«Не расстреливал несчастных по темницам…»
Мандельштаму сегодня исполнилось 120 лет. В память о нем хочу выложить не стихи (которые и так все вокруг выложат), а кусочек его прозы.
«Дошло до того, что в ремесле словесном я ценю только дикое мясо, только
сумасшедший нарост:
И до самой кости ранено
Все ущелье криком сокола -
вот что мне надо.
Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные
без разрешения. Первые - это мразь, вторые - ворованный воздух. Писателям,
которые пишут заранее разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их
палкой по голове и всех посадить за стол в Доме Герцена, поставив перед
каждым стакан полицейского чаю и дав каждому в руки анализ мочи Горнфельда.
Этим писателям я запретил бы вступать в брак и иметь детей. Как могут
они иметь детей - ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее
досказать - в то время как отцы запроданы рябому черту на три поколения
вперед.
Вот это литературная страничка. У меня нет рукописей, нет записных
книжек, архивов. У меня нет почерка, потому что я никогда не пишу. Я один в
России работаю с голосу, а вокруг густопсовая сволочь пишет. Какой я к черту
писатель! Пошли вон, дураки!
Зато карандашей у меня много и все краденые и разноцветные. Их можно
точить бритвочкой "жиллет".
Пластиночка бритвы жиллет с чуть зазубренным косеньким краем всегда
казалась мне одним из благороднейших изделий стальной промышленности.
Хорошая бритва жиллет режет как трава-осока, гнется, а не ломается в руке -
не то визитная карточка марсианина, не то записка от корректного черта с
просверленной дырочкой в середине.
Пластиночка бритвы жиллет - изделие мертвого треста, куда входят
пайщиками стаи американских и шведских волков».
Осип Мандельштам,
«Четвертая проза»
«Дошло до того, что в ремесле словесном я ценю только дикое мясо, только
сумасшедший нарост:
И до самой кости ранено
Все ущелье криком сокола -
вот что мне надо.
Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные
без разрешения. Первые - это мразь, вторые - ворованный воздух. Писателям,
которые пишут заранее разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их
палкой по голове и всех посадить за стол в Доме Герцена, поставив перед
каждым стакан полицейского чаю и дав каждому в руки анализ мочи Горнфельда.
Этим писателям я запретил бы вступать в брак и иметь детей. Как могут
они иметь детей - ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее
досказать - в то время как отцы запроданы рябому черту на три поколения
вперед.
Вот это литературная страничка. У меня нет рукописей, нет записных
книжек, архивов. У меня нет почерка, потому что я никогда не пишу. Я один в
России работаю с голосу, а вокруг густопсовая сволочь пишет. Какой я к черту
писатель! Пошли вон, дураки!
Зато карандашей у меня много и все краденые и разноцветные. Их можно
точить бритвочкой "жиллет".
Пластиночка бритвы жиллет с чуть зазубренным косеньким краем всегда
казалась мне одним из благороднейших изделий стальной промышленности.
Хорошая бритва жиллет режет как трава-осока, гнется, а не ломается в руке -
не то визитная карточка марсианина, не то записка от корректного черта с
просверленной дырочкой в середине.
Пластиночка бритвы жиллет - изделие мертвого треста, куда входят
пайщиками стаи американских и шведских волков».
Осип Мандельштам,
«Четвертая проза»