НАШЕ ВСЁ
Потрясающая история от режиссера Марины Разбежкиной, к Дню рождения Пушкина. На ловца и зверь бежит, а на режиссера - сюжет и персонаж.
* * *
...Нужен был дом с балконом и колоннами, тихий русский угол, провинциальная благодать.
Мы с художником стояли у такого и разговаривали о подробностях.
- То, что нужно, наконец, - радовалась я. - Вот только окна смотрят на дорогу, а у меня в сценарии написано "на озеро".
Документалиста во мне нельзя убить даже лопатой.
- На озеро, на озеро, - бормотал художник, - ну, если ты готова считать это озером, - он показал на небольшое болотце позади дома.
- А что же делать с балконом? Герой выходит на балкон, перед ним вода, простор, а здесь асфальт, копоть.
Я, конечно, все знала о монтаже, но хотела одним кадром: дом, балкон, герой, просторы.
- Какие проблемы, - забормотал художник, - повернем балкон в нужную сторону.
Рядом с нами все это время болталась и подслушивала небольшая деревенская девчонка.
На словах "повернем балкон" она вдруг заорала басом "мааама!"
Минут через пять появилась мама в спортивных штанах и огородной кофте, с пучком редиски в руках. Выглядела она монументально.
Мама молча показала на доску, прибитую к фасаду. "Здесь в таком-то году гостил Александр Сергеевич Пушкин. Дом охраняется государством".
"Где он только не гостил", - съязвил художник и ушел за дом, чтобы ознакомиться с его конструктивными возможностями.
- Вы же ничего не будете тут трогать? - умоляюще спросила женщина.
- Не будем, он пошутил. А вы кто?
- Я хранитель. Хотите в дом?
Внутри все было завалено строительным мусором.
- Вот его комната.
Мы подошли к приоткрытой двери.
- Не надо, не ходите сюда, - она загородила вход. - Ему не понравится.
- Кому ему?
- Пушкину.
Я посмотрела в окно. Художник вытащил рулетку и замерял дверь, выходящую на болото. Большая белая гусыня пыталась ущипнуть его за ногу, художник сражался, но рулетку не бросал.
Тихое безумие повисло в воздухе.
- Я несколько раз в день проверяю дом, - продолжала женщина. - Однажды я вышла ночью, в его комнате горел свет. Я решила, что кто-то забрался в дом и поднялась на второй этаж.
Она замолчала и посмотрела на меня.
- Я взяла нож, которым Серега, мой муж, режет свиней. Он так подрабатывает.
Я представила мою собеседницу ночью, с ножом в руке, в ночной рубахе, но не засмеялась, удержалась.
- Дверь в его комнату была приоткрыта. Я заглянула туда. Он сидел за столом и писал. Услышав скрип, Он, не оборачиваясь, крикнул "ах, оставьте меня, оставьте". Я, конечно, не пошла дальше. Он писал, а по дороге шли машины с керамзитового завода. Вот как сейчас "вжить-вжить".
Действительно, машины шли, и это "вжить-вжить" было слышно далеко.
- А как вы это объясняете, - глупо спросила я, - его появление?
- Он здесь всегда, - просто сказала она, и попросила, - уйдем, мы мешаем Ему.
Мы вышли. Художник уже закончил замеры, и отдыхал на "пушкинской" скамейке под "пушкинским" фонарем.
- Я утром вернулась сюда, - продолжила хранительница. - Его не было, но у дверей лежало перо, гусиное, заточенное.
- Где же оно? - спросила я, понимая, что безумие штука заразная.
- Я положила его в витрину в школьном музее. Приехали из города, комиссия, и стали надо мной смеяться. Я не отдала им перо, села жопой на витрину и не отдала.
Спасибо русскому языку. Её "жопа" вернула меня в реальность. По улице шли машины с керамзитового завода. Мальчишка дразнил гуся. Увидев женщину, бросился к ней.
- Сын! - гордо сказала хранительница. - Продолжение рода. Вы знаете, как я его назвала? Сашка! А муж у меня...
Я, конечно, запомнила, как звали мужа. И поняла, что эта история не про безумие, а про любовь. Про любовь, которую редко кто испытывает сегодня к хрестоматийному поэту. Выбрать себе для жизни мужа с именем Сергей, чтобы родить от него мальчика Сашу. Сложный путь, извилистый и очень русский.
(с) Марина Разбежкина
Картина - художника И.Шаймарданова
* * *
...Нужен был дом с балконом и колоннами, тихий русский угол, провинциальная благодать.
Мы с художником стояли у такого и разговаривали о подробностях.
- То, что нужно, наконец, - радовалась я. - Вот только окна смотрят на дорогу, а у меня в сценарии написано "на озеро".
Документалиста во мне нельзя убить даже лопатой.
- На озеро, на озеро, - бормотал художник, - ну, если ты готова считать это озером, - он показал на небольшое болотце позади дома.
- А что же делать с балконом? Герой выходит на балкон, перед ним вода, простор, а здесь асфальт, копоть.
Я, конечно, все знала о монтаже, но хотела одним кадром: дом, балкон, герой, просторы.
- Какие проблемы, - забормотал художник, - повернем балкон в нужную сторону.
Рядом с нами все это время болталась и подслушивала небольшая деревенская девчонка.
На словах "повернем балкон" она вдруг заорала басом "мааама!"
Минут через пять появилась мама в спортивных штанах и огородной кофте, с пучком редиски в руках. Выглядела она монументально.
Мама молча показала на доску, прибитую к фасаду. "Здесь в таком-то году гостил Александр Сергеевич Пушкин. Дом охраняется государством".
"Где он только не гостил", - съязвил художник и ушел за дом, чтобы ознакомиться с его конструктивными возможностями.
- Вы же ничего не будете тут трогать? - умоляюще спросила женщина.
- Не будем, он пошутил. А вы кто?
- Я хранитель. Хотите в дом?
Внутри все было завалено строительным мусором.
- Вот его комната.
Мы подошли к приоткрытой двери.
- Не надо, не ходите сюда, - она загородила вход. - Ему не понравится.
- Кому ему?
- Пушкину.
Я посмотрела в окно. Художник вытащил рулетку и замерял дверь, выходящую на болото. Большая белая гусыня пыталась ущипнуть его за ногу, художник сражался, но рулетку не бросал.
Тихое безумие повисло в воздухе.
- Я несколько раз в день проверяю дом, - продолжала женщина. - Однажды я вышла ночью, в его комнате горел свет. Я решила, что кто-то забрался в дом и поднялась на второй этаж.
Она замолчала и посмотрела на меня.
- Я взяла нож, которым Серега, мой муж, режет свиней. Он так подрабатывает.
Я представила мою собеседницу ночью, с ножом в руке, в ночной рубахе, но не засмеялась, удержалась.
- Дверь в его комнату была приоткрыта. Я заглянула туда. Он сидел за столом и писал. Услышав скрип, Он, не оборачиваясь, крикнул "ах, оставьте меня, оставьте". Я, конечно, не пошла дальше. Он писал, а по дороге шли машины с керамзитового завода. Вот как сейчас "вжить-вжить".
Действительно, машины шли, и это "вжить-вжить" было слышно далеко.
- А как вы это объясняете, - глупо спросила я, - его появление?
- Он здесь всегда, - просто сказала она, и попросила, - уйдем, мы мешаем Ему.
Мы вышли. Художник уже закончил замеры, и отдыхал на "пушкинской" скамейке под "пушкинским" фонарем.
- Я утром вернулась сюда, - продолжила хранительница. - Его не было, но у дверей лежало перо, гусиное, заточенное.
- Где же оно? - спросила я, понимая, что безумие штука заразная.
- Я положила его в витрину в школьном музее. Приехали из города, комиссия, и стали надо мной смеяться. Я не отдала им перо, села жопой на витрину и не отдала.
Спасибо русскому языку. Её "жопа" вернула меня в реальность. По улице шли машины с керамзитового завода. Мальчишка дразнил гуся. Увидев женщину, бросился к ней.
- Сын! - гордо сказала хранительница. - Продолжение рода. Вы знаете, как я его назвала? Сашка! А муж у меня...
Я, конечно, запомнила, как звали мужа. И поняла, что эта история не про безумие, а про любовь. Про любовь, которую редко кто испытывает сегодня к хрестоматийному поэту. Выбрать себе для жизни мужа с именем Сергей, чтобы родить от него мальчика Сашу. Сложный путь, извилистый и очень русский.
(с) Марина Разбежкина
Картина - художника И.Шаймарданова