Моя подруга в белом пальто (Вся история. Часть 2)
(картина Delphin Enjolras)
После моего возвращения от Юли я была самым счастливым человеком. Хотя уже полностью осознавала свою эмоциональную зависимость от этих отношений и хотела выбраться. Не могу сказать, что Юля мной манипулировала, это не было заметно, но уже в свой первый приезд к Юле я ощущала себя - нет, не в опасности - а просто в непонятной ситуации, из которой хочется поскорее сбежать. Так бывает, что вроде все нормально, а разум и сердце кричат - БЕГИ!
Юля была всегда мягкой, но я слушалась ее и во всем соглашалась с ней. Она мне говорила всегда, что она никогда ни на кого не давит, никем не манипулирует. Но я чувствовала, что мое несогласие с ее мнением или пониманием воспринимается негативно.
Несмотря на ее заверения, существовало только ее мнение и неправильное. Поэтому между нами не было споров, я с ней во всем соглашалась.
Еще меня очень обижало то, что со временем прежняя Юлина привязанность ко мне, ее дружеские чувства куда-то улетучились. Потому что я не чувствовала, что она радуется тому, что я рядом, так, как она этому радовалась раньше. Объясняла она тем, что она интроверт, а интроверты никогда не демонстрируют своих чувств.
Когда Юля с мужем и дочерью провожали меня в аэропорт, я рыдала, не переставая, ведь теперь, когда мы больше не говорим по скайпу, неизвестно, когда ещё я с ней увижусь. И ещё, теперь, после поездки к ней домой, я боялась ее потерять так сильно, как никогда раньше.
Юля подошла ко мне поближе и сказала тихо - сейчас же перестань плакать, возьми себя в руки, а то я на тебя рассержусь. Рассердись, сказала я, мне все равно, рассердит это тебя или нет, потому что я не могу не плакать, ведь я же уезжаю от тебя, а ты для меня очень дорогой человек. Ах, так, усмехнулась Юля, тебе даже все равно, рассержусь ли я…
Мой наркотик
Потом мы поехали с мужем на новый год в Европу. Так как Юля говорила, что у неё нет красителей, чтобы сделать разноцветную мастику, мы там пошли в огромный супермаркет, купили ей всяких пищевых красителей, и вообще всего, что может пригодиться для выпечки и украшения тортов. Юля написала, когда получила посылку, что муж у неё спросил, мы что, решили ей целую бакалейную лавку прислать. И я опять, в который раз, дала себе слово никогда ничего не дарить Юле.
Я чувствовала, что с ее стороны это выглядит так, будто я покупаю Юлино расположение, но, повторюсь, для меня это только способ выразить свою признательность. Юля очень мягкий человек. С одной стороны, она не хотела ничего, и всегда говорила, что ей от меня абсолютно ничего не нужно. Что она не ждет от меня ничего, и ей даже не надо, чтобы я была рядом. Потому что ей достаточно просто мысли, что я где-то есть на свете.
Я же чувствовала себя очень навязчивой, потому что для меня было очень важно, чтобы она ко мне хорошо относилась, и я также чувствовала себя счастливой, когда мы с ней разговаривали, когда она звонила или просто была рядом. За один год Юля словно стала для меня наркотиком, от которого я никогда бы не отказалась по доброй воле. Думаю, она тоже это знала, и такое положение ее тяготило.
Но я, честное слово, не понимаю, как можно дружить, годами не встречаясь, не имея общего дела, общих интересов, и даже не разговаривая. На что Юля сказала, что они так прекрасно дружат с Настей, видят друг друга раз в году, и им этого достаточно (кстати, Настя ни разу, за много-много лет, не приезжала к Юле домой). Мне очень всегда хотелось однажды написать Юле, что ее идеал дружбы - это когда люди не общаются совсем никогда, но знают, что они есть на свете.
В общем, при любом раскладе, я тогда еще получала море положительных эмоций, море счастья от нашего общения, которое потихоньку превращалось в море боли. Потому что, чем больше я прикипала к Юле, чем больше растворялась в ней, тем больше она от меня отдалялась. Поначалу она меня называла родной, милой и дорогой Верочкой, писала, что я ее самая лучшая подруга, и мне это было даже приятно. Постепенно я вообще начала к ней относиться так, словно она была мне родной матерью, потому что она всегда вела себя, словно старше меня намного, и словно она гораздо опытнее и мудрее меня, хотя между нами всего несколько лет разницы. Если я о чем-то говорила, она всегда поправляла, что на самом деле, надо вот так. По крайней мере, говорила она, я вот так думаю, я вот так делаю - и я немедленно с ней соглашалась.
Она постепенно стала говорить, что ей очень тяжело писать мне письма днем, ведь она живет в мусульманской стране, и днем жена всегда должна быть в работе по дому. И писать стала ночью. То есть, я ей писала, а отвечала она мне вечером, когда ее домашние ложились спать, а учитывая разницу во времени, это было уже далеко за полночь. Ах, Верочка, милая, чего же ты не спишь, не жди моего ответа, береги себя, надо больше отдыхать. А я упорно ждала ее ответа, и до трех, и до четырех, и до пяти утра.
"Эксперт" и "дилетант"
В общем, мое очарование Юлей было почти полным. Почти, потому что оставался один момент, который всегда служил разногласием между нами, как красная тряпка. Это была религия. Я была много лет в протестантской церкви. Когда я что-то говорила Юле про то, с какими проблемами сталкиваюсь, она отвечала, что каждый человек женщину, религию и дорогу выбирает по себе. То есть, по Сеньке и шапка. А еще Юля всегда добавляла, что я выбирала религию по себе, нечего вроде теперь и жаловаться, а вот она выбрала Православие и это самая правильная религия. Почему-то все то, что было у Юли, по умолчанию считалось правильным.
Меня всегда это злило. Она ведь ничего не знает об этом, но судит. Ты прочитала хотя бы раз Библию, спрашивала я ее неоднократно. Конечно, отвечала она, я всегда ее читаю. Но судя по тому, что она не знала элементарных вещей из Библии, которые в протестантской церкви знают даже дети в воскресной школе, она Библии не знала.
Была еще тема, в которой я не очень ориентировалась, но которая Юлю очень занимала. Политика. Она смотрела все ток-шоу, все новости про политику. Дома у нее все время в режиме нон-стоп работает телевизор, русские каналы. Когда она говорила про кого-то из политиков, кто ей не нравился, она использовала такие крепкие выражения, что у меня уши в трубочку сворачивались. Нет, не матом, но ведь необязательно говорить матом, если хочешь выругаться. Эта ругань меня не то, что коробила, но она абсолютно не вязалась у меня с той Юлей, которую я знала. Я ей всегда говорила, что ей очень не идет, когда она ругается.
Так же она очень негативно воспринимала любые мои попытки высказать свое мнение о войне (а говорили мы про войну много раз, отец Юли - бывший блокадник). Помню, как-то я сказала о том, что в войну было слишком много напрасных жертв. Если бы наши военачальники не разбрасывались направо и налево людьми, а продумывали стратегию, чтобы минимизировать потери, то жертв было бы меньше. То, как Юля отреагировала на мои слова, меня обидело и испугало. У неё было очень злое лицо, она начала говорить со мной таким тоном, словно я провинившаяся школьница. И каждый раз, когда речь заходила о войне или о политике, она говорила со мной этим тоном. В разговорах на эти две темы, а так же в вопросах религии она вела себя так, словно она эксперт, а я ничего не понимаю.
Постепенно наше общение из электронной почты переместилось только в вацап. Юля сказала, что ее зять, муж старшей дочери, хорошо понимающий в компьютерах, сказал, что ни скайпом, ни камерой в скайпе, ни электронной почтой пользоваться нельзя, потому что за всеми идет глобальная слежка, и только вацап - отличная система для связи, там все пока зашифровано и не передается никуда, не подвластно слежке. Я только не понимаю одного, почему Юля до сих пор спокойно общается в Скайпе с родителями и братом, с семьей дочери и внуком, и боится общаться со мной. Хотя вацап, в самом деле, отличная вещь. Я Юле пишу в вацапе несколько полноценных писем, она мне в ответ присылает смайлик, и все счастливы.
В самом начале Юля попросила, чтобы я ей написала список всех своих домашних, родителей, мужа, детей и внуков, кого как зовут и дни рождения, а также день нашей свадьбы. И она всегда поздравляла всех, писала большие поздравления ко всем дням рождения. А потом, года два назад, она мне написала, что очень извиняется, но она оставила записную книжку со всеми записями в Питере, и поэтому просит меня перед каждой значимой для меня датой писать ей, чтобы она могла меня поздравить (например, с днем рождения моего зятя или мужа), потому что у нее плохая память на даты. Почему-то я помню все дни рождения ее близких, а она не помнит. И еще, она после того случая была в Питере уже много раз, но почему-то книжку записную так и не взяла. А если взяла, то зачем ей мои напоминания? Потому что до сих пор, если я не напомню, то она и не поздравит.
Однажды Юля сказала, что к ним в гости из Лондона, без предупреждения, прилетели дочь с зятем. Дочка обняла Юлю, и, как она сама пишет, она чуть с ума не сошла от неожиданности и счастья. И тут меня переклинило. В книге у моей мамы есть какое-то стихотворение, посвященное ее маме, в котором моя мама объясняет своей маме, моей бабушке, почему она не может с ней общаться чаще. И там есть строчки что-то типа, вот и Вера скоро закончит учебу в институте и будет к нам приезжать лишь на несколько дней в году. Значит, на самом деле, мои родители мечтали о том, чтобы меня не было в их доме и их городе, чтобы приезжать на несколько дней в году. Наверное, они бы тогда тоже сходили с ума от неожиданности и счастья.
А я отчасти относилась к Юле уже как к доброй и любящей маме, любила и боготворила в ней старшего друга, почти маму, того человека, который меня будет любить, любить просто так, ни за что… Когда я про это однажды сказала Юле, она очень рассердилась, и вообще не одобряла такое сильное выражение эмоций. Я так понимаю, ее очень пугали мои эмоции постоянные, это мое нескончаемое обожание, это постоянное скучание по ней.
"Ты мне навязываешься"
В общем, я слетела с катушек и решила - все, еду к Юле, и немедленно купила билеты. Тогда я оправдывала и одобряла все ее действия, как будто так и должно быть, несмотря на то, что она до минимума сократила общение со мной, я считала, что я ей нужна, и что она скучает, потому что она все свои записки заканчивала словами - целую, люблю, скучаю. Я думала, она же для меня почти как моя мама, она действительно, встретит меня, как мама - с обалдением от моего приезда - от неожиданности и счастья. Слава Богу, хватило ума не написать ей об этом тогда же, и о билетах.
Юля неожиданно позвонила мне и сказала, что на все лето уезжает в Петербург, а потом до нового года к детям, в Англию. На мое удивление, почему так надолго, она жестко ответила, что вообще-то это ее дети! У меня тут же мелькнула мысль, а как же я, как мои билеты, как моя поездка. Она о поездке не знала, но видимо, у меня изменился голос, потому что она сразу подобрела и сказала, что все хорошо, и бла-бла-бла…
Через день моей маяты и проклинания самой себя - вот дура, и куда же, и к кому ты теперь поедешь (хотя я забронировала опять отель) - Юля написала, что в Петербург пока она не едет, так как муж решил заменить всю сантехнику в доме, и Юля будет присматривать за рабочими. С одной стороны, я могла бы радоваться, что могу теперь поехать к ним, с другой, мне было ужасно жалко Юлю, потому что такая уборка и такой ремонт во всем доме очень продолжительны и отнимают много сил. Юля говорила, что всю уборку после рабочих она делает одна, сама, и кроме того, стирку и готовку тоже никто не отменял.
Все время, пока шел ремонт, каждый день Юля писала в вацапе, посылала фотографии, что сделано, а я в течение полутора месяцев только утешала ее и сочувствовала, и просила потерпеть, говорила, что ремонт скоро закончится. Наступил день моего рождения. Этот же день считается международным днем друзей. Я написала Юле и поздравила ее, написала, что она моя самая лучшая подруга. Её ответ меня не просто убил, а размазал по стенке. Она написала буквально следующее. - Меня удивляет, как ты, так тонко всегда меня чувствующая, не видишь и не понимаешь, что с тобой просто не хотят общаться, ты разве не чувствуешь, что ты навязываешься мне против моей воли?
Это был даже не холодный душ. Если вы смотрели фильм про Амели, там есть сцена, где Амели разбивается водой в пол, на миллион мелких брызг. Вот так и я разбилась, в один момент. Разбилась навсегда. Кстати, про Амели. Это один из моих самых любимых фильмов. Самых-самых любимых. Когда Юля в самом начале нашего общения спрашивала, какой фильм я больше всех люблю, я сказала, что Амели, и спросила, зачем ей это знать. Я его посмотрю, чтобы лучше тебя понимать, ответила она. Фильм она, конечно, не посмотрела. Она всегда обещала позвонить, или перезвонить, или написать, или ответить, но никогда не писала, не отвечала, не звонила и не перезванивала. А я боялась отойти от компа и от телефона, а вдруг она, правда, перезвонит или напишет…
В общем, я прорыдала весь день рождения, никто ничего не мог понять, что со мной. Потом Юля, в этот же день позже позвонила по скайпу, и, как ни в чем не бывало, начала бодро поздравлять меня с днем рождения. Она искренне не понимала тоже, что со мной, почему я зареванная, и почему я не радуюсь ее звонку. Это было два с половиной года назад. Это был ее последний звонок по скайпу. Больше она мне никогда, ни разу не позвонила, и я больше никогда ее не видела.
А потом через 10 дней я должна была к ней лететь. Я ей написала, что раз она все равно никогда не отвечает мне на мои слова, то, наверное, не читает, и не прочтет и это. Написала, что приезжаю, что очень хочу помочь ей с ремонтом, что у меня билеты, отель, что я просто буду приходить и ей помогать, а спать в отеле. Юля ответила, что она меня не звала помогать ей, потому что она вполне самодостаточный человек, и никогда никого на помощь не звала и не позовет. На что я (вот балда!) ей написала, что это нормально, когда друзья в беде помогают друг другу, а она в беде и она мой друг. Юля молчала сутки. Потом ответила, чтобы я не выдумывала ни про какой отель, и что жить я буду у них в доме.
Я приехала, Юля с порога сказала, что никакой помощи ей не надо, и что она мне ничего делать не даст. Но что ей некогда, она занята, поэтому говорить со мной ни о чем она тоже не будет. В общем, захотела приехать - вот тебе комната, спи-ешь-пей. Но потом она сжалилась и начала мне потихоньку давать задания, вроде протереть все, что висит на этой стенке и на той, статуэтки в шкафу. Сказать, что я себя чувствовала погано, не сказать ничего. Понимала, какая же я мерзкая, меня не хотят видеть, а я приперлась. Если бы я могла сдать билеты, после моего дня рождения, я бы сдала. Но дело в том, что билеты были куплены давно, еще весной, еще до ремонта, не сдаваемые.
Что меня очень удивляло, это то, что абсолютно ни одна из наших личных встреч не проходила без алкоголя. Каждый раз, когда я приезжала, а встречались мы 4 раза (два раза в Петербурге и два раза у Юли дома), мы пили красное вино, и только первый раз, в Питере, шампанское. Иногда получалось, что за день мы выпивали две или три бутылки вина (на двоих с Юлей, ее муж мусульманин, и он вообще не пьет). И я все время чувствовала себя какой-то оглушенной. Я могу выпить, но очень не люблю, я не получаю от этого удовольствия, и Юля это знала.
Мне стало казаться, что Юля меня специально спаивает. Однажды я прямо задала ей такой вопрос, почему мы всегда пьем, когда с ней встречаемся, ведь после того, как мы выпьем, абсолютно никакой нормальный диалог невозможен. Юля сказала, это оттого, что она может выпить только со мной, и что ей очень нравится красное вино. Особенно много мы пили в мой второй приезд к Юле, видимо, чтобы подавить во мне абсолютно все эмоции. Когда в голове постоянный туман, не до выяснения отношений.
Не до встреч
Все правильно, дур надо учить… Потом Юля мне написала, что моя помощь сэкономила ей неделю времени, и что сейчас она едет на два месяца в Петербург, к родителям. У меня еще хватило наглости спросить, а встретимся ли мы. Нет, к сожалению, очень много дел. Ну, очень много. Но она мне обязательно позвонит, и будет писать. Нечего и говорить, что за эти два месяца Юля мне ни разу не написала и не позвонила.
Позвонила она в начале сентября, на пару минут, сказать, что они счастливы, что у старшей дочери родился сын, их внук. Я знаю, они очень ждали и хотели внуков. Я настолько обрадовалась за Юлю, что потом ещё несколько дней все писала в вацапе, поздравляла. Потом Юля улетела в Англию, помогать с внуком. И только тогда до меня дошло, почему Юля была такая счастливая, когда к ним неожиданно приехали дети. И уже задним числом я обиделась на тот тон, которым она сказала, что едет в Англию так надолго, потому что вообще-то у неё там дети живут. Она узнала о том, что у них будет внук.
До этого мы как-то разговаривали с ней, и я ей сказала, что мы ждем очередную внучку. Я поделилась с ней сразу, как только узнала. И она мне тогда сказала, что вообще-то не принято чужим людям рассказывать о беременности, своей или ближайших родственников. Я уверила ее, что она мне вовсе не чужая. А из ее слов теперь получалось, что я ей была чужая.
Юля писала все реже. Ей было абсолютно некогда. Если она была в своей стране, то говорила, что у неё много заказов на изготовление тортов, и у неё нет времени ни на что другое, ни на звонки, ни на письма. Но вот она скоро приедет в Россию, и тогда обязательно позвонит и будет писать. Когда же она приезжала в Россию, то у неё не было времени, а когда было время, то не было связи. Само смешное, что она все равно писала, и в своих редких сообщениях она обязательно посылала несколько предложений о том, какая ужасная связь, и вообще интернета нет, и нигде телефон не ловит.
Я очень сильно скучала по Юле, и, конечно, часто ей об этом сообщала. И когда в ответ получала отповедь о качестве связи или нехватке времени, то всегда удивлялась, почему бы не написать вместо всего этого такое короткое - тоже скучаю, например.
Вообще по мере нашего общения с Юлей я все больше ощущала себя каким-то параноиком (хотя, очень может быть, что так оно и есть). Потому что все, что бы я не сказала, теперь вызывало почти всегда недовольство. То она говорила, что уже много раз от меня слышала то, что я говорю (пишу), то вообще не отвечала. Я что-нибудь у неё спрашиваю, а она не отвечает. Я могла иногда написать несколько сообщений в вацапе, а она в ответ через неделю или больше просто присылала мне смайлик. Когда я пыталась спросить, в чем дело, она отвечала - все хорошо.
Она словно искренне недоумевала, почему я спрашиваю. Но это было таким контрастом по сравнению с тем, как она в начале нашего общения отвечала абсолютно на все, даже самые незначительные мои вопросы, что я терялась и пыталась выяснить, что не так. Юля говорила - все так. В самом начале нашего общения, если я вечером не отвечала, а отвечала только утром, Юля очень беспокоилась, спрашивала, не обидела ли она меня, не сказала ли чего-то такого, из-за чего я ей не ответила сразу, приносила свои извинения.
Но теперь Юля сама перестала отвечать на мои сообщения, и это было не из-за занятости, потому что раньше она всегда находила для меня время. И тогда я начала есть себя поедом, вспоминала все, что было мной когда-то написано или сказано, сделано или подумано. И находила огромное количество своих ошибок и косяков. Я извинялась за все - писала Юле и просила прощения за то и за другое, и за свои дурацкие приезды, и за звонки, и за посылки, и за навязчивость. На что Юля всегда отвечала примерно одинаково - ты ходишь по кругу, мы это уже обсуждали, у меня нет к тебе никаких претензий, не начинай снова одно и то же.
Претензий у неё не было, но и прежних доверительных отношений между нами тоже не было уже давно. Мне словно приходилось вымаливать каждое слово от нее. Я не понимала, если она меня простила за все мои грехи и проступки, которые я совершила в отношении неё, то почему наши отношения не становятся прежними?
Я говорила ей, что ее молчание временами меня просто убивает, что я не могу это выдержать. И порой Юля снова начинала со мной общаться, причем, иногда настолько внезапно, что я никогда не могла вычислить, когда будет следующий раз. Первым делом, когда я просыпалась, я хватала телефон и смотрела, нет ли сообщения от Юли. Я была не просто зомби, а такое зазомбированное зомби-зомби. Тихая и нежная, ласковая Юля своими игнорами и внезапными возвращениями в общение со мной, расшатывала мне психику медленно, но верно.
Из Англии она мне не писала, разве что в ответ на мои вопросы и пожелания пару смайликов. А я все время писала, Юлечка, милая, как вы, как ты, как внук… А потом она ответила что-то типа - больше не хочу тебе писать совсем, и общаться с тобой не хочу. И замолчала почти на полгода.
Она не отвечала ни на звонки, ни на письма, ни в скайпе, ни в вацапе. Я начинала думать, что отец был прав, никто не захочет общаться с такой тварью, как я. А то, что я навязчивая тварь, я теперь очень хорошо понимала. Спать я перестала от слова совсем. Я писала длинные письма, умоляя простить меня и обещая исправиться. Но со стороны Юли был абсолютный и полный игнор. Если раньше она порой всё-таки писала, то теперь я для нее словно умерла. Я только и думала о том, как и чем мне вернуть прежнее Юлино расположение, я была, как наркоман, у меня были реальные ломки. Сахар скакал по-страшному, то 30 единиц каждый день, то 36 и выше…Мне было все равно. Как там говорил Велюров … Я тоскую, как Блок…
Видеть никого и ничего не хотела, и единственная мысль сверлила мозг, что отец был прав, я тварь. Мерзкая, противная, гадкая тварь. Такой замечательный и добрый человек был мне хорошим другом, почти родной матерью, а я, как последняя тварь, все испортила своей навязчивостью. Раз за разом я прокручивала в уме все наши разговоры, все свои действия, и только могла видеть, и здесь я облажалась, и здесь, и здесь. Вина выросла до небес, а самооценка настолько же в минус ушла. Я рыдала целыми днями, я не понимала, как это может быть.
Я ни на секунду не сомневалась, что дело вовсе не в Юле, а во мне, да, именно во мне, настолько навязчивой и прилипчивой, что нормальному человеку невозможно просто даже рядом со мной находиться. И да, я периодически думала, что если я настолько мерзкая, что даже вот такой тихий и скромный, нежный, и интеллигентный человек не хочет со мной общаться, может, действительно, стоит избавить мир от такой гадины, как я. И ничего для этого особенно делать не надо. Просто вколоть вместо одного вида инсулина такую же дозу другого - и в ящик.
Как выжила? Слава Богу за моих близких, за мужа, за детей и внуков, за моих дорогих подруг. И к себе в гости звали, и звонили, и поддерживали, и разговаривали со мной.
(Окончание в следующем посте)