Соломатина...
Таня, ты опять удивительным образом отгадала, или нет, просто рассказала некоторые мои чувства и мысли своими словами.
Как всегда, своевременно. О любви, мечтах, предательстве, поступках или слабости, чужих родных и близких незнакомых, о дружбе и справедливости - как у Высоцкого "и во веки веков, и все времена трус, предатель всегда презираем. Враг есть враг и война все равно есть война, и темница темна, и свобода одна, и всегда на нее уповаем... Чистоту, простоту мы у древних берем, саги, сказки из прошлого тащи. Потому что добро остается добром в прошлом, будущем, и настоящем." Почему-то именно эти строки вертятся в голове, когда читаешь "Вишневую смолу".
Она про жизнь. Без назидания и часто без прикрас. Настоящая. Сочно и образно.
Тебе как-то так удается строить фразы, что зацепившись за первую, я как будто ныряю с головой в книгу. И неважно - кто рассказчик. Главная героиня все равно я!
И я все хочу спросить, но очень боюсь - неужели это в некотором роде твое детство? Так правдиво, так безжалостно и без прикрас правдиво и знакомо, очень многим знакомо, что я как будто частично прожила какие-то эпизоды из себя маленькой...
Признаюсь откровенно, я плакала. Спасибо тебе. автограф дашь?
И в пятницу 15 февраля, в 17.30, я как штык с редкими неподписанными еще твоими книгами в "Молодой Гвардии". Скажи издателям, что друг-дилер категорически интересуется, не собирается ли автор записать эту книгу на диск? *в исполнении тебя любимой, конечно. Это будет очень круто, уверена.
В "Вишневой смоле" - я маленькая 5 летняя девочка жарким Одесским летом.
"Тебе что, редиски братику жалко?! Да этой редиски будет и будет - еще надоест!!"
И очень хочется скзать "Да! Жалко! Жалко мною посаженной редиски для несажавшего ее двоюродного братика!"
Во всяком случае, первой! Вот когда будет и будет - пусть ест на здоровье. А первой - самой первой! - редиски никогда уже больше не будет! Потому что самую первую, необыкновенную редиску, которой никогда-никогда уже больше не будет, сожрал твой мерзкий двоюродный брат. Ты что-то делаешь - и тебя же стыдят. Двоюродный брат не делает ничего - и его защищают. Вот это и есть несправедливая нелогичность, которой полон мир людей". (стр. 11)
"Почему же это те, кто умнее, всегда должны уступать? А если мой двоюродный брат меня убить захочет? Так я что, оттого что умнее, должна ему уступить - и пусть убивает? Тогда все умные вымрут и на свете останутся только те, кто глупее. Потому что умные от большого ума взяли да и уступили. Я дедушку спросила, должны ли умные уступать. И что же он ответил? Дедушка ответил, что не всегда!" (стр.16)
"Но ябедничать некрасиво. Примерно также, как предавать." (стр. 32)
В "Мотоцикле" - в свои 9-ть собираюсь в далеком будущем замуж за красавца Сашку Калеуша.
"Сашка Калеуш понятия не имеет, что женится он именно на мне. Поэтому заявление он собирается подавать с этой тощей несуразной Диночкой. Мужчины, если говорить о них серьезно, понятия не имеют, что такое любовь.(стр. 144)
"Очевидно, что общипанная курица Диночка нравилась Сашке Калеушу до безумия. Он в нее влюблен и даже собирается на ней жениться. И вот скажите мне, кто при таком раскладе должен учить...Диночку плавать? Ее почти жених Сашка Калеуш или девятилетняя сестрица Сашкиного друга, что вечно крутится у студентов под ногами? По-моему, ответ очевиден. Но веселому мажорному красавцу Сашке даже в голову не приходило учить Диночку плавать! Ну, сидит и сидит себе на подстилке." (стр. 172).
"..Тот же дедушка говорит, что Сашка и тут эгоист - и просто пускает пыль в глаза всей компании, торжественно преподнося Диночке новую юбку так, как будто он дворец ей купил. И что это очень легко и просто - купить тряпку на папины и мамины деньги, и что, вот, мой старший брат хот и дурак, но своей девице купил золотое кольцо с бриллиантом ан честно заработанные своим горбом на горбатом "Запорожце" и на курсовых. И сделал это тихо." (стр. 176)
В "Предательстве" - мне в свои 10-ть больно и стыдно, что я предала родного брата просто из глупого желания похвалиться и быть значительней, а еще раньше маму самим фактом своего рождения, и если б не я, она жила бы счастливее.*ее слова блядь Что делают с нами самые близкие и родные, как манипулируют и формируют мнимую вину на всю жизнь! Как мы беззащитны, пока маленькие...
"При чем здесь то, что нет уже не только маленьких сестричек и больших братьев, а есть совершенно чужие друг другу люди? Наверное, при том что я наконец умею жить рядом с самой собою, научилась никого не предавать даже из соображений чести и не выбираю ракурс, с которого моя червоточина казалась милой трещинкой. Не так уж и мало, если разобраться. И плевать, что на это ушло столько времени... Но достоевщина, если разобраться, живее всех живых. Так то мы всегда можем посплетничать о том, твари ли мы дрожащие, или право имеем." (стр. 261)
В "Квартирном вопросе" - уже почти взрослая, в свои 17-ть поняла, что квартирный вопрос испортил не только москвичей. Или просто проявил некоторых?
"Кажется, именно тогда, у дедушкиного трупа в дедушкином гробу, я решила, что меня будет только один ребенок. Потому что мне очень не хочется, чтобы мои дети ругались у моего гроба." (стр. 270).
"Тут и мама и тетя Оля еще раз правы - я бездушная, согласна В том смысле, который они вкладывают в слово "бездушная". Но когда умерли бабушка и дедушка, слово "бездушная" приобрело совсем другой смысл. Потому что с дедушкой и бабушкой умерла я сама. И мне снова приходилось рождаться. Рождаться в каких-то странных, бесчувственных, бездушных муках. И родилась уже другая я. С моей памятью, с моим опытом, с моими чувствами, с моими иллюзиями и фантазиями." (стр. 276)
"Я приходила на море поздно вечером, и слезы тихо катились по моему лицу. Я заходила в волну и плыла далеко-далеко. Мне не становилось легче,, но моему телу становилось тяжелее. А когда телу тяжело - ему плевать на то, есть у тебя душа или нет. Тело тупо хочет жить, и пока оно может выплыть - оно выплывает. ... И если телу нужны силы на то, чтобы выплыть и пойти - оно не будет расходовать свои телесные силы на бессмысленные слезы. И спасибо ему за это." ( стр.279).
"Потому что моей маме было "жалко ребенка". Ей всегда было жалко какого угодно постороннего ребенка. Только не меня, ее собственного родного ребенка. И спасибо ей за это. Потому что именно тогда же, вслед за решением иметь одного-единственного ребенка мне пришло в голову еще одно решение: ВСЕГДА И ВЕЗДЕ ЖАЛЕТЬ ПРЕЖДЕ ВСЕГО ТОЛЬКО СВОЕГО СОБСТВЕННОГО ОДНОГО-ЕДИНСТВЕННОГО РЕБЕНКА. И ТОЛЬКО ПОТОМ, НА СДАЧУ, - ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ" (стр. 281, курсив мой).
"И тут ко мне пришло решение номер три: мой один-единственный ребенок которого я буду жалеть прежде и сильнее всех остальных на свете детей НИКОГДА НЕ БУДЕТ МНЕ МЕШАТЬ. НИ В КАКОМ ВИДЕ. НИ МНЕ НИ МОЕЙ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ.(стр. 282 курсив мой).
"Ты хоть надорвись со своими 15-тью школами - и хоть бы кто заметил (хорошо хоть про "уроки сделала?" только в первом классе спрашивали, потом забыли). А этот только ел, ссал, срал, спал и гадюшничал. Все. ну, еще задыхался чтобы ему покупали все и сразу. Так он новогодний лоток обокрал, гангстер хренов. И даже в очередной раз не виноват оказался". (стр. 285).
"Моя мама так никогда и не узнала, каким был мой первый поцелуй. Она считала, что я давно целуюсь. А я не могла предать маму. Не могла ей рассказать тогда (потому что тогда она бы мне не поверила)." (стр. 302).
"Это была выдумка и эта выдумка была большей правдой, чем любая из правд. Потому что настоящей, справедливой и логичной правдой может быть только выдумка. Люба из правильных жизненных правд - не более чем протокол."(стр. 306)
"Таким задумывался этот мир. А я давным-давно успокоилась по поводу этих давным-давно имевших не одно место, совсем не одно время и отнюдь не одно действие событий.
Есть мы. Мы - плохие или хорошие - иногда исключительно по отношению к квартирному вопросу. Мы и, конечно же, наша память, будь она неладна! Потому что иногда, казалось бы, мелочь - обещали, но не сделали, казались родными - а оказались дураками, - а забыть невозможно, хоть до беспамятства коньяком упейся. " (стр. 312).
"А потом я вышла замуж в третий раз, и у меня появился мой один-единстенный муж, наш один-единственный ребенок и наш живой, теплый и уютный дом. Это может показаться парадоксальным, но единственное, о чем я прошу бога по форме и без, - чтобы это было навсегда... Мой третий муж потратил немало времени, ласки, нежности и, подозреваю, нервов и жизни, чтобы научить меня любить и выбить из меня своей безусловной, вселенской любовью всякую прочую дурь." (стр. 307).