СКАЗКА К ПРАЗДНИКУ. 22 июня - на Руси День Скипера-змея.
Станислав Романовский.
Спасские вилы.
Озеро Спасские вилы по очертаниям напоминает деревянные вилы-рогатину. Такими вилами в старину, да и на моей памяти, метали стога.
В июле ночевал я на этом озере, на правом берегу у ив развел костер и вскипятил чай. Напротив меня на левом берегу тоже загорелся костер. Огни костров отражались в озере, и отражения эти не доставали одно до другого.
На той стороне потрескивали дрова, и, судя по всему, человек там был один. Я позвал его:
- Товарищ! Приходите в гости. У меня чай цейлонский.
- Стесню я вас, - отозвался не старый, но и не молодой голос.
Я помолчал и спросил с огорчением:
- Не придете?
Та сторона не ответила.
Ночь исходила росой, но была душная, а с рассветом потянуло свежестью; меня зазнобило не от прохлады - от ожидания рыбалки.
Место для рыбной ловли у меня было проверенное - прогал в зарослях рдеста. Я бросил туда мокрую пригоршню отрубей, представил, как на хлебный дым набегает плотва, и осторожней осторожного опустил в прогал насадку - катыш хлеба. Поплавок - белое гусиное перо - замер на зеленом стекле.
Сейчас заклюет, сейчас!
По всему озеру бродил туман, и солнце светилось в нем - с самого восхода горячее, будто оно и не ложилось сегодня.
Поплавок притопило. Я подсек без опоздания и рукой услышал, что плотва попалась некрупная, но из-за глубины кажется большой и упористой. Вполводы плотва стала тяжелой. Не повернуть! Задев? Да нет, прогал заранее расчищен.
Да и тяжесть то живая!
Я стал вытягивать ее на поверхность и обнаружил, что плотву мою поперек ухватила щука и не собирается отпускать. Плавнее плавного я подтянул рыбину к берегу и подвел было под нее сачок. Хищница нехотя разжала пасть и ушла. Я крякнул и осмотрел плотву. Она была помята щукой, но не искусана. Я посадил ее в садок и опять опустил в прогал катыш хлеба.
Поплавок опять притопило. Я подсек плотву покрупнее, и ее опять на полпути схватила щука. Теперь я не спешил. Пусть сперва увязнет зубами в добыче, а мы посмотрим... Щука стояла у поверхности, шевелила плавниками и вроде бы задремывала с серебряным полумесяцем во рту.
Я зачерпнул ее сачком, отнес тяжелую извивающуюся добычу подальше от воды, вытряхнул на траву и разглядел как следует. Щука была красива: зеленая, златоглазая, пятнистая. Она свивалась кольцом, развивалась и долго не давалась в руки. Я посадил пленницу в садок, и там время от времени она принималась раскачивать его и плескаться. Щука не могла простить себе слабую дремоту, за которую горько поплатилась, и я боялся, что она распугает всю рыбу.
Похожим способом я поймал еще одну щуку, потом еще, и клевать перестало.
«Поздно уже, - думал я, разомлев от жары. - Да и снасть у меня не для такой рыбалки. Поводок как паутинка. Это только со сна щуки его не оборвали. А то бы они маху не дали. А вот почему плотва не клюет, не пойму».
- Не клюет? - окликнули меня с того берега.
- Как обрезало, - ответил я. - А у вас?
- У меня тоже.
- В чем дело? Ведь это очень рыбное озеро - Спасские вилы...
Среди тальника и камышей того берега я старался разглядеть моего собеседника, но видел только взмахи длиннющего удилища и по ним догадывался, где он. А его самого я не видел.
- А вы знаете, почему озеро зовется Спасские вилы? - спросил он.
- Почему вилы, понятно. Озеро походит на старинные вилы - рогатину. Такими вилами я сам метал сено в этих лугах. А вот почему Спасские, не знаю... А вы знаете?
- Знаю.
Тот берег замолчал, и, если судить по взмахам удилища, там клевало или теребило насадку.
- ...Было это давным-давно. Тут на гриве ставил стога холостой парень из деревни Ананьино. Было ему года двадцать три - самая пора жениться. Сметал он стог, присел на колоду передохнуть, прислонил к ней вилы... Голос стлался по воде негромко, но очень отчетливо, я заслушался и позабыл про рыбалку. - ...А из-под колоды выползла Подколодная Змея и говорит: «Здравствуй, Иванушка! Как ты?» - А парень испугался. Во-первых, Змея. Во-вторых, говорит человеческим голосом. Но виду не подал и ответил: «Как я? Да ничего. Руки ноги целы... Голова тоже». - «Вот и хорошо! Я к тебе давно присматриваюсь. Возьми меня в жены!» - «Да ты что!» - «Ничего». - «Да нельзя этого делать! Ты - Змея Подколодная. А я - крестьянин». - «Ну и что?» - «Да характерами не сойдемся, если хочешь знать!» - «Ха-рак-те-ра-ми? Конечно, я всякая бываю. И ужалить сгоряча могу. Но женщины без капризов не бывают. Ты только согласись на мне жениться». - «А как мы к венцу пойдем? Нет такого попа, чтобы нас обвенчал»... - «Найду. Ты еще не знаешь, сколько у меня денег! Подкупим попа. Из болотных цветов сплету я себе подвенечное платье. Так то я красива, а в подвенечном платье буду первая в мире красавица! Правду я говорю, Иванушка». - Парню смолчать бы, да он не стерпел, проговорился:
«Покрасивее есть невесты!» - «Покрасивее? - удивилась Подколодная Змея. - Этого быть не может. Ты что-то перепутал, Иванушка. Я давно живу на свете и больно-то красивых не видывала»...
И видят оба: идет по лугам Марьюшка, невеста Ивана, и несет крынку с квасом, белым полотенцем обвязанную, чтобы квас был прохладный.
И крикнул Иван в простоте: «Да вот Марьюшка тебя красивее!» - «Это она-то красивее? Меня? Змеи Подколодной? Да у нее глаза синие, а у меня золотые! Ты ослеп, что ли, Иванушка? Сейчас я ее насмерть ужалю!»
И свернулась в клубок, чтобы прыгнуть на Марьюшку.
«Господи, благослови!» - сказал Иван и вилами ударил Змею по голове. А она обратилась в камень, и от этого камня одна вилина и сломалась. Вилы из рук Ивана выпали и обратились в озеро. Люди прозвали его Спасские вилы, потому что ими Иван спас Марьюшку, жену свою будущую, от смерти. Вы заметили, что одна вилина длинная, а другая короткая, словно сломанная?
- Заметил, - ответил я.
- Напротив короткой вилины долгое время камень лежал. Потом его увезли на мельницу, на жернов. Но мука из-под него пошла горькая, как полынь, и его сбросили в овраг...
Тот берег помолчал и спросил раздумчиво:
- Вы сколько щук поймали?
Три, - с некоторой гордостью ответил я. - А вы?
- Восемь.
- Щук-то я специально не ловил, - стал оправдываться я. - Не за ними я сюда пришел, а за плотвой. На плотву щуки и садились. А жилка у меня тонкая, японская, но, хвастаться не буду, очень прочная...
Я долго рассказывал подробности моей рыбалки и вдруг почувствовал, что меня не слушают; нет никого на том берегу, ушел мой собеседник, когда - я не заметил.
Я смотал удочки и, прежде чем уходить, обошел все озеро и никого не встретил. Вокруг изнемогали от жары некошеные цветы и травы, и мед и сукровица сочились по ним. Гудели шмели и пчелы, и гудеть им словно бы не хотелось, но надо, раз приспело рабочее время. Без всплесков, без морщин, без единого колыхания камышей лежало глубокое озеро и дышало влагой. Было слышно, как пахнут кувшинки, и болотный, сладостный, обволакивающий запах поминал о том, что нынче - вершина лета и впереди много красных дней.
