рубаху и домашние черные штаны с надписью по-русски «адидос». Дед этой эмблемой гордился, говорил - фирма. И палка в руках была та, любимая, с которой он не расставался долгие годы и не соглашался менять на другую. Петя молча смотрел на деда, а тот с трудом перешагнул невысокий порог, подошел к кровати и веско сказал: «Ты бабку не обижай». Немного подумал, склонив голову набок, ткнул внука в плечо острым кулаком, развернулся и направился обратно к двери.
Петя проснулся. Из коридора доносился стук резинового наконечника. «Палка!» - с ужасом узнал Петя. Почему-то болело плечо. Сон, это только сон! Петя попытался успокоиться, хотя сердце быстро и сильно билось. Захотелось выпить воды. Но вода на кухне, значит надо идти по темному коридору, где только что стучала палка. Петя сел. Кровать как-то особенно громко и длинно заскрипела. В квартире и, кажется, во всем городе было неприятно тихо. «Привидений не бывает, - строго сказал себе Петя. - Чушь! Это сон! Все, спи, попей водички и спи». На кухню он, однако, не пошел, но не потому, что страшно, просто неохота вылезать из-под теплого одеяла.
Некоторое время Петя прислушивался. Наконец за стеной раздался кашель соседки, такой человеческий и успокоительный.
Утром Петя смеялся над собой - сна испугался, дурак. Плечо, правда, побаливало, но это, наверное, из-за неудобного положения, просто отлежал. Пройдет. Постучав себя по лбу кулаком, Петя погрузился в дела. Работы было много. Звонили покупатели, в гараже обнаружились такие же завалы, которые нужно было вывозить на помойку. Пете нравилось чувствовать себя взрослым, самостоятельным и предприимчивым. Родителям по телефону он отчитывался специальным, чуть утомленным голосом занятого человека: «Решаю проблемы. Бумаги надо сделать, сами понимаете, нотариус, риэлторы, все, мам, некогда, бегу». Все это занимало его, веселило, даже очереди и бумажная волокита казались важными и необходимыми.
А ночью снова приходил дед в знакомой клетчатой фланелевой рубашке.
Каждый вечер Петя плотно закрывал дверь спальни и ложился в бабушкину кровать, но теперь засыпал не сразу, несмотря на суматошный день. Перед сном он долго ворочался и прислушивался, всматривался в темноту комнаты. Любой скрип или шорох в квартире гнал сон прочь, любой звук с улицы радовал и успокаивал. Петя считал баранов, потом слонов, крокодилов и даже тараканов. Сон потихоньку подкрадывался. Вместе со сном подкрадывался дед. Закрытые двери ему не мешали. Дед тяжело вздыхал и шел к кровати. Говорил он мало, по одной-две фразы. Часто Петя не понимал смысла сказанного, но чувствовал, что дед чем-то недоволен. То сварливо спрашивал: «Почто без музыки положили, упыри?». То просто ворчал: «Дети, ядрена мать, волкам отдать!». Напоследок дед сердито тряс палкой или тыкал в плечо острым стариковским кулаком. Петя просыпался и всегда слышал в коридоре тот же глухой стук. Снова уснуть не получалось. Петя включал свет во всей квартире, ходил туда-сюда, повторяя без уверенности «просто сон, сон, просто сон».
Наконец Петя окончательно перестал высыпаться. Утро начиналось с литра крепкого кофе и долгого стояния под холодным душем, но мысли все равно путались, сил не хватало, дела застопорились. В зеркале маячило бледно-зеленое отражение с красными глазами. Однако даже этот утомленный вампирообразный юноша был человеком неунывающим и предприимчивым. Остатки сообразительности Петя направил на борьбу с докучливым привидением.
Одну из ночей Петя провел на диване в зале, как называли эту комнату старики. Диван так протяжно и громко скрипел, что уснуть на нем можно было только в позе мумии - сгруппировавшись и замерев. Пете нравилось, что все было объяснимо - вот диван, вот его скрип, это успокаивало. Кроме того, за этими завываниями не слышны были другие подозрительные звуки. Немного нервировал темный коридор, который начинался как раз напротив дивана. Петя попытался закрыть глаза, но немедленно открыл их снова, вскочил и включил в коридоре свет. Со светом стало совсем не страшно. Засыпая, Петя даже улыбался.
Дед явился, как по расписанию. Показал внуку кукиш и противно засмеялся голосом дивана. А проснувшийся Петя с ужасом обнаружил, что свет в коридоре не горит, но из темноты доносится знакомый стук резинового наконечника. Остаток ночи он просидел в коконе из одеяла, боясь пошевелиться.
На кухонной полке с дешевыми бабушкиными иконами стояла бутылочка воды и пузырек с лампадным маслом. Атеист Петя собирался сложить все в сумку и вынести на помойку, однако забыл. Теперь его атеизм немного поблек. Петя, чувствуя себя то суеверным дураком, то героическим борцом с демонами, щедро полил порог спальни святой водой, подумал и накапал масла. Иконы перенес в спальню на тумбочку, перекрестился перед сном сначала слева направо, потом в обратную сторону, так как не помнил, как правильно. В эту ночь дед грозил пальцем и приговаривал: «Ишь, комсомольцы-богомольцы, за пазухой-то не Христос, а кукиш». В общем, иконы не помогли.
Идеи кончились. Петя загрустил. Ему очень хотелось домой, в Москву, к маме и папе. Там нет никаких призраков, и никто в них не верит. Но именно поэтому Петя не мог рассказать родителям про деда. «Они решат, что я свихнулся, и правильно решат, - думал он. - Фредди Крюгера насмотрелся. Вот блин. И что делать?».
Как-то днем Петя зашел в магазин. Прямо на него из хлебного отдела медленно выплыл большой черный меховой шар и внезапно произнес:
- Привет, Спирин. Чего делаешь у нас?
Петя посмотрел в лицо над мехом. Это была его бывшая одноклассница, Анжела Тарасова, полная невысокая девица с темно-синими глазами и пухлыми красными губами. Вроде бы они были друг в друга немного влюблены в последнее школьное лето, но с тех пор прошло, кажется, сто лет. Она еще поправилась, лицо стало почти круглым.
- Продаю квартиру. Дед умер. Привет.
Петя почему-то смутился под спокойным синим взглядом Анжелы.
- Понятно. Ты какой-то странный. Зеленый какой-то. Болеешь что ль? Или на москвичей родина так влияет?
- Да не… - Петя замялся, - Мне, в общем, дед снится. Каждую ночь, понимаешь.. Приходит и говорит. Стоит. Дверь, в общем, откроет, а потом идет по коридору и стук, понимаешь. Его палка, я ее знаю. Наконечник. Тук-тук. Как привидение или призрак что ли. В общем, спать нельзя. Не могу. Ничего не могу делать, ходит и ходит.
Выболтал и тут же почувствовал, как полегчало. Анжела выслушала его сумбурный рассказ спокойно, без удивления, и сказала:
- Надо спросить, чего он хочет.
- У кого спросить? - не понял Петя.
- У Павла Ильича! Деда твоего! Он же не зря приходит!
- Чегоооо?
Петя подумал, что она его разыгрывает и даже немного обиделся.
- Спирин, ты тупой что ли? Деда вызвать и спросить. Сеанс сделать. Про спиритизм не слышал?
- Нуу я... - протянул Петя.
- Короче. Приходи завтра часам к одиннадцати. Бабка спать ляжет. Мы Пал Ильича позовем и спросим, чего ему от тебя надо.
Тон Анжелы не предполагал возражений, и Петя покорно пообещал быть у нее ровно в одиннадцать.
До подъезда оставалось метров десять. Площадка перед дверью была аккуратно расчищена, снег покрывала черная угольная пыль. Наверху что-то громко загрохотало, ухнуло. Петя на секунду высунул лицо из шарфа, тревожно глянул вверх и немедленно получил колючую ледяную пощечину. Мелькнула мысль, не вернуться ли домой, но Петя отогнал ее и с силой открыл дверь в подъезд.
Дверь открыла Анжела, и Петя вошел в теплую маленькую прихожую. Хозяйка повела гостя в кухню, бесшумно ступая пушистыми шерстяными носками по вязаным половикам.
На деревянном квадратном столе стоял грубый чугунный подсвечник, тут же лежала новая парафиновая свеча с белым фитилем и коробок спичек.
- Чай будешь? Бабка булки пекла, вон на печке возьми.
Петя налил в оранжевую кружку горячего чая, взял маленькую коричневую булочку и сел на табурет. Булочка была восхитительно вкусной, бок грела печка. Петя наблюдал, как Анжела растапливает парафин с одного конца свечи и вдавливает ее в подсвечник мягкими белыми руками. Анжела подняла синие глаза, и Петя вдруг смутился.
- А мы это.. вдвоем будем? - неуверенно спросил он.
- Втроем, - ответила Анжела, - еще Пал Ильич. Если придет. Дай угля кусок. Вон там ведро, у печки.
Анжела взяла уголь, испачкав белые пальцы, и быстро нарисовала прямо на голубой столешнице не очень ровный круг, буквы, цифры, слова «да» и «нет».
Она выводила знаки привычными движениями, чуть склонив голову набок, как будто делала домашнее задание. Петя ожидал увидеть какие-нибудь специальные таинственные предметы типа стеклянного шара или сушеной мыши, но ничего такого не было. Он был даже немного разочарован.
- А ты как научилась это делать? - спросил он.
- Духов вызывать? Да у нас все умеют, - пожала плечом Анжела. - Что еще зимой делать по вечерам. Недавно Сталина вызывали. Пургу какую-то нес. На, - и она протянула уголь Пете.
- Это зачем? - спросил Петя.
- Рисуй по углам крест и черта. Я черта не умею.
Петя взял уголь и, как умел, вывел крест с косой перекладиной и странное существо, похожее на кота. Виновато глянул на Анжелу.
- Сойдет, - одобрила она. - Вырубай свет.
Анжела положила в центр круга перевернутое чайное блюдце с нарисованной красным фломастером стрелкой и зажгла свечу. В черном окне отразился тихий огонек, тени проявились на стенах, будто их тоже обвели углем. Темнота и надрывный вой вьюги немного взволновали Петю.
Анжела положила кончики испачканных пальцев на блюдце, и Петя последовал ее примеру.
- Дух Павла Ильича Спирина, будешь говорить с нами? - громко и важно произнесла девушка.
Ничего не произошло. Петя покрутил головой, опасаясь увидеть в дверном проеме деда. Но там никого не было.
- Дух Павла Ильича Спирина, будешь говорить с нами? - повторила Анжела.
И снова ничего. Разве что ветер, показалось Пете, завыл громче.
- Скажи ты. Тебя-то, поди, услышит!
Петя вдруг почувствовал себя глупо. Он ведь никогда не верил ни в какую магию. На дворе двадцать первый век, а он сидит на темной кухне с бывшей одноклассницей и вызывает дух деда, потому что видит сны. Может, он правда съехал…
- Спирин! - строго сказала Анжела.
- Да, да. Дух Павла Ильича Спирина, - нехотя произнес Петя, - будешь говорить с нами?
Ничего. Надо идти домой, подумал Петя. И вдруг нервно заплясало пламя свечи. Тени рассыпались и смешались, побежали по стенам и лицам.
- Сквозняк? - пискнул Петя.
Ветер порывами бил в стекло, выл, гудел, но не проникал сквозь заклеенные окна. Пете стало не по себе. Он посмотрел на Анжелу и в тот же миг почувствовал, как блюдце под пальцами двинулось в его сторону.
Блюдце медленно и упорно ползло по столу. Петино сердце стучало теперь где-то в ушах, он вдруг отчаянно захотел, чтобы это был розыгрыш. Нет, нет, он не хочет встречаться с дедом!
- Перестань толкать блюдце, - зашептал он возмущенно.
- Я не толкаю! - огрызнулась Анжела.
Петя чуть прижал блюдце пальцами к столу, но оно, как маленький круглый краб, упорно стремилось к цели. Наконец, стрелка замерла напротив слова «да».
- Ну спрашивай, чо молчишь, - подгоняла Анжела.
- Что спрашивать? - Петя растерялся. - У кого?
- У Пал Ильича, Спирин! - и сама громко спросила, - Кто вы такой?
И блюдце снова поехало, скребя по дереву столешницы и набирая темп. Стрелка двигалась от буквы к букве. Петя старался не отстать, придерживая край подушечками пальцев. Уже было понятно, что никто не толкает тарелочку, она необъяснимо выводит сама - Пашка Спирин.
- Ты… мой дед? - взволнованно спросил Петя.
И дух ответил - да. Пете показалось, что он слышит тот скрипучий, как диван, смех. Он покосился в темный коридор. Пламя опять заплясало.
- А ты где? - задал Петя глупый вопрос.
- А в туранде, - внезапно ответила тарелочка.
Анжела хрюкнула от смеха, глядя на ошарашенное лицо Пети.
- Какое у вас к Пете дело? - строго спросила Анжела.
- Дело мое, да не твое, - забегало по столу блюдце.
Петя с Анжелой переглянулись.
- Может, надо как-то конкретнее спрашивать? - предположила Анжела.
- Ты обиделся на меня? - уточнил Петя.
- Да, - ответил дух.
- Ну.. прости. Что ж мне делать?
- Снемать портки и бегать, - издевался дед с ошибками.
Блюдце носилось по столу, но толку от беседы не было. Петя задал еще несколько вопросов, однако дух Пашки Спирина только ругался и сыпал поговорками, зля внука и смеша Анжелу. Петя насупился и замолчал. Наступила тишина. Затих ветер, замер огонек свечи, остановилось блюдце.
В шкафу раздалось слабое позвякивание. Петя вздрогнул и глянул на закрытые дверцы. Звон становился громче, пока не задребезжала вся посуда. Брякали ложки в ящике, ныли стеклянные бокалы, клацала ручка металлического чайника. Солонка на подоконнике упала на бок, рассыпая мелкую соль. У Пети скрутило что-то в солнечном сплетении. Анжела приоткрыла рот, без выражения глядя на шкаф.
Наконец блюдце побежало по столу и звон прекратился.
НЕ ТРОЖИ ЕМУЩЕСТВА, телеграфировала красная стрелка, ЖИВИ ТУТ, БУДЬ НА МЕСТЕ.
Петя с тоской читал буквы. Он не собирался здесь жить, он хотел домой, в Москву, но спорить с невидимым повелителем блюдца опасался.
- Сколько жить? - спросил он.
- Всегда, - безапелляционно вывело блюдце.
- Что ж мне тут делать? - заупрямился Петя, чувствуя, как вместо страха появляется раздражение.
- Женица, - ответил дух. - На посудине.
- На ком? - почти хором спросили Петя и Анжела.
- Онжэлла, - вывел дед.
Петя взглянул на бывшую одноклассницу. Та опустила ресницы и улыбнулась. Кажется, сейчас ей понравилось напутствие Павла Ильича. Петя вспомнил про Иру, свою московскую девушку, и почувствовал, как под столом к ноге прикоснулось что-то пушистое. Отдернув ногу, он решил спорить.
- Ира...
- Проститутко, - сурово парировал дед.
Анжела победоносно захохотала. Пете, однако, было не смешно. Значит, если он не послушается, не останется в родном городе и не женится на толстой Анжеле, дед так и будет ходить к нему каждую ночь, шагать по коридору, пихать острым кулаком в плечо. Неизвестно, что он еще придумает. Может, треснет палкой прямо по лбу. Но он не хочет! Он хочет домой, там его, его привычная жизнь, там Иришка, там друзья, тусовки, поцелуи, кино, никаких духов и тревожных снов.
- Когда я вернусь домой? - упрямо спросил он.
Блюдце помедлило и покатилось по линии цифр - 2052.
И тут Петя не выдержал. Он треснул по столу кулаком и заорал:
- Иди ты! Я завтра! Завтра уеду! К чертовой матери! Мне домой….
Освобожденное блюдце со свистом взлетело, ударило Петю в переносицу, упало на пол и разбилось. Анжела взвизгнула. Из глаз посыпались искры. Яркие белые пятна летали по кухне, смешиваясь с огнем и скачущими тенями. Петя почти ничего не видел, по щекам текли слезы. Он замотал головой, зажмурился и услышал громкие быстрые шаги по коридору. Дед идет, панически мелькнуло в голове. Но это был не дед, а бабка.
Бабушка Нина Ивановна, энергичная крикливая старушонка восьмидесяти лет, появилась на пороге кухни, разбуженная визгом и звоном посуды. Она включила свет и уже собралась зычно наорать на внучку, когда увидела сгорбившегося над столом плачущего Петю.
- Чего вы тут? - строго бросила она. - Петька Спирин? Ты что ли приехал?
- Я, - всхлипнул Петя.
- Ну? Посуду бьете?
- Баб, к Пете дед ходит. Прям каждую ночь. Ругается, - Анжела торопилась оправдаться перед бабкой за разбитое блюдце. - Мы тут спрашивали его, чего он хочет.
- Ну?
- Ругался, - вздохнула Анжела. - Сказал, чтоб Петя тут навсегда остался и… чтоб женился. На мне, - она опустила глаза.
Нина Ивановна посмотрела на разбитое блюдце, на растерянного Петю, на порозовевшую от романтического пророчества внучку и резко, с карканьем, расхохоталась. От смеха она присела на маленький столик у стены, вытирала слезы сморщенной маленькой ручкой, все не могла отсмеяться.
- Ой дурачье, - наконец, выговорила бабушка. - Да о чем его, черта старого, спрашивать? Гнать его в шею, паразита!
- Так зачем ходит-то, мож дело какое, - сказала Анжела.
- Дело! Дела свои он здесь закончил уж. Теперь пусть там делами занимается. А живым неча мешать. Не спишь, поди, ночами-то со страху? - она смотрела на Петю.
Ее седые волосы были собраны в косу, но растрепались от сна, глаза блестели. Пете вдруг захотелось прижаться к бабушке Нине, к ее толстой серой шали, накинутой второпях на белую ночную рубашку. Захотелось, чтоб кто-то погладил его по голове, утешил. Он кивком подтвердил, что не спит.
- Петька, ты ж сибирский парень по рождению. Кого бояться вздумал? Хрыч Ильич, скандалист старый, еще при жизни таким был. Тут у нас все его знали да не связывались с пустобрехом. А ты мучаешься. Не надо спиритизмом баловаться, пустое. Мне б сказал, - бабушка Нина легко встала со столика, - Дам земли тебе, у меня осталась заговоренная, как мой Станислав ушел. Посыплешь вдоль порога. Нож возьми, в порог воткешь. Да не криви морду-то, и так вон уж нос разбит, делай как говорят. Скажешь над порогом - мертвые к мертвым, живые к живым, крепка граница. Три раза повторишь. Ну-ка повтори мне сейчас.
- Мертвые к мертвым, живые к живым, крепка граница, - послушно пробормотал Петя.
- Вот так. И не слушай, что тебе старый пень наговорил тут. Может, это и не он вовсе приходил, а какой завалящий дух. Так оно и бывает, говорят. Анжелка, дай чаю, раз уж разбудили.
Она внимательно посмотрела на внучку. Анжела сидела, насупившись.
- А ты физиономию распусти, не по Сеньке шапка, здесь мужика найдешь, из местных.
Бабушка хмыкнула и пошла за заговоренной землей.
Петя спешил домой, подгоняемый ветром. На душе было тепло, а в кармане лежал пакетик с землей. Москва теперь была где-то далеко-далеко, здесь же окружала его только сибирская зима, завалящие духи и дед-покойник. Мертвые к мертвым, живые к живым, повторил про себя Петя и добавил тихонько - сибирский парень.