СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ. 10 октября - Всемирный день психического здоровья
В. Варламов.
Чай с мелиссой
Последнее время Клюшкину беспокоил шум в голове. Сперва-то она, по сравнительной молодости и одиночеству, относила его на счёт окружающей среды, дошедшей у нас в Пимезонске до полного безобразия. Но как-то ночью, лёжа без сна в своей однокомнатной, сообразила, что кругом все соседи угомонились, даже этот шизик сверху. А в голове у неё словно бы марш из оперы Дж. Верди «Аида», сочинённой к успешному завершению великой стройки Суэцкого канала.
В поликлинике её долго гоняли по кабинетам. В каждом мерили давление - везде разное. И назначили консультацию. А напоследок сказали, что без анализа на гиалуронидазу вообще говорить о чём-либо бессмысленно, анализ же этот временно не делают. Шумы тем временем совсем разыгрались, приближаясь к современным ритмам.
Женский инстинкт подсказывал, что хорошо бы в этом случае какую-нибудь диету позаковыристей. Но какая теперь диета. Больше всего обстановка позволяла полное лечебное голодание. Однако инстинкт почему-то был против. Хотя ещё пару лет назад не возражал.
По советам бывалых Клюшкина стала глотать всякие таблетки согласно наличию их в аптеке. От этих глотаний она чувствовала себя то неимоверно высокой - так что трудно было попасть ногой в тапочку, то наоборот, приземистой и тяжёлой, как лягушка на сносях. Или в виде шара заполняла всю комнату и боялась проколоться о люстру. На шумах, однако, это не отразилось. Сотрудница по службе в секторе газа, женщина глупая, но культурно развитая, дала телефон проверенного экстрасенса.
Экстрасенс разочаровал. То есть внешне он смотрелся. Весь в бороде и не очень толстый, кругом иконы и подсвечники. Сразу сказал, что дело серьёзное: вся аура в дырках и биополе кем-то изуродовано. Клюшкина и сама чувствовала, что биополе ни к чёрту, и тут же кое-кого заподозрила. Бородатый долго ходил вокруг с проволочками и камнем на верёвке, бормоча под нос, как он важно сообщил «на санскрите». Вот этот «санскрит», пожалуй, и испортил обедню. Да ещё руками всё норовил прилипнуть, хотя и утверждал, что действует на расстоянии. Знаем мы эти действия. А под конец, с кряхтеньем устроясь в позу лотоса, объявил, что лечит не он, а Космос, упомянул о карме, от которой никуда не денешься. И потребовал, видимо, на нужды сразу всего Космоса, соответствующую плату.
Деньги она, как человек воспитанный, конечно отдала не пикнув. Но аура у неё со звоном прямо-таки брызнула осколками. С тем и покинула рассадник парапсихологии, нехорошо поминая сотрудницу, галопом под собственную музыку домчалась до дому. Взлетела к себе на этаж, обогнав задышливую Вальпетровну, женщину добрую, но бесхитростную.
- Мужика бы тебе завести, - не имея в виду обидеть, сказала Вальпетровна, пока соседка, шипя от злости, шарила в сумке эти чёртовы ключи.
- Ещё чего! - заорала Клюшкина, обременив свою и без того нелёгкую карму непочтением к старости. И шваркнула дверью так, что чеканная русалка, томно дремавшая на стене прихожей, - подарок без вести пропавшего поклонника - с визгом сорвалась за комод. Туда ей и дорога, разлеглась тут. Дура хвостатая!
Утро началось как всякое утро. Хуже некуда. После снотворного в голове рокотали тамтамы. Впереди ждал ненаглядный сектор газа. С кухни тянуло горелым. Радио вещало о захоронении отходов. Этот наверху врубил рокеров, чтоб их разорвало. Стоя на одной ноге, Клюшкина поперхнулась горячим, швырнула посуду в мойку и дёрнула на выход, привычно оглядев, всё ли на ней, потому что был случай… Нет, ничто не может столь молниеносно разъярить даже меланхоличную блондинку - любительницу сдобы, как поползшая петля на колготках, будь они прокляты. Клюшкина не была блондинкой. И когда она вылетела-таки на улицу, мир уже не мог ждать от неё ничего хорошего.
Автобусная очередь указала ей своё место, добавив необходимые комментарии. Тревожная барабанная дробь в голове у Клюшкиной сменилась трубным звуком, коротким и страшным, как сигнал к кавалерийской атаке.
О дальнейшем рассказывали по разному. В этих устных преданиях причудливо сочетались радиоактивные мутанты, Жириновский и НЛО. У нас в Пимезонске вообще любят передавать по кругу информацию с некоторыми уточнениями. На деле всё было проще. И загадочней.
Водитель автобуса, как всегда опаздывая и заранее вызверясь, подруливал к остановке, но увидев разбегающихся в панике людей, благоразумно промчал мимо, раздавив что-то непонятное - то ли крысу, то ли кулёк с картофельными очистками. А может и взрывное устройство. Не сработало, однако. Старшина Иванов, следуя по делам службы на милицейском газике, издали заметил нарушение общественного порядка. По приближении же к месту происшествия зафиксировал остолбеневших граждан в числе трёх: старичка с газетой «Красная звезда», молодую женщину с открытым ртом и мужчину, вроде снабженца, в запотевших очках. Кои и были им погружены в машину для препровождения в отделение и снятия показаний.
Проще всего было с Клюшкиной. Она ещё не пришла в себя и потому сообщить что-либо по факту происшествия не имела. Старичок с газетой, наоборот, имел, но настаивал на полной секретности в письменном виде и под грифом. Во избежание нездоровых тенденций среди населения, напрочь забывшего дисциплину и бдительность. Который вроде снабженец показал, что изо рта вот этой гражданочки или, я извиняюсь, девушки выпрыгнуло что-то размером с батон колбасы, известной у нас в Пимезонске под названием «мокрой». Каковая колбаса, видимо, заражённая бешенством, кидалась на людей и даже на автобус, но, попав под колесо, лопнула.
- Протри очки-то, - посоветовала ошарашенная Клюшкина, больше от растерянности. За что получила строгий окрик дежурного. И перенесла бы его внутри себя, как многое в своей жизни. Но оба свидетеля начали тыкать в неё пальцем и кричать, что вот из-за таких наше общество пришло в полный упадок, и ещё надо проверить… Тут-то она и услышала снова трубный сигнал «Шашки подвысь!» и набрала побольше воздуху, и на стол дежурного свалилась невесть откуда ужасная тварь величиной с полено. Серая и полупрозрачная, спереди она имела вроде вентилятора, бешено работающего, а сзади крючковатую ногу, посредством которой пыталась броситься на лейтенанта, но поскользнулась на стекле и шлёпнулась на пол.
Будучи при исполнении, дежурный немедля применил табельное оружие на поражение два раза. Грохот выстрелов слился с женским воплем и командой «В ружьё!» поданной старичком. Скучавший в коридоре глухонемой бомж заглянул в дежурку, но был отстранён подоспевшим капитаном милиции.
- Совсем сдурели, - заключил бомж, возвращаясь на скамейку. - И не толкайтесь пожалуйста.
- Извините, - машинально ответил капитан, человек симпатичный, но холостой о виду.
Дежурный - руки по швам - доложил обстановку, поочерёдно указывая головой на Клюшкину, уже названную подозреваемой, и на застреленное чудище, именуемое им «существом неизвестного назначения». Начальство велело подать рапорт по форме, боевые патроны списать, граждан отпустить, а гражданку пригласило к себе.
В кабинете Клюшкина деревянно села а предложенный стул и приготовилась к худшему.
- На вас лица нет, - сказал капитан. - Выпейте чаю. Валерьянка кончилась. Сильно испугались?
- Ага, - благодарно покивала Клюшкина. И стала греть руки о фарфоровую кружку, расписанную незабудками. Начальник занимался делами. Совсем некстати вспомнилась ей почему-то поляна за маминым домом и крошечные цветочки, неведомые по имени. Тогда, в детстве, они так забавно раскрывались под её рукой. Или возникали? Потом-то их не стало. А может, и не было этого. Да не всё ли равно.
Постучался дежурный:
- Что делать с вещдоком?
- С каким?
- Ну это… которое на полу, - затруднился дежурный.
- Вероятно, определить, что оно такое, - сказал капитан, - показать специалисту.
- Так специалист же в декрете.
- Петров, вы где служите? - удивился начальник. - Кругом наука!
Дежурный козырнул и в задумчивости отбыл.
А чай был крепкий и душистый.
- С мелиссой, - пояснил капитан. - Полегче стало?
Клюшкина опять покивала головой:
- Ага, можете допрашивать.
Он улыбнулся:
- Да Бог с вами, голубушка. Ну что вы можете рассказать?
- Вообще-то ничего не могу, - честно призналась Клюшкина и тоже улыбнулась неловко, надо же, совсем отвыкла.
- Идите-ка вы домой, - капитан встал. - А если захочется, навестите через недельку. Глядишь, и узнаем что-нибудь про это чудо-юдо.
И впервые она рассмотрела его глаза. Господи, как же дано не видела человеческих глаз, всё как-то так, походя, орган зрения, и не больше. Заслонка для души. И некогда, да и неохота гадать, есть ли что-нибудь за этой заслонкой.
Неделя прошла тихо. Зная себя, Клюшкина не дёргалась и дышать старалась ровно-ровно. Слушала радиостанцию «Орфей». Колготки все перештопала и спать ложилась без таблеток. Барабаны в голове почти замолкли, она объясняла это замечательным действием травы мелиссы, которую достала через сотрудницу и аккуратно заваривала с чаем. А однажды ночью тихо и грустно зазвучала скрипка. Кажется, Дебюсси, решила Клюшкина, раньше мечтавшая о возвышенном. И заснула.
Зашла в милицию. Хоть, по-честному, сама не знала зачем. Глухонемой бомж, скучавший на скамейке, вежливо привстал. И дежурный был тот же. Она спросила начальника.
- Капитан Сидоров в госпитале, - было сказано ей тоном, не исключавшим множественные осколочно-пулевые ранения, однако пресекающим дальнейшие расспросы. Клюшкина повздыхала немножко и ещё осведомилась насчёт того… происшествия. Материал отправлен на экспертизу. Как положено. Куда? А почему вы этим интересуетесь? Когда будет надо, вас вызовут. Повесткой. До свидания.
В коридоре бомж поманил её пальцем.
- В НИИ морфологии валяется, - шепнул он. - Тут напротив. У профессора Катай-Нижегородского. Тоже мне военная тайна - дохлая каракатица. Совсем сдурели.
У профессора сидел посетитель. Молодой, но без бороды. Судя по обильной синеве щёк и акценту - из расположенного к югу независимого государства. Разговор шёл, на удивление, о каракатице. Которая вовсе не валялась, а пребывала в стеклянном сосуде, чем-то залитая. И глядеть на неё было не страшно, а немножко грустно. Вместо головы широкий венчик тонких-претонких ресничек, бессильно поникших. Внутри жемчужно просвечивали непонятные узлы-органы.
- Вы поймите, - сердился профессор, - это обыкновенная коловратка, к тому же погибшая. О каком разведении может идти речь? Да ещё и в единственном экземпляре. Впрочем, они чаще размножаются путём партеногенеза.
- Это как? - насторожился гость.
- Н-ну, чтоб вам было понятно, без участия мужской особи.
Гость оскорблённо поднял густые брови. Клюшкина покраснела.
- И вообще, - профессор небрежно щёлкнул ногтем по сосуду, - этого не может быть. Размер коловраток достигает лишь миллиметра. Артефакт! И глупые слухи.
- Да со мной всё это было! - взвилась Клюшкина. - Да хотите, вот сейчас, перед вами…
- Внушение? - пожал плечами профессор. Но на всякий случай отодвинулся.
- А в сосуде что?
- Артефакт…
Южный гость догнал её на лестнице.
- Слушай, - жарко задышал он, - давай с тобой бизнес делать. Представляешь, реклама: «Артефакт лимитейд. Партеногенез и другие услуги». Звучит! Лангустами торговать будем. Хорошо жить будем.
- Какими лангустами?
- Хэ, а кто у профессора в банке скучает? Я зря приходил, да? Думаешь, народ лангуста видел? Съедят за милую душу!
Трубы грянули так стремительно, что Клюшкину качнуло. Содружественный бизнесмен радостно ловил большой кепкой юркую, не крупней «ножки Буша», коловратку, прыгавшую на ступеньках. А Клюшкина уже была на улице, удивительно быстро приходя в себя: что за люди! Господи, узнать бы, где тот секретный госпиталь для раненых милиционеров. Хотя зачем… С жалостью вспомнила чудище-недомерка. Иссякаю, видать. Завести бы себе, пока не поздно, вот такого артефактика, что ли. Всё-таки веселей. Держат же крокодила в ванной. Привязываются. А если у бомжа спросить про госпиталь?
Крохотная девочка у подъезда горько плакала.
- Ты что? - присела перед ней Клюшкина.
- Плохо мне, - поведал ребёнок.
- Да что случилось, успокойся!
- Ох, дайте мне поскорей чего-нибудь успокоительного! - зарыдало дитя, и слёзы-градины покатились по румяным щекам. На дне сумочки нашлась карамелька. Ловко заправив конфету за щеку, дитя прошепелявило «шпашибо, тётя» и, одарив сияющей улыбкой, ускакало в подъезд. Это тебе не артефакт, подумала Клюшкина и рассмеялась.
Вечером она немножко всплакнула - тоже забытое занятие, - но не слишком горько. Да тут ещё холодильник, видимо, с работы натощак, забастовал и пережёг пробки. Клюшкина со свечкой долго искала проволоку для «жучка», ни разу не чертыхнувшись. А когда вскарабкалась на шаткий комодик, в дверь постучали. Вот некстати, пришлось слезть.
- Вы? - ахнула Клюшкина, и свеча в руке вспыхнула ярко-ярко, видно, от сквозняка. - А как же… сказали… в госпитале?
- На диспансеризацию вызывали, - объяснил капитан. - А там у них была выездная торговля. Купить, правда, нечего, но я подумал - вдруг вам пригодится, сейчас шёл мимо… звоню, звоню.
И протянул две автоматические пробки. И три гвоздики, с головой завёрнутые в газету.
Разносолов не было. Но хлеб оказался так удачно поджарен, а мамино варенье с прошлого года почти не засахарилось, и чай с мелиссой получился на славу. А уж смеху было, когда хозяйка рассказывала о профессоре и его госте!
Под конец, уже в прихожей, капитан вдруг сказал:
- Знаете что, Таня…
И Таня вспомнила, что ведь никакая она не Клюшкина, то есть Клюшкина Т. П. конечно, но совсем не это главное. Теперь вон уж и на памятниках стали писать - Пушкин А. С., будто в ведомости домоуправской на раздачу талонов. А главное в жизни - Что она Таня и, пожалуй, даже Танечка.
Капитан опять сказал:
- Знаете что, Танечка…
- Что? - спросила она.
Капитан ещё помялся и негромко попросил:
- Выходите за меня замуж.
И добавил:
- Пожалуйста!
В голове у Тани зазвенели маленькие серебряные колокольчики.
Кажется, Глюк, подумала она. А вслух сказала:
- Ишь какой торопливый!
И с уст её спорхнула алая роза.
1993.
Чай с мелиссой
Последнее время Клюшкину беспокоил шум в голове. Сперва-то она, по сравнительной молодости и одиночеству, относила его на счёт окружающей среды, дошедшей у нас в Пимезонске до полного безобразия. Но как-то ночью, лёжа без сна в своей однокомнатной, сообразила, что кругом все соседи угомонились, даже этот шизик сверху. А в голове у неё словно бы марш из оперы Дж. Верди «Аида», сочинённой к успешному завершению великой стройки Суэцкого канала.
В поликлинике её долго гоняли по кабинетам. В каждом мерили давление - везде разное. И назначили консультацию. А напоследок сказали, что без анализа на гиалуронидазу вообще говорить о чём-либо бессмысленно, анализ же этот временно не делают. Шумы тем временем совсем разыгрались, приближаясь к современным ритмам.
Женский инстинкт подсказывал, что хорошо бы в этом случае какую-нибудь диету позаковыристей. Но какая теперь диета. Больше всего обстановка позволяла полное лечебное голодание. Однако инстинкт почему-то был против. Хотя ещё пару лет назад не возражал.
По советам бывалых Клюшкина стала глотать всякие таблетки согласно наличию их в аптеке. От этих глотаний она чувствовала себя то неимоверно высокой - так что трудно было попасть ногой в тапочку, то наоборот, приземистой и тяжёлой, как лягушка на сносях. Или в виде шара заполняла всю комнату и боялась проколоться о люстру. На шумах, однако, это не отразилось. Сотрудница по службе в секторе газа, женщина глупая, но культурно развитая, дала телефон проверенного экстрасенса.
Экстрасенс разочаровал. То есть внешне он смотрелся. Весь в бороде и не очень толстый, кругом иконы и подсвечники. Сразу сказал, что дело серьёзное: вся аура в дырках и биополе кем-то изуродовано. Клюшкина и сама чувствовала, что биополе ни к чёрту, и тут же кое-кого заподозрила. Бородатый долго ходил вокруг с проволочками и камнем на верёвке, бормоча под нос, как он важно сообщил «на санскрите». Вот этот «санскрит», пожалуй, и испортил обедню. Да ещё руками всё норовил прилипнуть, хотя и утверждал, что действует на расстоянии. Знаем мы эти действия. А под конец, с кряхтеньем устроясь в позу лотоса, объявил, что лечит не он, а Космос, упомянул о карме, от которой никуда не денешься. И потребовал, видимо, на нужды сразу всего Космоса, соответствующую плату.
Деньги она, как человек воспитанный, конечно отдала не пикнув. Но аура у неё со звоном прямо-таки брызнула осколками. С тем и покинула рассадник парапсихологии, нехорошо поминая сотрудницу, галопом под собственную музыку домчалась до дому. Взлетела к себе на этаж, обогнав задышливую Вальпетровну, женщину добрую, но бесхитростную.
- Мужика бы тебе завести, - не имея в виду обидеть, сказала Вальпетровна, пока соседка, шипя от злости, шарила в сумке эти чёртовы ключи.
- Ещё чего! - заорала Клюшкина, обременив свою и без того нелёгкую карму непочтением к старости. И шваркнула дверью так, что чеканная русалка, томно дремавшая на стене прихожей, - подарок без вести пропавшего поклонника - с визгом сорвалась за комод. Туда ей и дорога, разлеглась тут. Дура хвостатая!
Утро началось как всякое утро. Хуже некуда. После снотворного в голове рокотали тамтамы. Впереди ждал ненаглядный сектор газа. С кухни тянуло горелым. Радио вещало о захоронении отходов. Этот наверху врубил рокеров, чтоб их разорвало. Стоя на одной ноге, Клюшкина поперхнулась горячим, швырнула посуду в мойку и дёрнула на выход, привычно оглядев, всё ли на ней, потому что был случай… Нет, ничто не может столь молниеносно разъярить даже меланхоличную блондинку - любительницу сдобы, как поползшая петля на колготках, будь они прокляты. Клюшкина не была блондинкой. И когда она вылетела-таки на улицу, мир уже не мог ждать от неё ничего хорошего.
Автобусная очередь указала ей своё место, добавив необходимые комментарии. Тревожная барабанная дробь в голове у Клюшкиной сменилась трубным звуком, коротким и страшным, как сигнал к кавалерийской атаке.
О дальнейшем рассказывали по разному. В этих устных преданиях причудливо сочетались радиоактивные мутанты, Жириновский и НЛО. У нас в Пимезонске вообще любят передавать по кругу информацию с некоторыми уточнениями. На деле всё было проще. И загадочней.
Водитель автобуса, как всегда опаздывая и заранее вызверясь, подруливал к остановке, но увидев разбегающихся в панике людей, благоразумно промчал мимо, раздавив что-то непонятное - то ли крысу, то ли кулёк с картофельными очистками. А может и взрывное устройство. Не сработало, однако. Старшина Иванов, следуя по делам службы на милицейском газике, издали заметил нарушение общественного порядка. По приближении же к месту происшествия зафиксировал остолбеневших граждан в числе трёх: старичка с газетой «Красная звезда», молодую женщину с открытым ртом и мужчину, вроде снабженца, в запотевших очках. Кои и были им погружены в машину для препровождения в отделение и снятия показаний.
Проще всего было с Клюшкиной. Она ещё не пришла в себя и потому сообщить что-либо по факту происшествия не имела. Старичок с газетой, наоборот, имел, но настаивал на полной секретности в письменном виде и под грифом. Во избежание нездоровых тенденций среди населения, напрочь забывшего дисциплину и бдительность. Который вроде снабженец показал, что изо рта вот этой гражданочки или, я извиняюсь, девушки выпрыгнуло что-то размером с батон колбасы, известной у нас в Пимезонске под названием «мокрой». Каковая колбаса, видимо, заражённая бешенством, кидалась на людей и даже на автобус, но, попав под колесо, лопнула.
- Протри очки-то, - посоветовала ошарашенная Клюшкина, больше от растерянности. За что получила строгий окрик дежурного. И перенесла бы его внутри себя, как многое в своей жизни. Но оба свидетеля начали тыкать в неё пальцем и кричать, что вот из-за таких наше общество пришло в полный упадок, и ещё надо проверить… Тут-то она и услышала снова трубный сигнал «Шашки подвысь!» и набрала побольше воздуху, и на стол дежурного свалилась невесть откуда ужасная тварь величиной с полено. Серая и полупрозрачная, спереди она имела вроде вентилятора, бешено работающего, а сзади крючковатую ногу, посредством которой пыталась броситься на лейтенанта, но поскользнулась на стекле и шлёпнулась на пол.
Будучи при исполнении, дежурный немедля применил табельное оружие на поражение два раза. Грохот выстрелов слился с женским воплем и командой «В ружьё!» поданной старичком. Скучавший в коридоре глухонемой бомж заглянул в дежурку, но был отстранён подоспевшим капитаном милиции.
- Совсем сдурели, - заключил бомж, возвращаясь на скамейку. - И не толкайтесь пожалуйста.
- Извините, - машинально ответил капитан, человек симпатичный, но холостой о виду.
Дежурный - руки по швам - доложил обстановку, поочерёдно указывая головой на Клюшкину, уже названную подозреваемой, и на застреленное чудище, именуемое им «существом неизвестного назначения». Начальство велело подать рапорт по форме, боевые патроны списать, граждан отпустить, а гражданку пригласило к себе.
В кабинете Клюшкина деревянно села а предложенный стул и приготовилась к худшему.
- На вас лица нет, - сказал капитан. - Выпейте чаю. Валерьянка кончилась. Сильно испугались?
- Ага, - благодарно покивала Клюшкина. И стала греть руки о фарфоровую кружку, расписанную незабудками. Начальник занимался делами. Совсем некстати вспомнилась ей почему-то поляна за маминым домом и крошечные цветочки, неведомые по имени. Тогда, в детстве, они так забавно раскрывались под её рукой. Или возникали? Потом-то их не стало. А может, и не было этого. Да не всё ли равно.
Постучался дежурный:
- Что делать с вещдоком?
- С каким?
- Ну это… которое на полу, - затруднился дежурный.
- Вероятно, определить, что оно такое, - сказал капитан, - показать специалисту.
- Так специалист же в декрете.
- Петров, вы где служите? - удивился начальник. - Кругом наука!
Дежурный козырнул и в задумчивости отбыл.
А чай был крепкий и душистый.
- С мелиссой, - пояснил капитан. - Полегче стало?
Клюшкина опять покивала головой:
- Ага, можете допрашивать.
Он улыбнулся:
- Да Бог с вами, голубушка. Ну что вы можете рассказать?
- Вообще-то ничего не могу, - честно призналась Клюшкина и тоже улыбнулась неловко, надо же, совсем отвыкла.
- Идите-ка вы домой, - капитан встал. - А если захочется, навестите через недельку. Глядишь, и узнаем что-нибудь про это чудо-юдо.
И впервые она рассмотрела его глаза. Господи, как же дано не видела человеческих глаз, всё как-то так, походя, орган зрения, и не больше. Заслонка для души. И некогда, да и неохота гадать, есть ли что-нибудь за этой заслонкой.
Неделя прошла тихо. Зная себя, Клюшкина не дёргалась и дышать старалась ровно-ровно. Слушала радиостанцию «Орфей». Колготки все перештопала и спать ложилась без таблеток. Барабаны в голове почти замолкли, она объясняла это замечательным действием травы мелиссы, которую достала через сотрудницу и аккуратно заваривала с чаем. А однажды ночью тихо и грустно зазвучала скрипка. Кажется, Дебюсси, решила Клюшкина, раньше мечтавшая о возвышенном. И заснула.
Зашла в милицию. Хоть, по-честному, сама не знала зачем. Глухонемой бомж, скучавший на скамейке, вежливо привстал. И дежурный был тот же. Она спросила начальника.
- Капитан Сидоров в госпитале, - было сказано ей тоном, не исключавшим множественные осколочно-пулевые ранения, однако пресекающим дальнейшие расспросы. Клюшкина повздыхала немножко и ещё осведомилась насчёт того… происшествия. Материал отправлен на экспертизу. Как положено. Куда? А почему вы этим интересуетесь? Когда будет надо, вас вызовут. Повесткой. До свидания.
В коридоре бомж поманил её пальцем.
- В НИИ морфологии валяется, - шепнул он. - Тут напротив. У профессора Катай-Нижегородского. Тоже мне военная тайна - дохлая каракатица. Совсем сдурели.
У профессора сидел посетитель. Молодой, но без бороды. Судя по обильной синеве щёк и акценту - из расположенного к югу независимого государства. Разговор шёл, на удивление, о каракатице. Которая вовсе не валялась, а пребывала в стеклянном сосуде, чем-то залитая. И глядеть на неё было не страшно, а немножко грустно. Вместо головы широкий венчик тонких-претонких ресничек, бессильно поникших. Внутри жемчужно просвечивали непонятные узлы-органы.
- Вы поймите, - сердился профессор, - это обыкновенная коловратка, к тому же погибшая. О каком разведении может идти речь? Да ещё и в единственном экземпляре. Впрочем, они чаще размножаются путём партеногенеза.
- Это как? - насторожился гость.
- Н-ну, чтоб вам было понятно, без участия мужской особи.
Гость оскорблённо поднял густые брови. Клюшкина покраснела.
- И вообще, - профессор небрежно щёлкнул ногтем по сосуду, - этого не может быть. Размер коловраток достигает лишь миллиметра. Артефакт! И глупые слухи.
- Да со мной всё это было! - взвилась Клюшкина. - Да хотите, вот сейчас, перед вами…
- Внушение? - пожал плечами профессор. Но на всякий случай отодвинулся.
- А в сосуде что?
- Артефакт…
Южный гость догнал её на лестнице.
- Слушай, - жарко задышал он, - давай с тобой бизнес делать. Представляешь, реклама: «Артефакт лимитейд. Партеногенез и другие услуги». Звучит! Лангустами торговать будем. Хорошо жить будем.
- Какими лангустами?
- Хэ, а кто у профессора в банке скучает? Я зря приходил, да? Думаешь, народ лангуста видел? Съедят за милую душу!
Трубы грянули так стремительно, что Клюшкину качнуло. Содружественный бизнесмен радостно ловил большой кепкой юркую, не крупней «ножки Буша», коловратку, прыгавшую на ступеньках. А Клюшкина уже была на улице, удивительно быстро приходя в себя: что за люди! Господи, узнать бы, где тот секретный госпиталь для раненых милиционеров. Хотя зачем… С жалостью вспомнила чудище-недомерка. Иссякаю, видать. Завести бы себе, пока не поздно, вот такого артефактика, что ли. Всё-таки веселей. Держат же крокодила в ванной. Привязываются. А если у бомжа спросить про госпиталь?
Крохотная девочка у подъезда горько плакала.
- Ты что? - присела перед ней Клюшкина.
- Плохо мне, - поведал ребёнок.
- Да что случилось, успокойся!
- Ох, дайте мне поскорей чего-нибудь успокоительного! - зарыдало дитя, и слёзы-градины покатились по румяным щекам. На дне сумочки нашлась карамелька. Ловко заправив конфету за щеку, дитя прошепелявило «шпашибо, тётя» и, одарив сияющей улыбкой, ускакало в подъезд. Это тебе не артефакт, подумала Клюшкина и рассмеялась.
Вечером она немножко всплакнула - тоже забытое занятие, - но не слишком горько. Да тут ещё холодильник, видимо, с работы натощак, забастовал и пережёг пробки. Клюшкина со свечкой долго искала проволоку для «жучка», ни разу не чертыхнувшись. А когда вскарабкалась на шаткий комодик, в дверь постучали. Вот некстати, пришлось слезть.
- Вы? - ахнула Клюшкина, и свеча в руке вспыхнула ярко-ярко, видно, от сквозняка. - А как же… сказали… в госпитале?
- На диспансеризацию вызывали, - объяснил капитан. - А там у них была выездная торговля. Купить, правда, нечего, но я подумал - вдруг вам пригодится, сейчас шёл мимо… звоню, звоню.
И протянул две автоматические пробки. И три гвоздики, с головой завёрнутые в газету.
Разносолов не было. Но хлеб оказался так удачно поджарен, а мамино варенье с прошлого года почти не засахарилось, и чай с мелиссой получился на славу. А уж смеху было, когда хозяйка рассказывала о профессоре и его госте!
Под конец, уже в прихожей, капитан вдруг сказал:
- Знаете что, Таня…
И Таня вспомнила, что ведь никакая она не Клюшкина, то есть Клюшкина Т. П. конечно, но совсем не это главное. Теперь вон уж и на памятниках стали писать - Пушкин А. С., будто в ведомости домоуправской на раздачу талонов. А главное в жизни - Что она Таня и, пожалуй, даже Танечка.
Капитан опять сказал:
- Знаете что, Танечка…
- Что? - спросила она.
Капитан ещё помялся и негромко попросил:
- Выходите за меня замуж.
И добавил:
- Пожалуйста!
В голове у Тани зазвенели маленькие серебряные колокольчики.
Кажется, Глюк, подумала она. А вслух сказала:
- Ишь какой торопливый!
И с уст её спорхнула алая роза.
1993.