"Страстно-бесстрастный" Александр Блок
...В своих мемуарах Любовь Менделеева, вошедшая в русскую литературу как муза, вдохновившая Александра Блока на цикл стихов Прекрасной Даме, назвала своими роковыми ошибками то, что вышла замуж за Блока и то, что не развелась с ним.
Мне не близко творчество этого поэта, за исключением 3-4 стихотворений. Но его личность всегда была для меня загадкой, которую хотелось разгадать. Поэтому я немало прочитала о нем, и лучшей назвала бы книгу блоковеда Владимира Орлова "Гамаюн. Жизнь Александра Блока".
Блок мне кажется деструктивным человеком. Очень яркие идеализации и жестокие обесценивания, от которых его "музы" очень страдали, добивались от него внятных объяснений, но не получали их.
Аддикции (алкоголизм), промискуитет - и контрастом полное отвержение жены в "этом" смысле. Поэтому нисколько не удивляет, что Любовь Дмитриевна ждала-ждала, билась-билась, а потом начала менять любовников одного за другим, что принесло ей немало страданий.
Думаю, если бы не отвержение со стороны мужа (и при этом удерживание ее в браке) - Любовь Дмитриевна была бы верной женой. Выходя замуж, она меньше всего мечтала о "свободных отношениях" и о том, что любовницы мужа будут вхожи в их дом, гостить у них в деревне и "дружить" с Любой.
Немаловажно, что у Блока были деструктивные родители: отец - физически агрессивный психопат и эмоционально-нестабильная мать, всю жизнь соревновавшаяся с Любой за право быть для сына номером один и не раз покушавшаяся на самоубийство.
Последние годы Блока и его раннее угасание вполне можно рассматривать как глубокую, беспросветную нарциссическую депрессию - я это явление анализировала в постах про чеховского Иванова.
В то же время есть причины, по которым я не готова считать Блока "чистым" нарциссом. Я не вижу Ложного Я. Не вижу зависти. С другой стороны, может я просто "не узнаЮ" их в каких-то блоковских поступках.
Читательница Ольга Виль подготовила для нас большую статью о поэте. Давайте почитаем и обсудим.
***
«Нездешний» взгляд Блока отмечали многие его современники. Корней Чуковский, знавший, и любивший Блока, называл его «страстно-бесстрастным, сомнамбулическим». Необычной была и сама личность Блока.
Ппоэт то идеализировал, то ненавидел женщин, то обожествлял жену, то одновременно лишал ее всех прав на физическую сторону брака. Исследователи творчества поэта считали эти особенности своеобразием поэтической натуры, странным противоречием его характера.
С одной стороны - внутреннее благородство, человеческая порядочность, гениальная лирика, полная высоких чувств; с другой стороны - восприятие женщины как объекта, отрицание ее как личности, моральное насилие над ее эмоциональной жизнью.
Александр Блок имел хорошее воспитание и прекрасное историко-филологическое образование. При этом был мистиком-визионером, и удивительным образом сочетал интерес к оккультизму с православными традициями. Основным же критерием жизни всегда называл ее «музыкальность» или «немузыкальность».
Из воспоминаний Чуковского: «Никогда ни раньше, ни потом я не видел, чтобы от какого-нибудь человека так явственно, ощутимо и зримо исходил магнетизм. Трудно было в ту пору представить себе, что на свете есть девушки, которые могут не влюбиться в него... Печальным, обиженным и даже чуть-чуть презрительным голосом читал он свои стихи о любви. Казалось, что он жалуется на нее, как на какой-то невеселый обряд, который он вынужден исполнять против воли.»
Совершенно особенную версию судьбы Блока изложил Даниил Андреев в своей метафизической книге «Роза мира». Его отец, писатель Леонид Андреев и Александр Блок, по собственному выражению последнего, «понимали друг друга без слов».
В главе «Падение вестника» автор повествует о Блоке-мистике, о том, что поэт-духовидец, возможно, принимал демонов за ангелов. С коварными «даймонами» он страстно блуждал в другой реальности, по его определению, в «темно-лиловых мирах», в поисках недосягаемого идеала, в происхождении которого так трагически ошибся. Блок слышал музыку иных сфер как бы через эфирные радиопомехи. Но в игре с инфернальными силами человеку победить невозможно. Поэтому со временем поэтом был утрачен сначала его божественный дар, а потом и сама воля к жизни.
Сам Блок тоже писал о скрытой опасности духовных заблуждений в 1910 году, в статье «Рыцарь-монах» о философе Владимире Соловьеве».
«Зpeлыe дeлoвыe люди yвaжaют cмepть и гoтoвы выpaзить cвoe coжaлeниe o гибeли; нo ycпeниe и кoнeц нeнaвиcтны им, пoтoмy чтo oни ocвeщaют вcю жизнь иным cвeтoм, в кoтopoм зeмныe дeлa cтaнoвятcя пoдoзpитeльны. Mнoгиe гoтoвы cтo paз твepдить oднo и тo жe o гeниaльнocти «Boйны и миpa», тoлькo бы зaмoлчaть ycпeниe и кoнeц caмoгo Toлcтoгo.
Hичeгo нoвoгo в этoм, кoнeчнo, нeт. Boзpaжaют нa этo, oбыкнoвeннo, чтo нeльзя зaпoдoзpивaть кaкиe бы тo ни былo дeлa, кoгдa дeл вooбщe cлишкoм мaлo. Этo - вoзpaжeниe oт cлaбocти, нo нe oт cилы. Bладимир Coлoвьeв пoиcтинe дeлaл вeликиe дeлa в тo вpeмя, кoгдa кaзaлcя дeлoвым людям бeздeльникoм.»
«Нежная дворянская девушка - мама»
Александр Блок был сыном профессора, внуком ректора и зятем академика, имел благородных, внешне весьма благополучных родителей и «золотое безоблачное дворянское детство».
Мать поэта, Александра Бекетова, пианистка, переводчица поэзии, дочь ректора петербургского университета, вышла замуж по страстной любви в 18 лет. Ее муж, Александр Львович Блок, профессор права Варшавского университета, был человеком выдающихся способностей; но за свой дурной нрав получил от знакомых и коллег прозвище «Демон». (на фото)
Александра вернулась в родительский дом на последнем месяце беременности неузнаваемой своими близкими: униженной, сломленной, забитой (и не только морально). Александр Львович Блок с женой на сносях ехал на поезде из Варшавы в Петербург на защиту своей докторской в жестком вагоне третьего класса - из экономии. Ученый-правовед заявил, что роскошь второго класса ему не по карману.
Он обращался с женой жестоко, бил ее за неправильное понимание Шопена, за каждую фальшивую ноту, взятую ей на рояле, но разводиться не желал. Она терпела.
Последней каплей для Александры стала первая встреча отца с сыном. Малыша с трудом успокоили, он спал, а Блок-старший собственноручно открыл младенцу веки, чтобы посмотреть, какого цвета глаза у новорожденного. Этого молодая мать ему уже не простила. Они расстались.
Ректору Бекетову пришлось буквально спасать свою третью дочь из гибельного брака уговорами и обещаниями гордому и вспыльчивому зятю сохранить его репутацию «в любом случае и любой ценой».
Девять лет спустя, в 1889 году Александра добилась официального развода, и вышла замуж за гвардейского офицера Франца Кублицкого-Пиоттуха. Сыну она оставила фамилию первого мужа. Прожив с добродушным, спокойным «Франциком» почти всю жизнь, под конец Александра Андреевна от него полностью отстранилась - в 1920 году «бедный Францик» умер одиноким, никому не нужным.
С годами мать Блока убедила себя в том, что второй ее брак был не только неудачей, но даже преступлением перед гениальным сыном, и что любила она всегда только первого мужа, «демонического» Александра Львовича.
Блок вырос в большой любящей семье деда и бабушки: дедушка-ректор, профессор биологии и бабушка, писательница, переводчица иностранной литературы, души не чаяли во внуке. Зато Александра Андреевна, мать, которую Блок романтично называл в своей автобиографической поэме «Возмездие» «нежной дворянской девушкой», страдала хронической неврастенией с приступами тяжелой меланхолии. Она трижды покушалась на самоубийство, постоянно говорила сыну о «чувстве конца», исчерпанности жизни: «Скорей бы уж кончилась вся эта недотыкомка».
Возможно, определенные деструктивные черты передались Блоку генетически от психопатического отца, возможно, через эмоционально-неустойчивое поведение невротичной матери. В то же время поэт боролся с «темными» сторонами своей души, и это видно из его стихов:
«О, я хочу безумно жить:
Всё сущее - увековечить,
Безличное - вочеловечить,
Несбывшееся - воплотить!
Пусть душит жизни сон тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом сне,-
Быть может, юноша весёлый
В грядущем скажет обо мне:
Простим угрюмство - разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь - дитя добра и света,
Он весь - свободы торжество!
Первая любовь, «роза юга»
Всю жизнь Блок интересовался яркими, «высокоресурсными» женщинами, которых легко и быстро привлекал к себе и так же отстранял.
В 1897 году, на отдыхе с матерью и тетей в немецком курортном городке Бад Наугейм, 16-летний Блок страстно влюбился в 37-летнюю соседку - Ксению Садовскую. Красавица была замужем за чиновником старше ее на 18 лет, ей нездоровилось после третьих родов, врачи порекомендовали водный курорт.
Влюбленный гимназист приносил к ее крыльцу розы, покупал билеты на концерты, сопровождал на прогулках. Ксения кокетничала, флиртовала: то насмешливо возвращала настойчивому кавалеру его цветы, то шутливо подначивала, призывая быть смелее; как-то оставила его у себя на ночь.
Александр воспевал ее в стихах как идеал красоты с неизменным посвящением: К.М.С. и писал ей страстные письма.
«Ты для меня - все; наступает ночь, Ты блестишь передо мной во мраке, недосягаемая, а все-таки все мое существо полно тогда блаженством, и вечная буря страсти терзает меня. Не знаю, как побороть ее, вся борьба разбивается об ее волны, которые мчат меня быстро, на крыльях урагана, к свету, радости и счастью…
Если есть на свете что-нибудь святое и великое для меня, то это Ты. Ты одна, одна несравненная яркая роза юга, уста которой исполнены тайны, глаза полны загадочного блеска, как у сфинкса, который мгновенным порывом страсти отнимет всю душу у человека, с которым он не может бороться, который жжет его своими ласками, потом обдает холодом, а разгадать его не может никто…»
Эта связь нервировала мать Блока, бывшую на год моложе возлюбленной сына. «Сашура у нас тут ухаживал с великим успехом, пленил замужнюю барыню, мать троих детей, статскую советницу... Смешно смотреть на Сашуру в этой роли. Не знаю, будет ли толк из этого ухаживания в смысле его взрослости, и станет ли он после этого больше похож на молодого человека. Едва ли!», - саркастически писала она домой.
Мать дважды лично встретилась с избранницей сына, по воспоминаниям ее сестры Марии, гневно кричала на «совратительницу», и даже угрожала серной кислотой. Тем не менее, дома, в Петербурге, тайные встречи между Блоком и Садовской продолжились. Ксения тоже влюбилась в юношу, но взывала к его благоразумию, ссылалась на супружеский долг и детей.
Александр возражал, почти отчитывал ее: «Я не понимаю, чего Ты можешь бояться, когда мы с Тобою вдвоем, среди огромного города, где никто и подозревать не может, кто проезжает мимо в закрытой карете… Зачем понапрасну в сомнениях проводить всю жизнь, когда даны Тебе красота и сердце? Если Тебя беспокоит мысль о детях, забудь их хоть на время, Ты имеешь на это полное нравственное право, раз посвятила им всю свою жизнь»...
Роман развивался, но уже через год, в августе 1898 года на Блока нахлынула новая любовь к Любови Дмитриевне Менделеевой, дочери великого ученого-химика с мировым именем и близкого друга его деда. Все, что было связано с Садовской, отошло на второй план. Упоминая в дневнике начала 1898 года о своем последнем объяснении с любовницей, Блок замечал: «Мыслью я продолжал возвращаться к ней, но непрестанно тосковал о Л.Д.М.».
В то же самое время он писал письма и Садовской: «Знай, что мне прежде всего нужна жизнь… потому я и стремлюсь к Тебе и беру от Тебя все источники жизни, света и тепла». (Любопытно отметить эту «энергетическую» составляющую, без чего немыслимо его творчество, поэту нужна постоянная «подпитка», без нее ему не пишется - О.В.).
К первым же стихам, посвященным Любе Менделеевой, Блок сделал в рукописи помету: «Уже двоится любовь и страстная жизнь». Стихотворение «Две любви» - как раз об этом роковом раздвоении между двумя женщинами:
Любви и светлой и туманной Равно изведаны пути.
Они равно душе желанны, Но как согласье в них найти?
В конце того же 1898 года Блок холодно пишет в стихах о Садовской: «Любовница, давно забытая»: «Нет, эта красота меня не привлечет; при взгляде на нее мне вспомнится другая…»
Мотив любовного разочарования повторяется им на разные лады: «Что, красавица, довольно ты царила, всё цветы срывала на лугу, но души моей не победила, и любить тебя я не могу!», «И разве, посмотрев на вянущий цветок, не вспомнится другой, живой и ароматный?..»
Садовская жестоко страдала, называла его «изломанным человеком», он равнодушно откликался в письмах: вместо прежнего «Ты» и «дорогая Оксана» - «Вы» и «многоуважаемая Ксения Михайловна». Она проклинала себя за то, что увлеклась и просила сжечь ее письма к нему. Блок отвечал:
«Я не могу сжечь все то, чему поклонялся… Но разве то, что я ничего не сжигаю, значит, что я могу думать и чувствовать так же, как думал и чувствовал три года тому назад? В этом только смысле и можно обвинять судьбу, а не за то, что она столкнула нас. Судьба и время неумолимы даже для самых горячих порывов, они оставляют от них в лучшем случае жгучее воспоминание и гнет разлуки».
Много лет спустя, в 1919 году муж Садовской умер, их дети разлетелись по свету. Ксения нищенствуя, с трудом добралась к дочери в Одессу, где попала в психиатрическую клинику. Лечащий врач, любивший поэзию Александра Блока, обратил внимание на полное совпадение имени, отчества и фамилии своей пациентки с первой блоковской музой: К.М.С. (К тому времени эти инициалы уже открыто публиковались в литературе о Блоке.)
Так случайно выяснилось, что эта неизлечимо больная, нищая, раздавленная жизнью женщина и есть синеокая красавица, воспетая лучшим русским поэтом Серебряного века. О посвященных ей стихах Садовская ничего не знала. Когда ей их прочли, плакала. Она умерла в Одессе в возрасте 66 лет. Двенадцать писем Блока, перевязанных красной лентой, чудом сохранившиеся, нашли в ее личных вещах.
Прекрасная Дама Люба Менделеева
После окончания гимназии Блок отдыхал в Шахматове, подмосковном имении деда; неподалеку находилось Боблово, усадьба Дмитрия Менделеева, профессора-химика с мировым именем.
Блок приезжал туда настоящим «принцем» верхом своем на белом коне Мальчике. Высокий, статный, со шапкой светлых волнистых волос, в прекрасно сшитом сюртуке и мягкой шляпе, холодный красавец Александр сначала не понравился Любе Менделеевой: «актерского вида позер с повадками фата», записала она в дневнике.
«Блок очень много цитировал в то время Козьму Пруткова, анекдоты, которые можно иногда понять и двусмысленно, что я уразумела, конечно, значительно позднее. У него в то время была еще любимая прибаутка, которую он вставлял при всяком случае: " О yes, my kind!", что смущало некорректностью, на которую было неизвестно, как реагировать.»
Люба произвела на юношу сильное впечатление, Блок нашел в ней «что-то от мадонны Сассо-Феррато», даже нашел репродукцию, которая потом всю жизнь висела у него над постелью. Хотя виду не подал и вначале гораздо больше общался с подругами Любы, чем с ней.
Она писала: «Очень скоро я стала ревновать и всеми внутренними своими "флюидами" притягивать внимание Блока к себе. С внешней стороны я, по-видимому, была крайне сдержанна и холодна -но внутренняя активность моя не пропала даром, и опять-таки очень скоро я стала уже с испугом замечать, что Блок, да, положительно, перешел ко мне, и уже это он окружает меня кольцом внимания.
Но как все это было не только не сказано, как все это было замкнуто, не видно, укрыто! Всегда можно сомневаться: да или нет? Кажется, или так и есть?»...
«Когда - еще позднее - мы стали отдаляться, когда я стала опять от Блока отчуждаться, считая унизительной свою влюбленность в "холодного фата", я говорила себе: "Но ведь было же...».
Потом полгода Блок не приезжал, и Люба вспоминала о нем с досадой. В ее дневнике появились резкие фразы на его счет: "мне стыдно вспоминать свою влюбленность в этого фата с рыбьим темпераментом и глазами"...; «я считала себя освободившейся». (Не приезжал же он потому, что после болезни ему запрещали ездить верхом, а ехать в телеге или повозке он решительно не хотел).
С наступлением лета их встречи возобновились. Оба увлеклись театром, играли вместе в любительских спектаклях по пьесам Шекспира, Ибсена, Стриндберга, подолгу говорили о философии литературе, искусстве. Иногда Александр тайно преследовал Любу: молча шел за ней по улицам, не давая ей знать о своем присутствии. Она это замечала, но не подавала вида. Стихи «Пять изгибов сокровенных» написаны по следам ее обычного пешего маршрута на Бестужевские курсы - пять поворотов по линиям Васильевского острова.
В своих «Стихах о Прекрасной Даме», (а их было около 800), Александр вознес ее на головокружительную высоту, увидел в ней мечту, символическую Мировую Душу, жаждущую избавления от Хаоса. Блок интересовался мистикой, одновременно с этим молился и ставил свечи в православных храмах, в его кабинете всю его жизнь висела икона - «Спас Нерукотоворный». Люба была духовно здоровой девушкой, не любила эзотерики; кстати, ее отец, профессор Менделеев, был во главе научной комиссии, предметно доказавшей, что модный тогда спиритизм - это обман, шарлатанство и мошенничество.
Люба, чувствуя чрезмерный накал страстей, хотела расстаться. Из неотправленного Блоку письма Любы:
«Вы, кажется, даже любили - свою фантазию, свой философский идеал, а я все ждала, когда же Вы увидите меня, когда поймете, чего мне нужно, чем я готова отвечать Вам от всей души… Но Вы продолжали фантазировать и философствовать… Ведь я даже намекала Вам: „Надо осуществлять“… Вы отвечали фразой, которая отлично характеризует Ваше отношение ко мне: „Мысль изреченная есть ложь“… Я живой человек и хочу им быть, хотя бы со всеми недостатками; когда же на меня смотрят, как на какую-то отвлеченность, хотя бы и идеальнейшую, мне это невыносимо, оскорбительно, чуждо. Да, я вижу теперь, насколько мы с Вами чужды друг другу, вижу, что я Вам никогда не прощу то, что Вы со мной делали все это время,- ведь Вы от жизни тянули меня на какие-то высоты, где мне холодно, страшно и… скучно».
Отец Любы тоже ощущал внутреннюю противоречивость и сложность Блока: «Сразу виден талант, но непонятно, что хочет сказать». По воспоминаниям Ивана Менделеева, брата Любы , отец относился к поэту с нежностью, понимал его дарование, брал его под защиту от нападок и критики, говоря: «Об этом нельзя рассуждать так плоско. Есть углубленные области сознания, к которым следует относиться внимательно и осторожно. Иначе мы не поймем ничего.»
В дневниках Блока тех дней - крайняя экзальтация, размышления о самоубийстве как о «высшем поступке». Мода на идею Ницше о сверхчеловеке тогда захватила многих, и убить себя по этой теории означало бы «стать равным Богу». Двадцатидвухлетний Блок купил револьвер и сделал предложение Любе Менделеевой сразу после ее выпускного бала в ноябре 1902 года. Люба, смутно предчувствуя перемены в жизни, ответила согласием.
«Дальше я уже не сопротивлялась судьбе: по лицу Блока я видела, что сегодня все решится, и затуманило меня какое-то странное чувство - что меня уже больше не спрашивают ни о чем, пойдет все само, вне моей воли, помимо моей воли.»
Получив ее согласие на брак, Блок вынул из кармана сложенный листок и отдал его, сказав, что если бы не ее ответ, утром его уже не было бы в живых. Это была предсмертная записка, заготовленная им заранее на случай ее отказа: «В моей смерти прошу никого не винить. Причины ее вполне „отвлеченны“ и ничего общего с „человеческими“ отношениями не имеют. Поэт Александр Блок»...
Домой свою растерянную невесту той ночью он вез в санях, о чем-то спрашивал, но она не могла говорить, была как в тумане. «Морозные поцелуи, ничему не научив, сковали наши жизни», записала она в дневнике.
Они обручились и сразу расстались на полтора месяца - Блок сопровождал свою мать на любимый ею курорт в Бад Наугейм. Люба судорожно обнимала мужа на вокзале. Так началась подковерная борьба Александры Андреевны с Любой, ее вечная ревность к сыну.
«Она ужасно больная и ужасно нервная,- уговаривал Блок Любу - Господи, как все это трудно и тяжело… Ты снизойди и будь милосерднее».
Он был готов даже пойти на то, чтобы жить отдельно от матери, если Люба не уступит. Но Люба уступила. Блок испытывал к молодой жене исключительно платоническую привязанность. «Ничего, кроме стихов, не будет» - заявил муж жене сразу после свадьбы.
«Он сейчас же принялся теоретизировать, что нам и не надо физической близости, что это астартизм, темное, животное и Бог знает что еще...», писала Люба в дневнике. Саша говорил: "Ты все спишь! Ты еще совсем не проснулась...".
Она мучилась, пыталась наладить семейные отношения, но все было напрасно. «Не понимаю, что за бессмысленное, садистское мучительство? Что за страшная глупость и беззащитность с моей стороны? Как я не вырвалась с самого начала, как не защитила себя?» - напишет она потом в мемуарах.
Молодой муж не желал исполнять супружеский долг, зато встречался с сомнительными «незнакомками». Максим Горький передал рассказ уличной проститутки, которая, голодная и озябшая, нечаянно заснула в теплом гостиничном номере и которую больше всего поразило, что Блок, разбудив ее, пожал и поцеловал ей руку и ушел, оставив двадцать пять рублей.
На это время приходится знакомство Блока с драматургом Августом Стриндбергом, основоположником шведской литературы и театра, закоренелым женоненавистником. Вот отрывок из письма Стриндберга в шведский парламент против равноправия для женщин:
«Я заклинаю законодателей как следует обдумать все возможные последствия, прежде чем подписать закон о гражданских правах для этих полуобезьян, для этих низших животных, для этих больных детей, страдающих от недомогания, впадающих чуть ли не в безумие тринадцать раз в году во время месячных, для этих буйных припадочных в период их беременностей и полностью безответственных существ во все остальные дни их жизни, для всех этих не осознающих себя негодниц, инстинктивных преступниц, злобных тварей, не ведающих, что творят!»
С 22 лет Александр Блок особо выделял «сурового шведа» Стриндберга из целого ряда крупных скандинавских классиков, ставил его выше Шекспира и находил в себе много общего с этим «великим мужчиной и большим художником.» Подобные женофобские идеи проводили философ Отто Вейнингер в своей нашумевшей книге «Пол и характер», (после которой автор в 23 года покончил с собой) и Василий Розанов в «Людях лунного света». Блок очень внимательно это читал. Это был характерный «тренд» того времени.
Из книги Л.Д. Менделеевой-Блок «Были и небылицы о Блоке и о себе»:
«Я была не «функция», я была человек, и часто не знала, чему я равна, тем более чему равна «жена поэта» в пресловутом уравнении. Часто бывало, что нулю; и так как я переставала существовать, как функция, я уходила с головой в свое «человеческое» существование. Я верила в Блока и не верила в себя, потеряла себя».
Отчаявшись, пару лет спустя, Люба позволила себе увлечься другом Блока писателем Андреем Белым, который ее давно и откровенно соблазнял. Из этого романа, вернее, нескольких встреч, ничего не вышло.
«Саша всегда становился совершенно равнодушным, как только видел, что я отхожу от него, что пришла какая-нибудь новая влюбленность. Так и тут. Он пальцем не пошевелил бы, чтобы удержать. Рта не открыл бы. Разве только для того, чтобы холодно и жестоко, как один он умел, язвить уничтожающими насмешками, нелестными характеристиками моих поступков, их мотивов, меня самой и моей менделеевской семьи..."
И еще: Александр Александрович очень любил и ценил свою наружность, она была далеко не последняя его «радость жизни»... Позже Блок описал историю романа Любы с его лучшим другом в пьесе «Балаганчик», где вывел себя в образе Пьеро, Любу - Коломбиной, Белого - Арлекино. Через год, в 1906 году поэт страстно увлекся актрисой Волоховой, а брошенная и Блоком и Белым Люба написала стихи, обращенные к мужу:
Зачем ты вызвал меня,
Из тьмы безвестности -
И бросил?
Зачем вознес меня
К вершинам вечности -
И бросил?
Зачем венчал меня
Короной звездной -
И бросил?
Зачем сковал судьбу
Кольцом железным -
И бросил?
Пусть так. Люблю тебя.
Люблю навек, хоть ты
И бросил.
(Продолжение в следующем посте)