Попутчица
Не пишется. Уже месяц или больше. Может, в поезде, под мерный тыдых-тыдых и похрапывание попутчиков что-то произойдет, от света пролетающего в темном окне фонаря возгорится писательское пламя. Больше Савельев не проявит милосердия. Савельев, холеная рожа, дает советы - окунись в тусовку, Саша, выйди из зоны комфорта. Савельев не был в Орле. Там нет зоны комфорта. Не заложена при постройке.
Третий раз заворачивает пьесу. Черт его знает, чего он хочет - «Чайку»? Неубедительные герои, надуманный сюжет. Сашенька, я всегда узнаю тебя в гриме, с издевочкой говорил Савельев. Напиши хоть раз про кого-то, кто не ты. Где их брать-то, убедительных. Все на одно лицо, жизнь одинаковая. Шаповалов вздохнул и взглянул на соседку.
Она сидела по-турецки напротив, покачивая головой в такт музыке в наушниках, и тыкала в экран смартфона, удобно устроив его на аккуратно торчащем примерно семимесячном животе. Лица в тени верхней полки почти не видно, только кончик носа, небольшой рот и скулы. Иногда она улыбалась невидимому собеседнику, быстро набирая что-то тонким пальцем.
Вот, например. Сделать ее героиней. На вид лет семнадцать. Вся какая-то остренькая, угловатая, от носа до косточек над краем розовых носочков. Даже живот не круглый, треугольный. Короткая стрижка, железяки по краю маленьких ушей, что-то блестящее в правой ноздре. На футболке многорукий слон из индийского пантеона богов. Забыл, как его там, Кришна? Тот вроде синий.. Сколько ж ей все-таки лет, интересно?
Допустим, ей действительно семнадцать. Она выросла в Орле, традиционном настолько, что незамужняя женщина в двадцать пять считается старой девой. Например, она влюбилась в приезжего. Студент на практике или командировочный, напел ей о красивой жизни в Москве, и вот она беременна, а он уехал. Кольца на пальце нет, значит, история несчастливая. Она едет искать его, чтобы предъявить последствия короткой связи. А он, конечно, соскочит. Сюжет не нов, но можно что-то придумать, какой-то эдакий поворотец. Шаповалов открыл блокнот и записал «беременность она переносила легко, хотя на душе лежал камень…».
Дверь с лязгом отодвинулась. «Вода, сок, пиво, орешки, бутерброды», - равнодушно пропел невидимый голос.
Соседка сняла наушники.
- Колу и чипсы с солью.
- А моя жена говорит, что это страшно вредно. Тем более, в таком положении, - Шаповалов улыбнулся.
- Да? - она пожала плечом.
Худая ключица выпрыгнула из футболки, показав фрагмент затейливой татуировки, и спряталась обратно.
- Я всегда это ем, он привык, - она хлопнула по животу.
Она снова полезла на полку. Хотя не полезла, а скорее нырнула. Двигалась девчонка порывисто, резко и легко. Двумя пальцами открутила красную голову бутылке, сделала короткий глоток, другой рукой сплющила с хлопком пакет чипсов и запихала в рот сразу несколько желтых плоских кружочков.
- На консультацию едете? - Шаповалов кивнул на живот.
- А, не. В Индию.
На его лице было такое недоумение, что она засмеялась.
- Просто пожить. На год или сколько получится.
- Просветление, да? Или как в Индию? Зачем?
- Да просто в Индию. Там океан, тепло. В Орле скучища.
- А… рожать? В Индии?
- Там тоже люди рожают.
Она еще раз глотнула колы и снова захрустела чипсами. Он все смотрел на нее, не понимая.
- Я слышал, что там антисанитария.. Малярия.
- В Африке акулы, в Африке гориллы! - она снова засмеялась. - Да нет, я всю прошлую зиму жила в Арамболе. Это в Гоа. Нормально.
- Что же, вы одна едете?
Шаповалов представил дочь, которая в свои тридцать четыре и в Москву бы не поехала без сопровождения молчаливого, сурового на вид мужа. Такого же, впрочем, бестолкового, как она сама.
- Одна. Там у меня друзья с прошлого года еще.
- Но как вас отпустили одну?!
- Мне двадцать три, я сама себя могу отпустить куда захочу. Саня, мой муж, приедет к родам.
- Муж, значит. А родители? Они же, наверное, платят?
Он понимал, что задает неприличные вопросы, но не мог сдержаться и чувствовал, как поднимается раздражение на свою бестактность и на эту девицу. Рожать скоро, распашонки покупать пора. Индия! Муж, конечно, идиот. Родители тоже хороши, надо было не давать денег, запретить. Как она вообще до этого додумалась?
- Почему они платят? Никто за нас не платит, мы взрослые и…
- Взрослые, - резко бросил Шаповалов, - на что живете-то, взрослые?
- Я переводчица, Саня - программист.
Она удивленно смотрела на Шаповалова, на его внезапно нахмуренное, почти злое лицо, сжатые губы.
- Я перевожу с английского и немецкого. Технические переводы. Я могу работать из Индии тоже.
Они замолчали. Шаповалову хотелось наорать на эту стрекозу, которая не имела права вот так взять и... Вдруг нестерпимо захотелось выпить, впервые за пять трезвых лет. Он взял блокнот, ручку и вышел.
Через час он сидел у стойки, расстегнув рубашку на седой груди и пьяно жаловался буфетчице: «тоненькая, соплей перешибить, а вишь ты, Индия», «а муж-то тоже Саня, а я вот тоже Саня», «послать бы этих всех, да к океану, да куда я», и совсем уж бессвязное что-то про Савельева, Чехова и бездарностей. Буфетчица, подливая коньяку, не возражала.