Ars amandi - ars bellum
Я завидовала однажды. И лишь одной. Как апрелю март.
Все кидались в неё тузами, а она смеялась и выигрывала без карт.
Но кругом давно не art soul, а расчетливый body art,
Выпивка и бильярд.
А одна тут идёт, всё просто, и так чайки над ней кричат,
Что она-будущая начинает завидовать себе-настоящей уже сейчас,
Её мир совершенно немыслим в нашем «любовь на час»,
Где присутствуют и молчат.
На подушку - ладонь, на ладонь - ладонь, на ладонь - башку.
Ты сначала трясёшься и кровоточишь, и вообще навязываешься на жгут,
А потом лежишь, не пискнешь, не делаешь, чего ждут.
Только верёвки жгут.
А ты лежишь на смешении наций, на пересечении зим.
Человек такой бесстрашный, когда влюблённый, хоть болезненно уязвим.
Все мы, когда такое видим, смеёмся, травимся и язвим,
Мол, не бывать нам в такой грязи.
Sub specie aeternitatis все правы, чего тут ещё искать.
А вечность смотрит, как на придурков, и водит пальчиком у виска -
Мол, вас бы, дурные, выправить и за уши потаскать,
Так скажете же - тоска.
Да и вообще всё было и всё потёрто - идеи, манеры, слог,
Как избавились ранее от одежды - теперь пора уходить от слов,
Никто уже и не помнит, за что надо чтить отцов,
Наказывать подлецов.
А одна всё плутала, билась, вырвалась из лесов,
И внутри у неё всё горячее, как под солнцем ракушки и песок,
Только вот выпущена она на очень короткий срок.
Одно имя. Полгода. И сок.
(c) kelista
Все кидались в неё тузами, а она смеялась и выигрывала без карт.
Но кругом давно не art soul, а расчетливый body art,
Выпивка и бильярд.
А одна тут идёт, всё просто, и так чайки над ней кричат,
Что она-будущая начинает завидовать себе-настоящей уже сейчас,
Её мир совершенно немыслим в нашем «любовь на час»,
Где присутствуют и молчат.
На подушку - ладонь, на ладонь - ладонь, на ладонь - башку.
Ты сначала трясёшься и кровоточишь, и вообще навязываешься на жгут,
А потом лежишь, не пискнешь, не делаешь, чего ждут.
Только верёвки жгут.
А ты лежишь на смешении наций, на пересечении зим.
Человек такой бесстрашный, когда влюблённый, хоть болезненно уязвим.
Все мы, когда такое видим, смеёмся, травимся и язвим,
Мол, не бывать нам в такой грязи.
Sub specie aeternitatis все правы, чего тут ещё искать.
А вечность смотрит, как на придурков, и водит пальчиком у виска -
Мол, вас бы, дурные, выправить и за уши потаскать,
Так скажете же - тоска.
Да и вообще всё было и всё потёрто - идеи, манеры, слог,
Как избавились ранее от одежды - теперь пора уходить от слов,
Никто уже и не помнит, за что надо чтить отцов,
Наказывать подлецов.
А одна всё плутала, билась, вырвалась из лесов,
И внутри у неё всё горячее, как под солнцем ракушки и песок,
Только вот выпущена она на очень короткий срок.
Одно имя. Полгода. И сок.
(c) kelista