* * *
«Над младенцем, в сравнении с академиком, вы можете смеяться, потому что академик не плачет, не бьётся в истерике и не заливается в смехе до визга. У академика - всё его знание о мире, а у ребенка даже не три, не два, а один знак в распоряжении - голос, сам переходящий из экстатического в трагический тон.
Ребенок абсолютно ничего не знает о происхождении мира и о физико-химии тела. Но он своим тоном крика схватывает мир такими нищими бессильными средствами, так, как академик втайне, ночью хотел бы кричать о мире, но никакими средствами своей науки уже не может.
Поэзии и мысли потом уже хочется, но не всегда удаётся сохранить ту раннюю младенческую сырую экстатичность, счастливую или горестную, присутствия в мире, которую ребенок знает без знания и сознания со своего первого крика. - Потом поэзия и тот крик, который философия, будут снова и снова возвращаться к раннему сырому опыту мира и больше никуда.»
Владимир Бибихин
Ребенок абсолютно ничего не знает о происхождении мира и о физико-химии тела. Но он своим тоном крика схватывает мир такими нищими бессильными средствами, так, как академик втайне, ночью хотел бы кричать о мире, но никакими средствами своей науки уже не может.
Поэзии и мысли потом уже хочется, но не всегда удаётся сохранить ту раннюю младенческую сырую экстатичность, счастливую или горестную, присутствия в мире, которую ребенок знает без знания и сознания со своего первого крика. - Потом поэзия и тот крик, который философия, будут снова и снова возвращаться к раннему сырому опыту мира и больше никуда.»
Владимир Бибихин